Ко мне приходил ангел - Александр Селих
— Спасибо мужик, давай удачи.
— И тебе удачи.
И я пошел в сторону рынка, где и останавливался восьмой автобус. Рынок был огромный, с торговым комплексом в два этажа, с километрами открытых прилавков. Роскошный был рынок, дух мшелоимства витал вокруг. Руки зачесались, слюноотделение началось. Так давно я не был на рынках, в магазинах, что вспомнились, тысячи очень нужных вещей, без которых я вообще не понятно, как жил раньше, и чем дальше я заходил в недра рынка, тем сильней был соблазн начать скупать все подряд. Ну надо же, какой соблазн, ну никогда не думал, что такая страстишка, прям чесотка. Как при чесотке, чем больше чешешься, тем больше хочется чесаться дальше. Вон еще вешалку надо, а то телогрейки на гвоздях плохо висят.
Бедные домохозяйки, это же чокнуться можно, вот так каждый день по магазинам-рынкам шариться, это же расслоение мозга начнется. Надо собраться, надо взять себя в руки и бежать в сторону вокзала. Надо в сторону вокзала, а пошел в сторону торгового комплекса. И прибалдел. Чистота, в холле фонтан, кафешки, мясные ряды чистые, продавцы в белых халатах, вот тебе и уездный город, вот тебе и рынок. Захотелось сразу мяса, жаренного, с картошкой, но в мои планы оно не входило, да и дороговато все-таки в городе, у нас в деревне подешевле, да и глупо из города везти то, что можно у себя купить дешевле, да и свежее, да и что-то не идет нынче мясо в моем рационе. Раньше без пары отбивных не спалось.
Раньше, раньше, раньше я завтракал кофе и сигаретой, обедал сигаретой и кофе, а вот ужинал раза три, и напоследок, это уже когда за полночь переваливало, надо было мяса кусок сожрать. Теперь как-то все перевернулось, все вообще перевернулось, кофе не лез. Так думал, в кайф, в столице хорошего кофейку… и кофеек был хорош, но кайф какой-то не тот, видать, отвык. Много от чего отвык, от сигарет вот только никак. А надо бы и курить бросить, вот сколько не думаю, зачем я курю, не могу на этот вопрос ответить. Как-то давно моя жена пробовала меня отучить, сама бросила, прочитав какого-то американца. Вот он там тоже упирал на то, что нету кайфа в курении. Я и сам знал, что нету. А первая утренняя сигарета? Свежий никотин по сонному мозгу и судорожному желудку… легкая тошниловка в тяжелой голове. Вечная мозговая тяжесть достает до костей, и каждый раз, втягивая первую сигарету, я думаю, что надо что-то менять в жизни, в мозге и душе.
Так, размышляя о вреде курения, купил блок сигарет, упаковку спичек, развел сам себя на банно-прачешные покупки, и долго и нудно говорил себе, что гель для бритья — это излишество, но не убедил себя и развелся еще и на гель для бритья. Хотя на свежем воздухе, да при воде из колодца, бриться можно топором и с хозяйственным мылом. Еще покрутился, повертелся и подумал, что надо бы Петровне что-нибудь подарить хорошее, она за меня больше чем я сам переживает. Куплю на вокзале цветов, розы какие-нибудь красивые, и эклеры, много, много эклеров, вкусных, волшебных эклеров.
За всей суетой и поездками я изо всех сил старался ни на секунду не задумываться об исповеди. Я говорил себе, что нельзя готовиться к исповеди в первый раз в суете, я делал умное озабоченное лицо и занимался всем на свете, кроме того, чтобы взять тоненькую книжечку, сесть с нею за стол и разобраться, а что же из того, что я делаю в жизни, грех, а что нет. Не хотел, не хотел я препарировать себя. Не мог собраться, не мог заставить, и стыдно было и неловко, и сам не знаю, как, короче, на исповедь я так и не собрался. А потому и церковь ну не то что бы обходил, а просто не доходил до нее и все тут.
Батюшка в магазине не бывал, или старшие дети его прибегали, или супруга, а самому видать не досуг по магазинам, да и я теперь там не сидел сиднем, теперь я целый день волчком носился вдоль и поперек деревни, то одно, то другое. Потому я постепенно успокоился, что не так и надо мне на самую эту исповедь, ну я и так уже наисповедовался. Уговорил себя, что и на службу каждый день чего ходить, чего там впустую стоять, а потом и про воскресенья уговорил. Сам себя я отговорил постепенно от церкви. Так прошла весна, потом лето двинулось к закату, август уже дышал истомой последних своих дней, и приводил в чувства первой ночной зябкостью. Сидел на лавочке возле дома, хорошо было, вечерело, солнце еще грело, но по земле уже тянуло прохладой, умиротворение было невероятное, ноги гудели, голова была пустой, как пробка. Радовался солнцу, радовался вечеру, радовался красивому ровному заборчику. Вспомнилось, что почти год, как я тут проживаю…
