Изгой - Сэди Джонс
– Твоей мачехе нехорошо, – тихо сказал Гилберт и выразительно посмотрел на сына. – Отвези ее домой.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас.
Элис молча следила за их диалогом. Гилберт требовал и приказывал, а Льюис робел перед ним, словно дитя. Ей хотелось накричать на Гилберта за то, что втягивает сына в их отношения, а на Льюиса – за то, что так польщен отцовским доверием.
Гилберт протянул сыну ключи от машины.
– Просто поезжайте домой. Я приду позже. Элис? – Она смотрела под ноги и молчала. – Элис? Поедешь с Льюисом?
Она кивнула, не поднимая головы. Льюис не решался взять мачеху за плечо, как отец, и просто пошел вперед в надежде, что она последует за ним. Так и случилось.
Они уже завернули за угол дома, а Льюис все вспоминал, как чуть не поцеловал Тэмзин. Тело как будто еще находилось там, среди розовых кустов и свежей травы, и возвращаться в реальность совершенно не хотелось. Он отвезет Элис домой и уйдет куда-нибудь один. До чего противное поручение! Только бы Элис ничего не вспомнила, когда протрезвеет.
Неожиданно рядом возникла Кит, точно материализовалась из воздуха.
– Миссис Олридж? С вами все в порядке?
Как назло Элис остановилась. Ее шатало из стороны в сторону.
– Кит Кармайкл! Славная малышка. – Она потрепала девочку по щеке.
– Я могу вам помочь?
– Спасибо, у нас все в порядке, – буркнул Льюис, пряча глаза от стыда.
Он повел Элис дальше. Кит за ними не пошла, только ошарашенно смотрела вслед.
Престон перегнал машину, и Льюис отправился на ее поиски, оставив Элис у рододендронов. Она шаталась и норовила сесть на траву. Льюис готов был провалиться сквозь землю.
Он подогнал машину ко входу, открыл дверь и подождал, пока Элис заберется внутрь. Пришлось перегнуться через нее, чтобы закрыть дверцу. Несмотря на мутный взгляд, макияж у Элис оставался безупречным. Пожалуй, Льюис никогда еще не видел ее ненакрашенной. Мачеха сидела, сложив руки на коленях и глядя перед собой, как кукла. Они тронулись с места, и Льюис успел подумать, что ему нравится вести машину, и тут Элис заговорила.
– Отправить домой! Как ребенка! – Она стала кривляться, изображая Гилберта: – «Она ведет себя неподобающе. С ней так трудно! Неужели нельзя вести себя прилично?»
Вызывающая манера Элис, намек на семейные ссоры – раньше за ней такого не водилось. Льюис ничего не ответил, только начал стучать пальцами по рулю в такт мелодии, которая вертелась в голове.
Словесный поток не иссякал.
– «Да она вообще понимает, как нелепо выглядит? Как ей не стыдно? Что за дурное воспитание?» Господи!.. Боже мой, Льюис!
Он подъехал к дому и остановил машину.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – внезапно взорвалась Элис. – Весь в папашу! Посмотри на меня!
Она с вызовом смотрела на него, но когда Льюис обернулся, отвела взгляд и притихла.
Он вышел и открыл Элис дверь, глядя себе под ноги. Она кое-как выкарабкалась из салона и, доковыляв до входной двери, достала ключ. Не справилась с замком и заплакала.
– О боже. Льюис, прости, я не могу. Господи, какой позор…
Он взял у нее ключ и отпер дверь.
– Прости, – всхлипывала Элис.
– Все хорошо. Не надо плакать.
Она повисла на нем, и он провел ее в холл, бережно поддерживая за талию и гордясь собой.
В холле было темно и прохладно. Элис выпрямилась и попыталась взять себя в руки. Льюис сделал глубокий вдох и отступил на шаг.
– Льюис, прости.
– Ничего страшного.
– Нет, я…
– Все хорошо.
Тикали часы, пахло цветами, стоящими в вазе на столе, тихо поскрипывали полированные деревянные половицы. Заплаканная Элис переминалась с ноги на ногу, теребя в руках сумку и шляпку.
– Боже, какая я дура. Ты, наверное, меня ненавидишь. Ну конечно! И всегда ненавидел.
– Ничего подобного.
– Что-то мне нехорошо, – пробормотала Элис и, подойдя к лестнице, ухватилась за перила. – Я…
Она споткнулась, Льюис придержал ее и повел по лестнице наверх.
Дойдя до площадки, они остановились, и он отпустил ее руку.
Мгновение затрепетало и застыло.
– Понимаешь… меня до сих пор все это терзает.
Льюис смотрел в сторону.
– Что?
– То, как вышло с тобой.
Он не ответил.
Элис боролась сама с собой, и на миг в ее глазах мелькнула искренность, только Льюис не желал касаться мрачных глубин ее души.
– Льюис?
Он упреждающе поднял ладонь, но Элис взяла его за руку. И не отпускала. Оба понимали, что так нельзя, и только растерянно смотрели на свои руки. У Элис были маленькие белые кисти, горячие от постоянного движения и от жары в машине. Пальцами она крепко сжимала ладонь Льюиса.
– Ты даже не представляешь, каково это – видеть, что с тобой происходит, и знать, что это моя вина. Лучше бы мы с Гилбертом не познакомились. Или мне следовало вести себя иначе.
Элис умоляюще заглядывала Льюису в глаза, и он не мог отвернуться.
– Ты был такой несчастный, маленький и ущербный. Нужно было тебя отогреть, а у меня не хватило ни опыта, ни душевных сил. Прости.
Льюису стало противно от самого себя, будто он вынудил Элис изливать душу. Она не виновата в его ущербности. Элис тут ни при чем, и он не нуждается в ее извинениях.
Она расстегнула пуговицу на его манжете и медленно закатала рукав. Льюис хотел убрать руку, однако застыл, как загипнотизированный. Придерживая его обнаженное предплечье, Элис пальцами провела по белым шрамам на внутренней стороне.
Ее прикосновение оказалось очень нежным.
– Ты и сейчас несчастен?
Напрасно она спросила. Льюис не знал ответа. Элис разбередила старые раны.
– Ты… ты можешь меня простить?
Она подошла ближе и поцеловала его руку, каждый шрам, и мир вокруг словно зашатался.
– Тебе ведь сейчас лучше? – Элис подошла еще ближе, задевая его одеждой, и снова поцеловала руку, не отпуская ладони.
– Не надо.
Элис подняла голову. Их губы почти соприкасались.
– Боишься? А разве тебе никогда не хотелось, чтобы рядом была живая душа? Не хотелось хоть раз в жизни перестать быть одиночкой?
– О господи! – Он резко оттолкнул Элис, и она отлетела к двери. – Перестань!
Элис перепугалась, и он подошел к ней, взял ее лицо в ладони и стал успокаивать, а потом поцеловал, кожей ощущая ее слезы.
У них оставался крохотный шанс удержаться, однако в следующее мгновение Льюиса как будто втянуло в водоворот. Элис целовала его и отчаянно прижималась всем телом, а у него в голове вертелась единственная мысль: «так нельзя». Сначала она стояла спиной к двери, потом они скользнули на пол,
