Один день что три осени - Лю Чжэньюнь

Сказав это, она заплакала. Минлян принялся ее успокаивать:

– Не плачь, я сохраню это в тайне и никому не расскажу, я же понимаю, чем это чревато.

Ма Сяомэн, вытирая нос, сказала:

– У меня к тебе тоже есть вопрос.

– Какой?

– В свое время ты был чуть ли не отличником, с чего вдруг бросил школу?

– Раз уж ты рассказала мне правду, то и я расскажу правду.

– Расскажи.

Опрокинув рюмку, Минлян предупредил:

– Только я расскажу не про то, как ушел из школы, а про то как пошел в школу.

– Как хочешь.

– Только придется начать с того момента, когда мне было три года.

– Давай.

И тогда Минлян во всех подробностях рассказал Ма Сяомэн обо всем, что наболело у него за десять с лишним лет: как в тот год, когда ему исполнилось три года, в Яньцзине повесилась его мама; как после ее смерти он вместе со своим отцом, Чэнь Чжанцзе, уехал в Ухань; как в Ухане Чэнь Чжанцзе женился во второй раз; как потом умерла его бабушка и он, сев не на тот поезд, потом два месяца добирался до Яньцзиня пешком; как Чэнь Чжанцзе пристроил его в семью Ли Яньшэна; как потом отец перестал высылать деньги на его содержание, из-за чего он, оказавшись в тупике, бросил в школу и пошел работать в ресторан «Маршал Тяньпэн»…

Ма Сяомэн, выслушав его, произнесла:

– Несладко тебе пришлось.

Сделав паузу, она спросила:

– А из-за чего повесилась твоя мама?

Поскольку это затрагивало целый ворох самых щекотливых тем, Минлян ответил:

– Тут одним словом не обойдёшься.

Подытоживая разговор, он произнес:

– Я тоже раньше никому не рассказывал про себя, так что ты об этом тоже никому не говори.

– А почему ты сбежал из Уханя в Яньцзинь?

– Скучал по бабушке.

То, что он скучал по бабушке, было верно, однако более существенную причину он раскрывать не стал. А более существенной причиной были испытания, выпавшие на долю его матери, которую в Ухане утыкали иглами так, что на ней не осталось живого места.

Пока молодые люди изливали друг другу душу, на город спустилась глубокая ночь.

На следующий день после обеда, дождавшись перерыва, Минлян пошел к переправе, чтобы глянуть на «Мелочную лавку Ма». Издалека он заметил стоявшего в проеме отчима Ма Сяомэн, который, заложив руки за спину, смотрел на снующих по улице прохожих. Невысокого роста, слегка полноватый, с красным носом он, при виде очередного клиента с улыбочкой спрашивал: «Чего пожелаете?» Не разглядев в его облике ничего скотского, Минлян вздохнул: «Вот уж действительно, чужая душа – потемки».

Тем вечером Минлян и Сяомэн снова сходили в кино, но вместо того, чтобы потом отправиться в ресторанчик напротив, молодые люди пошли на городскую стену в западной части города. Поговаривали, что эта стена стояла здесь уже больше двух тысяч лет. Внизу перед ними лежал залитый огнями Яньцзинь; на самой же стене наоборот было темно. В этой кромешной тьме Минлян притянул к себе Ма Сяомэн, чтобы поцеловать. Ма Сяомэн его не оттолкнула. Во время поцелуя Минлян ощутил, насколько длинный у Ма Сяомэн язык. Вдруг Ма Сяомэн отстранилась и спросила:

– Минлян, можешь сыграть для меня на флейте?

– Могу-то могу, но она у меня не с собой.

– Давай вместе сходим за ней.

– Боюсь, что после такого перерыва, у меня ничего дельного и не выйдет.

– Да уж как выйдет.

Спустившись со стены, молодые люди, взявшись руки, направились к ресторанчику «Маршал Тяньпэн». Минлян взял флейту и молодые люди направились к протекавшей рядом реке, где Минлян, уставившись в темноту, начал играть. Сперва мелодия и правда шла вкривь и вкось; но постепенно Минлян перестал на этом зацикливаться и полностью отдался своим чувствам. Когда он закончил, Ма Сяомэн спросила:

– Про что ты играл?

– Про все, что приходило в голову.

– И что же тебе приходило в голову?

– Что в целом мире, ты – единственный для меня родной человек.

– Да ладно, наверное, передач по телику насмотрелся?

– Точно, но это совсем не то.

– И в чем разница?

– Все, что мы смотрим по телевизору – это обман, а я выражаю то, что у меня на душе.

– Специально хочешь меня растрогать?

– Скажу больше, это разрывает мне сердце.

– В смысле?

– Это означает, что во всем мире у меня не осталось ни одного родного человека.

Помолчав, он добавил:

– Если всем понятно, кто является их родственником, то у меня с этим проблема, разве это не больно?

Ма Сяомэн крепко обняла Минляна и, прильнув к нему в поцелуе, снова пустила в ход свой язык, как бы успокаивая его: «Мне тоже кажется, что на всем белом свете ты – мой единственный родной человек». Завершив поцелуй, она предложила:

– А можешь снова сыграть эту мелодию?

Минлян выполнил ее просьбу.

Пока он играл на флейте, на город спустилась глубокая ночь.

В тот же год в канун Праздника середины осени Минлян и Ма Сяомэн поженились. Уже потом, размышляя об их отношениях, Минлян понял, что если другие сходились, глядя на достоинства друг друга, то сами они сошлись на почве того, что узнали об изъянах друг друга или, лучше сказать, о том, что невысказанным грузом лежало у них на сердце; а все то, что лежит грузом на сердце, вызывает боль. Хотя самые болезненные для себя вещи Минлян от Ма Сяомэн все-таки скрыл. На их свадьбе, помимо близких школьных друзей Минляна, учителя географии по фамилии Цзяо, хозяина ресторана «Маршал Тяньпэн», Лао Чжу и повара Хуана, также были и все остальные работники ресторана, с которыми он успел сблизиться. На праздник также пришли мама и отчим Ма Сяомэн. По идее, Минляну стоило бы известить о свадьбе и жившего в Ухане Чэнь Чжанцзе, ведь как не крути он был его отцом; но Минлян беспокоился, что из-за этого у Чэнь Чжанцзе снова возникнет конфликт с Цинь Цзяин; к тому же в своем письме десятилетней давности Чэнь Чжанцзе писал, что Цинь Цзяин требует от него разорвать отношения с сыном, поэтому последние десять лет их отношения никак не поддерживались; в общем, чтобы не усложнять дело, Минлян о своей свадьбе сообщать отцу не стал. Вместе с тем Минлян пригласил Ли Яньшэна и Ху Сяофэн; пускай десять лет назад он от них и ушел, однако все детство с шести до шестнадцати лет он провел в их семье. Тамадой на празднике был школьный товарищ Минляна, Дун Гуаншэн, он без конца