Александр Зиновьев - Смута
Предвижу негодование моих соотечественников-русофилов: мол, автор обрекает нас, русских, на отставание от Запада и примитивный жизненный уровень. Мол, мы, русские, не хуже немцев, французов, англичан и прочих западных народов! Мол, и мы заслуживаем не каким-то примитивным кирпичом быть прибитыми, а современными средствами. Вы правы, уважаемые соотечественники. Мы вполне заслужили то, чтобы нас не кирпичом по черепушке отправляли на тот свет, а на уровне западной культуры, т. е. с помощью пистолетов с глушителями и ножей с лезвиями, выскакивающими путем простого нажатия кнопки. Но я вас не обрекаю на вековую отсталость — это не в моих силах, если бы я даже захотел этого. Я предвижу как раз нечто противоположное: поскольку у нас в результате перестройки стал стремительно исчезать даже кирпич, русским преступникам невольно придется приобщаться к достижениям мировой культуры ограбления, калечения и убиения своих наконец-то свободных собратьев. Как говорится, нет худа без добра.
Прошло шесть с липшим лет перестройки. Что нового внесла она в проблему преступности? Не будучи специалистом в этой области, я предоставляю слово начальнику Царьградского Уголовного розыска товарищу Крюкову.
— Вклад перестройки в рост преступности очевиден, — сказал товарищ Крюков, — она выросла более чем вдвое. Что касается разоблачаемости преступлений, то тут отношение обратное: она сократилась вдвое сравнительно с застойными годами.
— Чем это объясняется? Тем, что снизилась квалификация милиции?
— Нет.
— Так чем же?
— Поясню примером.' Знаете магазин одежды на Дворянской (бывшей Ленинской) улице? Пари готов держать, что на следующей неделе его обчистят. Мы заранее знаем, кто и как это сделает. Знаем, где награбленное продаваться будет.
— Где?
— У частников, разумеется. А вот грабителей мы схватить не можем.
— Почему?! Сейчас же у нас перестройка! Гласность!
— Именно поэтому. В распоряжении грабителей лучшие адвокаты. На их стороне перестроечная пресса, которая считает, что деятельность преступного мира способствует переходу к рыночной экономике.
— А что Вы скажете о квалификации преступников? Выросла она сравнительно с застойным периодом?
— Нет. Преступления стали циничнее, наглее и примитивнее. И выполняются они так же плохо, как и все прочие виды деятельности, включая управление страной. До Запада нам далеко. Там экономическая эффективность преступлении намного выше, чем у нас, и качество исполнения выше. Что ни говори, Запад во всем есть Запад!
Следствие
Милиция быстро нашла преступников. Ими, как и следовало ожидать, оказались досрочно освобожденные уголовники, оставленные на работу в Атоме. Преступники были напуганы, — за такое преступление им грозила высшая мера наказания, т. е. расстрел. Спасая свою шкуру, они заявили, что их на это преступление надоумили некие переодетые консерваторы, якобы поносившие Горбачева, Ельцина и всех прочих перестройщиков и призывавшие к расправе над ними. Имя Маоцзедуньки при этом упоминалось в первую очередь. Сохранить в тайне такое было в принципе невозможно. Слухи о заговоре консерваторов против перестройщиков оттеснили на задний план все остальные. Газеты поддались общему настроению и напечатали достоверное сообщение об обстоятельствах гибели Маоцзедуньки. В Москву она поехала на совещание областных руководителей. Поехала поездом, так как ее якобы мутило в самолете. Но злые языки утверждали, что причина ее неприязни к самолету иная: ее задница не помещалась в самолетное сиденье. По возвращении из Москвы ее не встретили из-за халатности ее шофера: подрабатывая налево, он выпил лишнего с пассажиром и свалился в кювет. Есть предположение, будто авария была подстроена, будто шофер находился под действием наркотика, будто пассажир, охмурив шофера, скрылся. В прессе были высказаны все логически мыслимые гипотезы, кроме одной, а именно — кроме той, что это могло быть самое заурядное убийство с целью ограбления. Общее сумасшествие исключало здравый смысл как нечто ненормальное.
Из Москвы в Царьград была послана комиссия в составе народного депутата Рябова, следователя Соколова и психиатра Воробьева.
Особая комиссия
Рябов начал свою карьеру в качестве сотрудника Института Америки. После защиты кандидатской диссертации перешел на работу в КГБ, в идеологический отдел. Зарекомендовал себя там как дельный работник, стал одним из близких советников Андропова по борьбе с диссидентским движением. Когда Андропов стал Генсеком, Рябов вернулся в Институт Америки, защитил докторскую диссертацию, был избран в члены-корреспонденты Академии наук, стал регулярно ездить на Запад с целями, которые ни для кого не были секретом. Секретом оставались лишь пустяки, а именно — связи Рябова с секретными службами Запада и счета в банках Швейцарии, США и ФРГ. При Горбачеве Рябов немедленно превратился в яростного перестройщика, приняв позу жертвы брежневизма, какую приняли тогда все перестройщики. Зверства брежневизма по отношению к Рябову выразились в том, что его провалили на выборах в действительные члены Академии наук и склонили его кандидатуру на пост посла в США. Как борец за демократию Рябов был избран в народные депутаты и стал одним из советников Горбачева. Большую часть времени Рябов проводил за границей. В Москву наезжал изредка, чтобы оставить тут приобретенные на Западе ценные вещи, опубликовать серию статей о том, как хорошо жить на Западе и как плохо в Советском Союзе, и пронюхать обстановку в правящих кругах с целью опубликовать на Западе серию статей о том, как плохо жить в Советском Союзе и как хорошо на Западе. Иногда Рябов в шутку признавался, что он представитель пятой колонны Запада в Советском Союзе. Но эту шутку его знакомые, сплошь разделявшие пораженческие и антисоветские взгляды, поощряемые свыше, воспринимали вполне серьезно. Они сами мечтали о счетах в западных банках и о роскошной жизни на лучших курортах мира. Они, в конце концов, выстрадали и заслужили это!
На этот раз завистники Рябова подложили ему свинью: предложили послать в Царьград именно его как способного объективно и на высоком уровне понимания разобраться в весьма скользкой ситуации убийства Елкиной. И вот вместо солнечной Ниццы, где он должен был выступать с докладом о неизбежности распада советской империи, ему пришлось лететь в грязный, вонючий и серый Царьград.
Как человек практичный и умеющий извлекать пользу из любого положения Рябов решил не терять времени даром. Уже в Москве он начал обдумывать статью об оживлении терроризма в Советском Союзе, предвкушая сенсацию, какую эта статья произведет на Западе. И тогда к премиям, которые Рябов уже получил на Западе за свои смелые (как писали в западных газетах) статьи, он присоединит новую, самую почетную за публицистику. Ему намекали на это ответственные лица. При условии, конечно, если он и впредь будет проповедовать необходимость ликвидации советской империи и перехода России на путь западнизации.
Соколов и Воробьев в брежневские годы имели в кругах диссидентов дурную репутацию. Но в годы перестройки они нисколько не пострадали. Даже наоборот, они стали печатать статьи с разоблачениями сталинских и брежневских методов расправы с инакомыслящими, заработав тем самым репутацию борцов за справедливость и демократию. Именно поэтому их выбрали в помощь царьградским органам. В самолете москвичи беседовали на тему о терроризме в духе перестройки, т. е. с циничной откровенностью.
Откровенный разговор
— История нашего общества началась с террористического акта, — сказал Соколов. — Я имею в виду покушение эсерки Каплан на самого Ленина. И убийством Кирова Сталин лишь воспользовался, а не организовал его. Конечно, он убрал бы Кирова так или иначе. Но ему подвернулся удобный случай, и он его не упустил. А случай этот в основе был все-таки террористическим актом снизу. И лейтенант Ильин хотел стрелять не в космонавта (зачем это ему?!), а в самого Брежнева. У нас фактическое положение с такого рода преступлениями тщательно скрывалось или искажалось. Ильин был объявлен сумасшедшим. Точно так же сумасшедшим был объявлен человек, пытавшийся взорвать Мавзолей Ленина. Имя этого человека вообще скрыли от населения. В 1975 году произошло восстание на одном из кораблей Балтийского флота. Участников восстания расстреляли как обыкновенных предателей, не дав им возможности объяснить мотивы их поступка. Эти случаи хоть как-то стали известны. А сколько их осталось скрытых!
— Допускаете ли Вы, что случай в Царьграде окажется террористическим актом, — спросил Воробьев Соколова.
— Вполне, — сказал Соколов. — Особенно теперь. Вспомните покушение Шмонова на Горбачева.
