Марк Поповский - Русские мужики рассказывают
Как человек не совсем еще привыкший к беззакониям нового режима, Ярков, естественно, возопил: "За что?!" Выдвинутые следователем несвязанные между собой и недоказанные обвинения казались выдумкой неумного шутника. "Проявлял антисоветские настроения" - откуда это видно? В чем эти настроения выражались? Чины ОГПУ не задумывались над аргументацией, а просто готовили толстовцу тюремный срок. Обвиняли Яркова также в хранении антисоветской литературы (при обыске у него нашли старую вырезку из газеты "Известия" со статьей Бухарина о русском философе-эмигранте Бердяеве). Но главное обвинение состояло в том, что анархотолстовец Ярков вел антивоенную пропаганду. По поводу этого обвинения, предъявленного ему к столетнему юбилею Льва Николаевича Толстого, Ярков писал впоследствии:
"...И вот бывает же в жизни такая ирония судьбы! В 1915-1916 годах во время скитания по гауптвахтам Москвы, я действительно вел среди солдат то самое, что условно можно назвать антимилитаристской пропагандой, то есть читал им многие из рассказов Л.Н.Толстого, в том числе столь известную "Сказку об Иване-дураке...", которая солдатам очень нравилась. Когда в дни Мировой войны я в самом деле вел антимилитаристскую агитацию, тогда меня никто не думал ни обвинять, ни преследовать за это... Но вот в 1928 году, когда я и в мыслях не держал, чтобы вести какую-нибудь пропаганду, мне неожиданно было предъявлено именно это обвинение. Получилось, что пропаганду вел я в 1915 году, а "зарплату" за нее получал уже при советской власти... Советская власть в лице ОГПУ "расквиталась" со мной за "преступления" против царского режима!"
Первый в советское время арест окончился для толстовца Яркова сравнительно благопо-лучно. Он получил три года административной высылки из Самары вместе с семьей. Третий по счету арест произошел через тринадцать лет, летом 1941-го. И снова по той же причине. Илье Петровичу шел уже пятьдесят первый год, когда он получил из военкомата повестку о призыве в армию. Он надеялся, что в таком возрасте его уже не заставят становиться в строй. Полагал, что в крайнем случае назначат в саперный или строительный батальон. "И если бы все произошло именно так, - пишет он в своих воспоминаниях, - я молча взял бы в руки лопату и стал копать, будь то окоп, полотно для прокладки железнодорожных путей или что иное". Но на вопрос, где ему придется служить, чиновник военкомата бросил пожилому призывнику: "Не ваше дело!" Между тем, дело это было для Ильи Петровича кровным. И, не дожидаясь отправки в часть, он написал военкому заявление, в котором указал, что никогда, ни при каких обстояте-льствах и условиях а) не встанет в строй, б) не наденет военного обмундирования, в) не возьмет в руки оружия и г) не станет учиться убийству себе подобных. "Если же военные люди, писал он далее, - смогут или захотят использовать меня для целей войны помимо этих четырех поставленных мною условий, то я готов принять посильное [участие] в войне". (И.П.Ярков. "Моя жизнь". Машинописная копия. Книга писалась с конца 50-х до начала 60-х годов.)
Военные люди условий толстовца Яркова не приняли. Началась череда допросов. Следо-вателем его оказалась женщина, некая Яблокова. Яркое вспоминает: "Когда в ходе следствия встал вопрос о том, под чьим влиянием я нахожусь, отказываясь в столь категорической форме служить в армии и "защищать родину", я назвал двух людей, которые (один раньше, другой много позже) оказали на мое духовное развитие неотразимое и мощное влияние. Это были Лев Толстой и Махатма Ганди. О Толстом Яблокова, конечно, краем уха что-то слыхала (хотя бы по статьям Ленина), что он-де был "непротивленец", "хлюпик" и прочее в том же роде. Но имя Ганди поставило ее в тупик. Имя это она слышала из моих уст впервые, и тут же пренаивнейшим образом спросила: "А это кто такой?" Пришлось Объяснять ей, кто такой Ганди, в чем его учение, какую борьбу ведут под его руководством индусы за освобождение страны от английского гнета и в какой степени его взгляды близки и родственны взглядам Толстого". (И.П.Ярков. "Моя жизнь".)
Среди восемнадцати пунктов статьи 193 Уголовного кодекса РСФСР, по которым человек может быть расстрелян зa отказ от военной службы, пункт 13 был предназначен для преследо-вания тех, кто отказывался брать в руки оружие по религиозным убеждениям. По тринадцатому пункту Яркова и приговорили. Вот он, этот приговор, один из тех, по которым во время Второй мировой войны были расстреляны тысячи толстовцев, баптистов, духоборов, молокан, суббот-ников и других внецерковных христиан, не пожелавших взять в руки убийственное оружие.
ПРИГОВОР № 1224
Именем Союза Советских Социалистических Республик.
1941 года, декабря 18 дня, военный трибунал Куйбышевского гарнизона в закрытом судебном заседании в гор. Куйбышеве, в составе: Председательствующего - младшего военюриста Никулина и членов: Артемьева и Трифонова, при секретаре Назарове, без участия свидетелей обвинения и защиты, рассмотрел дело по обвинению Яркова Ильи Петровича, рождения 1892 года, уроженца города Свердловска, русского, гражданина СССР, беспартийного, по положению служащего, с неполным средним образованием, женатого, несудимого, - в преступлении, предусмотренном статьей 193-13 У К РСФСР.
Материалами дела и судебным следствием установлено: подсудимый Ярков 3 ноября 1941 года Молотовским райвоенкоматом гор. Куйбышева был мобилизован в Красную армию и зачислен в команду для отправления в часть. После объявления Яркову о зачислении его в часть, он подал письменное заявление в военкомат о том, что он отказывается служить в Красной армии по своим религиозным убеждениям и ни при каких обстоятельствах не возьмет в руки оружие.
На основании изложенного военный трибунал признал Яркова виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 193-13 УК РСФСР, а потому, руководствуясь ст.ст. 919 и 320 УПК
приговорил:
Яркова Илью Петровича на основании ст. 193-13 с санкцией ст. 193-2 п. 1 УК РСФСР, подвергнуть высшей мере наказания - расстрелять, без конфискации имущества за отсутствием такового.
Приговор может быть обжалован в кассационном порядке в Военную коллегию Верховного суда СССР через военный трибунал Куйбышевского гарнизона в течение 72 часов с момента вручения осужденному копии приговора.
Копия верна: судебный секретарь Назаров.
Печать: "Военный трибунал Куйбышевского гарнизона".
После объявления приговора Яркова под усиленной охраной повезли в тюрьму и вместе с шестью другими приговоренными к расстрелу поместили в камеру смертников. В своей неопубликованной книге Илья Петрович подробно описывает быт смертников, их разговоры, надежды, страхи. Среди других обстоятельств запомнились ему подробности подачи кассаци-онной жалобы. Выданного из канцелярии тюрьмы крошечного лоскута бумаги смертнику не хватило. Чтобы подробнее обосновать свое право на жизнь, он попросил второй листок. Эта просьба вызвала ропот и ворчание у канцеляристов: "Бумаги и так не хватает, а тут еще ты со своими кассациями".
Листок в конце концов выдали. Размышляя о той давней своей жалобе, Ярков пишет:
"...Вернее всего, следовало бы от жалобы отказаться. Почему? Да, как говорил в свое время Л.Н.Толстой, для того, "чтобы своим обращением к высшей власти не выразить признания права на насилие тех людей, которые совершили его...". (Л. Толстой. Юбилейное собр. соч., т. 37, стр.77. "По поводу заключения В. А. Молочникова".) То, что я принял участие в писании "кассации", было с моей стороны проявлением слабости, быть может непростительной... Не будучи никогда прежде в подобном положении, я был достаточно наивен и прост, полагая, что приведение приговора в исполнение произойдет тотчас после того, как истекут отпущенные нам по приговору семьдесят два "льготных" часа. Умирать так рано мне почему-то не хотелось".
Как мы уже знаем, Илья Ярков не был первым толстовцем, приговоренным к расстрелу за нежелание служить в большевистской армии. Выше было рассказано о массовых расстрелах крестьян-толстовцев в 1918-1919 годах. (См. главу "Золотой век. Большевики и толстовцы во время Гражданской войны. (1918-1922)". То были убийства по существу без суда и следствия, по прямому приказу местных партийных органов. В 20-х годах начались суды над "непротивленца-ми". Из книги Бориса Мазурина мы узнаем также о судебных расправах такого рода над юношами-толстовцами в 1934-1939 годах. Молодым коммунарам, не желающим итти в армию, по суду давали от 4-х до 5-и лет лагерей. Но после начала войны с Финляндией и Польшей, после похода на Бессарабию и Прибалтику Сталин в своих имперских устремлениях уже не желал слышать никаких резонов: так называемые "военные преступления" стали считаться крайне опасными и наказывали за них со всей возможной жестокостью. А когда началась война с Германией, всякий, кто отказывался "защищать родину", шел под расстрел. Только такого конца и мог ожидать толстовец Ярков, сидя в январе 1942 года в камере смертников Кряжской тюрьмы. Сорок два дня и сорок две ночи провел он в ожидании смерти. Он пишет:
