Последняя гроза - Елена Николаевна Ронина
– Очнулся, хорошо, сейчас доктора позову.
В глазах все поплыло, картинка смазалась, и он провалился в темноту. Периодически из темноты всплывали образы, ему казалось, что он смотрит фильм или спит и видит сны, слишком яркие, слишком красочные, до рези в глазах. Вот он летит на огромной скорости по ночной Москве. Грохот дискотеки. Открывают бутылки пива, пьют из горлышка. Кто-то капает в бутылку пива что-то из мензурки. Опять грохот музыки, и опять они едут по Москве. Мост. Шум тормозов и пустота.
Виктор уже не знал, от чего ему хуже, от чего хочет побыстрее избавиться? От дикой боли, которая тут же пронзала все тело, как только он открывал глаза, или от одного и того же кошмара, который заканчивался на мосту визгом тормозов? Что было дальше? Кто был в машине? Почему он лежит без движения?
В какой-то момент кошмары отпустили, тупая боль осталась, он мог различать лица. Вот мать, отец, Марта. Из друзей никого. И Валька все не приходил. И опять медсестра. Отец с озабоченным лицом, мать вечно заплаканная. Перепуганная Марта. Сколько все это продолжалось, он точно не мог определить.
Восстановление шло медленно. Бесконечные уколы, капельницы, потом подключились врачи-реабилитологи. Токи, массажи, лечебная физкультура. И боль, боль, постоянная боль, которая изводила, отупляла, выносила мозг. За этой болью он долго не мог осознать главного, что он не чувствует ног.
Каждый день забегал кто-то из семьи. Чаще всех, понятное дело, Марта. Она приходила как на работу к 9:30, проверяла, все ли в порядке, как умылся, как побрился. Если нужно было, то включалась в работу. Тот стыд, который испытывает лежачий больной, это отдельная тема. Но выбора нет, нужно как-то существовать дальше. Марту стеснялся меньше всего, ей доверял, она всегда была ближе всех.
Тогда понял. Дурак. Какой же дурак. Последние годы он практически с Мартой перестал общаться, кидал что-то сквозь зубы, если она заходила в его спальню, сбрасывал звонок, не перезванивал. По большому счету, он себя вел так со всеми. Жизнь все и всех расставила по местам. Где они – те, которым отвечал всегда, несся по первому зову? А Марта – вот она, рядом.
Дед не приходил, даже приветы не передавал. И это Витя тогда тоже понял. Наказывал. Слава богу, никто из пассажиров в машине не пострадал. Машина вдребезги. Да и, судя по всему, жизнь его тоже туда же.
Встречи с дедом Витя боялся. Знал, что тот в курсе лечения, держит ситуацию под контролем. Почему тогда его нет рядом? Ладно Валька, тот далеко, в своих Парижах. Хотя брат же. Он бы на его месте все бы бросил и прилетел. Не было ни брата, которого очень ждал, ни деда, которого до животного ужаса боялся. Так боялся, что при мысли о встрече с ним даже боль отступала.
Окончательный вердикт озвучил врач в присутствии отца. Тогда он впервые ощутил предательство матери. Стало быть, решила, что не хочет присутствовать. Валька что – пацан. Страшно ему. Не прилетел – и не надо, смалодушничал. Но мать? Она точно должна была быть рядом.
Витя тогда почувствовал себя ребенком. Слабым, беззащитным, захотелось уткнуться в плечо и долго рыдать навзрыд. Как же так? Этого просто не может быть.
Но тогда только и повторял:
– Как так-то?
Отец только твердил:
– Ты, Витька, не сдавайся, мы все исправим. Вот увидишь.
– Это можно исправить? – Витя повернул голову к доктору.
– Ты, парень, – мужик и должен знать правду. Нельзя исправить. Но жить можно и так. И жить нормальной, активной жизнью.
Дед пришел на следующий день. Виктор уже четко осознал все, что с ним произошло, но до конца еще поверить не мог. Не хотел.
Были ли они с дедом друзьями? Никогда. Хотя дед их воспитанием с братом занимался. Это был его собственный метод, который он считал единственно правильным. Пустые разговоры пользы не приносят. Мы занимаемся не болтовней, а делом.
Им было по пять и семь лет, когда он пригласил в дом, как он сказал, экспертов, чтобы выяснить наклонности мальчишек. Так называемая комиссия с ними играла, разговаривала, расспрашивала, чтобы выявить таланты и наклонности. Как потом выяснилось, нужно было обязательно выявить наклонности к точным наукам. Все, что касалось пения и рисования, деда не волновало. Только математика и другое нечто подобное. Ну еще книжки нужно читать. Для общего развития. Но не очень чтобы обязательно.
Комиссия способности у мальчуганов нашла. А неужели есть дети без способностей? И дед тут же определил их в школу с математическим уклоном, домой приходили дополнительные учителя, и путь их был предопределен.
Мать, как он помнил, пыталась вмешаться в процесс. Рассказывала своему отцу, что это, вообще-то, ее дети, призывала в свидетели мужа, тот мычал что-то невнятное, дед только посмеивался и гнул свою линию.
Это уже потом, когда у него появилось время для чтения книг и он увлекся философией и исторической литературой, стал всем навешивать ярлыки. Дед – тиран и монстр, который практически играл роль королевы-матери. Главное что? Отобрать наследника! Никуда не годные родители все равно ничего путного не сделают.
Мать тогда боролась, ругалась, но в итоге сдалась и занялась собой. А отец и с самого начала был не против.
Валька был ведомым и тихим. Математикой увлекся сам, играл в шахматы, а в свободное время решал олимпиадные задачи.
Виктору точные науки давались слишком легко, было время для бунта. Лет в пятнадцать он понял, что им манипулируют, а жизнь проходит мимо. Школа была элитной, учились в ней не только гении, но еще и те, чьи богатые папы хотели видеть своих детей гениями. Или банально готовили их к отъезду. Например к Оксфорду. Но тут уж как получится. Все, кто был не гением, сорили деньгами. Да, они покупали Витю. В больнице у него было время подумать, кто есть кто и среди какого мусора он застрял в последние годы.
Дед вошел в палату и сначала долго смотрел на внука, потом подошел, пожал руку, пододвинул стул к кровати и попросил выйти медсестру. Как всегда, начал безо всяких преамбул:
– Ты наказал себя сам.
– Спасибо за поддержку.
– Поддерживаю как умею. Никто, кроме тебя, не виноват в этой аварии. Слава богу, те, кто был с тобой, остались живы.
