И время остановилось - Кларисса Сабар
Солдат снова щелкнул каблуками и удалился, оставив Аурелию и ее отца в полной растерянности.
* * *
Следующие часы прошли в полнейшей неразберихе. Большинство членов городского совета еще не вернулись с фронта, поэтому Леандру, назначенному мэром, пришлось взять на себя управление городом.
Он узнал, что ожесточенный бой продолжался до середины ночи. Бомбардировка оказалась не такой масштабной, как ожидалось, но осколки снарядов задели крепостную стену донжона и саму башню, а также старый церковный колокол, убили двух горожан и частично разрушили один дом. Алжирские стрелки и немецкие солдаты в конце сражения перешли в рукопашную, и город, обложенный со всех сторон, вынужден был капитулировать, несмотря на всю доблесть, проявленную его защитниками. Враг вошел в городские кварталы ранним утром 22 июня.
Как новый мэр Леандр столкнулся с необходимостью размещать немцев в пустующих домах городка, а здание на рыночной площади было превращено в лазарет. Объявление перемирия повлекло за собой беспорядки. Началась стрельба, солдаты вермахта вынудили кюре звонить во все колокола, однако их начальство, не желавшее нагнетать обстановку, категорически запретило подобные действия. Следующую неделю жители Шатийона прожили в страхе из-за череды все новых ограничительных предписаний. Был объявлен комендантский час с девяти вечера до шести утра, огнестрельное оружие подлежало конфискации. Любое неповиновение или попытка саботажа карались санкциями вплоть до смертной казни. Кроме того, победители реквизировали огромное количество зерна, сена, соломы, фуража, дров, домашней птицы и даже шоколада. В Ла-Шемольер Марселине пришлось заколоть свинью для солдат, разместившихся в соседнем доме.
– Проклятые фрицы! – пробурчала она, когда Леандр попросил ее не слишком возмущаться. – Они так всю кровь из нас выпьют.
Однако она получила девятьсот франков в качестве компенсации, а Аннетт солдаты угостили конфетами.
Аурелия больше не решалась гулять по берегу реки. Да и отец строго-настрого запретил ей это, опасаясь непристойного поведения солдат, хотя тем и был дан приказ уважительно относиться к местному населению. Сама девушка скорее боялась не сдержать гнева, столкнувшись с «серо-зелеными», как их прозвали, в том самом месте, которое служило приютом их с Антуаном любви. Сама мысль, что их сапоги будут топтать нежную траву ее тайного сада, выворачивала ей душу, и она металась, словно львица в клетке, ожидая, пока страсти улягутся. Два или три раза ей снились жуткие кошмары, в которых нацисты расстреливали Антуана на ее глазах. Однажды ночью она даже проснулась, выкрикивая его имя, так что на следующее утро отец спросил ее, кто такой Антуан.
– Я… я не знаю, – залепетала она, застигнутая врасплох.
Мари пришла ей на выручку, на ходу придумав объяснение:
– Аурелия целыми днями читает, не удивлюсь, если это герой какого-то из ее романов.
– Да, точно, – Аурелия сделала вид, что припоминает, о чем речь. – Я же недавно читала «Семью Тибо»[32], там так зовут одного из братьев. Понятия не имею, почему он мне приснился, так глупо все в голове смешалось!
Леандр скептически взглянул на нее, но не стал продолжать расспросы. Ему и без того забот хватало.
Так прошли семь долгих дней. Наконец было установлено, что по условиям перемирия департамент относится к свободной зоне, и в ночь на 30 июня немцы покинули Шатийон, оставив за собой усталых и неоднозначно настроенных по отношению к ним жителей.
21
Октябрь 1940 г.
Аурелия встала на рассвете и бесшумно скользнула в ванную комнату, чтобы почистить зубы и одеться. Ее передернуло при виде июльского номера журнала Signal[33], который там оставил Луи. Впечатленный обложкой с надписью «Париж сдается» и изображением двух нацистских самолетов над Эйфелевой башней, мальчик частенько листал его со смесью ужаса и восторга, не понимая, что эта картинка – фотомонтаж, созданный в пропагандистских целях.
Давно пора выбросить эту дрянь! Аурелия нагнулась, подняла журнал и продолжила собираться. Вняв совету Мари одеться поскромнее, она выбрала бежевую блузку, юбку в мелкую черную клетку и темно-синий кардиган, дополнив наряд ботинками на небольшом каблуке. Соорудила на голове пучок, но поняла, что эта прическа придает ей слишком строгий вид. Снова распустив волосы, она взяла несколько заколок, чтобы закрепить непослушные пряди и оставить открытым лицо. Руки дрожали так, что ей пришлось несколько раз все переделывать, прежде чем она добилась желаемого результата.
– Ты уже встала? Экая ранняя пташка.
Аурелия обернулась, услышав голос Мари. Сестра с нежностью смотрела на нее, стоя на пороге ванной в домашнем халате.
– Не могла больше спать. Скажи, я нормально выгляжу?
– Ты изумительна.
Аурелия скорчила недоверчивую гримасу.
– Нет, это ты изумительна. А я рядом с тобой выгляжу неуклюжим подростком. Разве я смогу завоевать хоть какой-то авторитет?
– Не говори глупостей. Если бы я сомневалась в твоих способностях, то не предложила бы тебе это место. Идем выпьем цикория, папа раздобыл свежего хлеба и масла, надо ловить момент!
Расправив плечи, чтобы выглядеть увереннее, Аурелия прошла за сестрой на кухню. Она не знала, что ждет ее в первый рабочий день, и потому нервничала. Тем не менее, когда два месяца назад Мари спросила, не хочет ли сестра два раза в неделю вести уроки пения и поэзии, Аурелия согласилась не раздумывая. Лето прошло в тягостном оцепенении, округу накрыла удушающая жара, принесшая с собой дурные новости: в конце июля, когда ученики сдавали выпускные экзамены, перенесенные из-за июньских боев, Мари получила наконец открытку от Готье. Он сообщал, что попал в плен в середине мая, когда вел военную колонну в Уазу. Его отправили в Германию, и с тех пор он находился в лагере в Луккенвальде, к югу от Берлина, где вместе с другими пленными работал на лесопилке. Готье ничего не писал о том, в каких условиях их содержат, но просил Мари прислать посылку, поскольку ему нужны одеяла и теплая одежда на зиму. Хотя все были рады узнать, что он жив, для Мари это известие стало серьезным ударом – она поняла, что еще не скоро увидит мужа. Марселина на ферме получила похожее письмо: ее Нестор был ранен и задержан в Лотарингии, а затем, едва нога зажила, его отправили батрачить на баварских землевладельцев.
– Даже не знаю, как мы справимся без наших мужчин! – жаловалась арендаторша. – Урожай этого года, считай, пропал, собирать его некому. И Маршал, конечно же, ничем нам не поможет, чтоб его!
Пытаясь хоть как-то приободрить обеих женщин, Аурелия заверила их, что они смогут быть такими же сильными, как мужчины.
– Вспомните женщин во время войны 1914 года! Они никогда не сдавались!
Марселина тщательно утерла слезы и пробормотала извиняющимся тоном:
– Вы правы, мадемуазель Аурелия. Нет у нас права жаловаться, когда многие страдают куда больше нашего. Как хорошо, что вы такая мужественная!
Вот тогда-то Мари и пришла в голову мысль привлечь младшую сестру к преподаванию художественных дисциплин в школе, что позволило бы им с Жюльеном сосредоточиться на основных предметах. В стране катастрофически не хватало учителей, так что окружная инспекция по вопросам образования не стала возражать.
Аурелия, найдя себе достойное занятие, не скрывала радости. Однако теперь, перед самым началом учебного года, она испытывала серьезные опасения, и тот факт, что Изабель Тардье с детьми вернулись в городок после многомесячного пребывания в Виши, лишь усугубляло эти страхи. Частных преподавателей больше не было, поэтому семейство оказалось вынуждено записать свою дочь Элизабет в начальную школу. И от этого явно не приходилось ждать ничего хорошего! По просьбе Леандра Аристид Тардье нашел на своем кожевенном заводе работу для Томаса, который после рождения в августе ребенка – прелестной девочки, названной Викторией, – решил остаться в Шатийоне, пока Соледад не наберется сил и малышка не окрепнет. Тардье слыл хорошим хозяином, но не было сомнений, что его жена с ее великосветскими замашками при случае заставит их почувствовать себя обязанными. Но если Аурелии не придется каждый вечер беседовать с мамашей Тардье, а ее старший сын Шарль больше не будет пытаться с ней флиртовать,
