Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский
Но чувствовал я себя, откровенно сказать, довольно неуверенно. Хоть и не восемнадцать давно мне, однако перед мамой… Даже температура, кажется, вверх полезла. Сказал, что хочу прилечь, отдохнуть, чтобы хорошо себя чувствовать за столом, и взял с мамы слово, что она до Светкиного прихода не переступит порог моей комнаты. Я же, соврал, постараюсь заснуть — в сон чего-то клонит…
Лежал на диване в излюбленной позе — руки за голову, нога на ногу, таращился в потолок. Из-за двери доносился до меня приглушенный, неразборчивый мамин голос — кому-то названивала. Волнения и сомнения мои тоже потихоньку улеглись, в самом деле прикорнуть впору. И вдруг — откуда только взялась? — быстрая, резкая мысль буквально потрясла меня. То, что принято сравнивать со вспышкой молнии. Вся моя повесть, так хорошо, так ладно выстроенная, затрещала по швам. Я ведь потерял ориентировку во времени, немыслимая накладка получалась! Линевского в ту же ночь, когда убили Галку, отправили во Львов, утром следующего дня должна прийти машина, чтобы увезти его в Чоп, а затем и дальше. У меня же по меньшей мере два-три дня прошло, пока допрашивали соседей, разбирались с Андреем, мудрствовали лукаво и не лукаво… В принципе, ничего страшного, но многое теперь придется перекраивать — во всяком случае, где-то и как-то эти дни Линевский должен прокантоваться. Хорошо, что я вовремя прозрел, спохватился. Два дня обрабатывали его во Львове? Но к чему тогда такая спешка, Галку в лифте резать?..
Послышался телефонный звонок. Мама сказала, произнесла со значением:
— Тебя.
— Ты не передумал меня принимать? — сказала Светка.
— Жду — не дождусь, — ответил я.
— Тогда рассказывай, как тебя найти…
Закончив разговаривать со Светкой, я набрал номер вызова такси. На одиннадцать заказ не взяли, раньше двенадцати ни одна машина не освобождалась. Я согласился на двенадцать, еще раз посмеялся мысленно над тем, как удивительно переплетаются все время действительность и вымысел. Прямо наваждение!
— Она? — заглянула мама.
— Она.
— Придет?
— Придет.
— Ну, полежи еще немного, отдохни.
Лежать я мог, но расслабиться не удавалось, ересь какая-то! Через полчаса заявится Светка, а я не нашел ничего лучшего, чем думать сейчас, куда девать Линевского! И вообще надоел мне вдруг что-то Виталий Михайлович. Почему я решил, будто неплохо все придумал и скомпоновал? Пресно получается, вымученно. А главное — нет стоящей интриги, неожиданного, непредсказуемого поворота, за что и ценится хороший детектив. Ну, сделаю я повесть, как наметил, — кого и чем удивлю? Вряд ли найдется простачок, который бы, и половины не прочитав, не сообразил, как развернутся дальше события. И все это уже было, было, было… Отщепенец Гурков, докатившийся до уголовщины, коварный, умело играющий на людских пороках и слабостях Кеша, доблестный молодой ученый Линевский, за открытием и интеллектом которого охотятся вражеские агенты… Но прежде всего — последнему дураку сразу же станет ясно, кто убил Галку. Как только появится подозрительно добрый и бескорыстный Кеша. Ну, если даже не Кеша ее убил, бровастый — какая разница? По законам жанра убийца должен быть тот, на кого меньше всего думают, на кого, по всей логике событий, вообще не может пасть подозрение. Тот же Козодоев, например. Иван Семенович…
А что?.. В самом деле неплохая идея. Старый, матерый разведчик, бывший полицейский, сумевший уйти на дно, избежать возмездия… Очень даже просто! Тем более Галкин сосед, давно знает, может ее при желании не только в лифт — куда угодно затащить. А у Андрея нож выкрасть — пара пустяков. А потом крик поднял: помогите, спасите, убили, зарезали! Гуркова сразу же под удар подставил, и драку с Линевским припомнил, и Галкины посиделки с ним. Это Юрке Гоголеву казалось только, что Митрофановна вдруг о владельце ножа вспомнила. Козодоев, не будь дураком, заглянул и к ней по-соседски, обсуждал происшествие, потом, уходя, повозился, чертыхаясь, с ее замком, советовал поменять. Заодно напомнил, как захлопнулся он однажды, не могла старуха в дом попасть…
Конечно же Кеша убивать не станет. Не должен, во всяком случае. Он ведь, правильно Крымов рассудил, не из той публики. Там и цели другие, и задачи, и методы. А вот «нелюдь» Козодоев — то, что нужно. Он-то, прекрасно о взаимоотношениях своих соседей осведомленный, и вывел Кешу на Андрея, знал, как подлезть к свихнутому на писательстве непризнанному гению. Остальное — дело техники…
Я вскочил, закурил, заходил по комнате. Неплохой получался поворотик, самый искушенный читатель не дотумкает! Хотя…
Это, вообще-то, уже тоже было. Бывший полицай, злобный антисоветчик, профессиональный убийца… Думал, что все концы в воду спрятал, дети, внуки, да разыскали его бывшие хозяева, припугнули прошлым, порочащие фотографии из небытия извлекли… Нет, грамотный читатель сразу догадается, пожалуй. Тем более, что мне, хочу или не хочу, придется вести канву с Иваном Семеновичем, чтобы участвовал он как-то в повествовании. Иначе просто не удастся выйти на него Крымову и иже с ним. С чего бы это вдруг замелькал на страницах благообразный старикан? И вовсе не обязательно ему разыгрывать такую опасную комедию, изображать человека, «случайно» обнаружившего в кабинке лифта труп, обращать на себя излишнее внимание. Пусть уголовный розыск сам его ищет, для матерого волка это по меньшей мере неразумно и неосмотрительно…
Может быть, тогда Митрофановна? Вот уж кто, по идее, сбоку припека. Да и кто подумает на ветхую с виду старушку, домовую сплетницу и кошатницу? Этакая состарившаяся Мата Хари, бесценнейший резидент ЦРУ, смелая, дерзкая, изобретательная… Все эти Кеши, лысые, бровастые, благодетели и радетели даже не догадывались, что во главе всей операции стоит убогая говорливая старушонка. И очень бы удивились, узнав, чьи распоряжения выполняют, кто скрывается за привычной и безликой кличкой «шеф». С таким противником Глебу не просто будет совладать, вот где во всей красе проявить он себя сможет, а не копеечными беседами со слабачком Гурковым. Ради этого и подумать еще мне не грех, и голову поломать, и помучиться — замысел того стоит. Главное — чтобы не трафаретно было, не банально…
Сигарета истлела удручающе быстро, новую я закуривать не стал — будь она неладна, эта ангина! Но взвинченность моя несколько поостыла, поубавилось писательской лихости. Однако теперь еще более четко и выпукло стал понимать, что детектив — хороший, настоящий детектив — вещь совсем не простая. В принципе, сделать преступником можно кого угодно, своя рука владыка, было бы желание и умение. Те же молодые соседи, которые недавно переехали, как их
