Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
Наконец тридцать шкур были отобраны и сложены в стороне.
— Ну, тэпэрь дэло за малым! — сказал Арсен. — Вот чэк, оплати в канторэ совхоза, Пэтя знаэт, гдэ это, и забирай свои шкуры!
Оставив изрядно продрогшего Колю сторожить наши нарты, мы отцепили снегоход и налегке поехали в поселок. Контора совхоза «Байдарацкий», расположенная на окраине Белоярска, представляла собой длинный двухэтажный дом, обитый сайдингом. Я зашел внутрь и, не зная, к кому обратиться по поводу оплаты чека, заглянул в кабинет директора. Кабинет был украшен охотничьими трофеями, за столом сидел крепкий пожилой мужчина, с ежиком седых волос, в пиджаке поверх толстого свитера.
— Здравствуйте! — сказал я. — У нас экспедиция из московского музея, мы бы хотели шкуры купить, вот чек…
— Из столицы, значит? — внимательно посмотрел на меня хозяин кабинета, поднялся из-за стола и протянул руку. — Петр Михайлович Кожинов, директор совхоза!
— Очень приятно, Петр Михайлович! — улыбнулся я, отвечая на рукопожатие. — Меня Константин зовут, я директор Музея кочевой культуры в Москве.
— Вот так история, встретились два директора! — засмеялся Петр Михайлович. — Значит, Константин, вам шкуры нужны. Сколько возьмете?
— Тридцать штук, вот чек, Арсен уже выписал! — я протянул директору бланк.
— Немного, немного… Жалко шкуры эти, каждую весну выбрасывать приходится!
— Арсен предлагал вагон купить, но нам в музей столько не надо!
— Ну ясно, ясно… — директор подписал чек и протянул его мне. — В кассе оплатите — и забирайте. Шкуры у нас дешевые, по семьдесят рублей штука. Так что, если надо будет еще, милости прошу!
— Петр Михайлович, — я решил задать не дающий мне покоя вопрос, — а почему шкуры выбрасывают? Неужели нельзя наладить какое-то производство?
— Садитесь, Константин, расскажу! — директор жестом указал мне на мягкое кресло. — Но учтите, о наболевшем я могу долго говорить!
Я устроился в кресле, и Петр Михайлович начал свой рассказ:
— Как вам известно, Константин, сейчас оленеводство, да и вообще все сельское хозяйство в стране находится в упадке. А ведь Россия является крупнейшей в мире оленеводческой державой, как ни смешно это звучит. Четверть страны занимают оленьи пастбища! А самое большое поголовье стад — у нас, на Ямале. Сейчас на полуострове почти семьсот пятьдесят тысяч оленей! Для сравнения: на Чукотке, которая занимает большую площадь, — только двести пятьдесят тысяч. Оленеводство у нас процветало и в годы советской власти, потому что на Ямале всегда были частные хозяйства, не только совхозные. Вот и сейчас в бригадах нашего совхоза более тридцати процентов поголовья — личные олени. А когда оленевод пасет стадо, в котором треть оленей — его собственные, он гораздо ответственнее относится к работе. Ненцы очень любят своих оленей, они инстинктивно стремятся увеличить поголовье стада, чего бы им это ни стоило…
— Да, вот и старик Афанасий все мне только за оленей продавал! — улыбнулся я.
— Афанасий — великий оленевод! Сейчас таких мало осталось, после школ-интернатов мальчишки утрачивают многие навыки, всему приходится учить заново…
Я согласно кивнул, вспомнив свою работу в школе-интернате, и Петр Михайлович продолжил:
— Так вот, стада постоянно растут. Раньше это было оправданно, олени гибли от копытки, от бескормицы. Неслучайно ненец никогда не станет хвастаться поголовьем стада. Есть ненецкая пословица: «Олень — пушинка, несомая ветром! Сегодня есть стадо, завтра — нет»!
Но сейчас, с появлением ветеринарии, комбикормов, увеличение стада может привести к другой проблеме — перевыпасу. Огромные стада просто выбьют ягельники, и тогда поголовье, конечно, сократится, но уже стремительно и неуправляемо! Единственный способ избежать этого — забивать оленей на мясо, на шкуры. Это и возможность для оленеводов заработать, и гарантия сохранения пастбищ Ямала. Но здесь встает главная проблема, Константин: эти олени никому не нужны, кроме их хозяев! То количество, которое мы забиваем, обеспечивает мясом только наш небольшой комбинат, построенный канадцами. Больше забивать мы не можем, хотя оленеводы и рады продать совхозу оленей: комбинат и так едва справляется с объемами работы. А шкуры, как вы уже знаете, приходится просто выбрасывать. А ведь в Норвегии и Финляндии из оленьих шкур делают прекрасную замшу, шьют перчатки, куртки… Но у нас — увы! Причем такая же ситуация и в других оленеводческих совхозах: в Салехарде, Воркуте. А ведь к нам проложена железная дорога, можно вагонами-рефрижераторами вывозить диетическое мясо в Центральную Россию! Но это никому не интересно. Для правительства страны наш регион — это только нефть и газ. Конечно, гораздо проще пробурить скважину и качать оттуда «голубое золото», чем пасти оленей или рыбачить. У рыбозаводов, кстати, те же самые проблемы: их продукция никому не нужна!
Я внимательно слушал директора совхоза, неожиданно для себя обнаружив, что проблема сохранения традиционной культуры, которой я занимаюсь, напрямую связана с образованием, бизнесом, производством, с постройкой комбинатов, с наличием железных дорог. У меня в голове стремительно рушились стереотипы: постройка комбината и железной дороги в тундре были благом для ненцев, а школы, напротив, разрушали традиционную культуру…
— Ладно, Константин, заговорил я вас! — поднялся Петр Михайлович. — Вам еще ехать, так что давайте прощаться!
Директор крепко пожал мне руку и достал из кармана визитную карточку.
— Константин, вы в Москве встречаетесь с разными людьми. Вдруг найдется инициативный бизнесмен, который захочет вложить деньги в развитие оленеводства? Расскажите ему о наших возможностях, о том, каким выгодным может со временем стать этот бизнес, какую пользу принесет людям. И пусть выходит со мной на связь! Удачи вам!
Оплатив чек в бухгалтерии, я вышел к заждавшемуся меня Петру.
— Ну, поехали? — просто сказал хант. — Коля твой, наверное, совсем замерз!
Колю мы действительно застали исполняющим неведомый танец вокруг наших нарт, состоящий из прыжков и резких взмахов руками и ногами.
— Ты что, чай там пил с бухгалтером? — заорал на меня Коля. — Я тут чуть к нартам не примерз!
— Ладно тебе, Колян! Давай шкуры носить, быстрее согреешься!
Арсен помог нам загрузить шкуры на нарты и привязать прочными веревками, которые предусмотрительный Петр захватил с собой из Аксарки.
— Ну, с Богом! Сматри, сани нэ опрокинь! — кричал вслед нам Арсен, пока «буран», надрывно звеня клапанами двигателя, взбирался на припорошенную свежим снегом трассу. — Если все-таки захочэшь вагон шкур купить, приэзжай! Дэшэвлэ отдам, слышишь! Дэшэвлэ!
Мечта князя
В Аксарку мы вернулись уже затемно. По дороге снегоход, несмотря на мороз градусов за двадцать, постоянно перегревался, не помогло даже то, что мы сняли капот с двигателя. Дважды на спусках нарты опрокидывались, и нам приходилось заново привязывать сани друг к другу. Измученные дорогой, мы наскоро перекусили и легли спать.
Утро выдалось ясное и достаточно теплое. Петр уехал рыбачить на Обь, а нас с Колей Евдокия попросила очистить крышу
