Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов
– Я тут грязным пальцем поковырялся в носу, и там зажгло. И теперь щиплет. Что это может быть?
Хорошо с ним поговорили. Когда он обратился в первый раз, Борисков обратил внимание, что тот испытывал постоянную сильную жажду, как бывает после кровопотери. Борисков тоже знал, что такое страшная жажда. Ему в детстве, лет в десять, удаляли гланды. Оперировали его в очень большой операционной, где одновременно еще проводили и другие операции. Перед операцией его завернули в простыню и защемили ее на груди корнцангом, чтобы не рыпался. Операция была мучительная. Кроме того, он с ужасом смотрел, как кому-то на столе долотом долбили кость возле уха. Вопреки легендам, мороженого после операции почему-то не дали. Борискова мучила страшная жажда, и он попросил у медсестры воды. Та дала стакан, но он нисколько не напился. Он попросил еще, той было лень идти, и она сказала, что хватит. Маленький Борисков осмотрелся в палате, где почему-то лежали и взрослые, и выпил у спящего рядом больного всю воду из поильничка, а потом, совершенно не напившись, нашел стакан на тумбочке, в котором зачем-то в воде была расческа (волосы, что ли прилизывали), достал эту расческу, а воду – выпил. Это сейчас Борисков думал, какие такие ограничения могли быть по питью – да вроде не должно быть никаких. Просто медсестре было лень ему дать воды. Ангина тогда еще до операции оказала влияние на его сердце. И у него в детстве, во втором классе, от этого был ревматизм, или как теперь называют, ревматическая лихорадка, и один год половину лета он пролежал в больнице с постельным режимом, наблюдая оттуда в окно жизнь других детей и вершины зеленых деревьев. Казалось бы, сколько лет прошло, а ему до сих пор было жалко того потерянного давнего необыкновенно прекрасного лета.
Когда он про ту невыносимую жажду рассказал Жизляю, тот сразу же вспомнил армию, какой-то там марш-бросок:
– Такая жажда была невообразимая, я как вспоминаю – даже сейчас пить хочу! Помню, сержант передо мной пил из ведра, я за ним стоял и весь трясся: думал, что он наверняка выпьет один все ведро и мне ничего не достанется. Так уж сделан человек: ему нужен весь мир, все женщины, вообще все!
Кстати, у того больного с несахарным диабетом была жена Таня, которая тоже лечилась у Борискова. Таня, будучи еще студенткой, ездила в Америку и там какое-то время работала официанткой и так там упахалась, что у нее началась настоящая варикозная болезнь – взбухли и болели вены на ногах. И это у молодой, еще нерожавшей женщины. Проблема была серьезная, и эти последствия оставались до сих пор. Она постоянно носила специальные чулки, которые ей знакомые привозили из Эстонии – там они почему-то были существенно дешевле, чем в Питере.
Следующим на приеме был молодой мужчина с болями в области сердца непонятного происхождения. Борисков держал в руках запись ЭКГ и рассматривал ее. Там было уже все расшифровано, но он еще рассматривал зубцы, размышляя, что бы такое придумать. И ничего придумать не мог. Суть состояния, скорее всего, была в том, что пациент раньше был наркоманом и не так давно слез с иглы. Причем слез он с помощью водки, которую некоторое время употреблял в огромных количествах. После увлечения героином у него остался гепатит С и нервная астения. И ему еще повезло: нередко внутривенные наркоманы получали к гепатитам вдобавок и ВИЧ. Существовало мнение, что гепатитом С заражают сам героин специально уже на уровне производства, а ВИЧ присоединяется при добавлении на каком-то этапе крови. Борисков в этой технологии не разбирался. Молодая женщина, клинический ординатор, приехавшая учиться из Белгорода, кое-что про эти дела рассказывала. Она с полгода подрабатывала в ночной аптеке на проспекте Просвещения и знала в лицо чуть не всех окрестных наркоманов, которых проходило через ее аптеку за ночь человек, наверно, пятьдесят. И все с одной просьбой: два инсулиновых шприца и капли от насморка. Как-то там эти капли замешивали. Иногда за этим добром присылали подростков, поскольку эту публику периодически шерстила милиция. Утром она жаловалась, что всю прошлую ночь ей ни минутки не удалось вздремнуть: в аптеку пол ночи колотился какой-то пьянчуга, требовал настойку боярышника, хотя и было написано на окошке, что боярышника нет.
Следующим был повторный пациент по фамилии Кусик. Человек он был очень активный, предприимчивый, одно время ездил добывать золото на Колыму. Зарабатывал он там очень неплохо, хотя и тратил деньги тоже очень хорошо – любил погулять. Работал бригадиром. Однако там что-то не сложилось, он повздорил с рабочими, и те, в большинстве бывшие зеки, положили его под бульдозер. Вернулся он домой без обеих ног. Жена его тут же и бросила. Однако, встав на протезы, Кусик и тут организовал себе небольшой бизнес и даже завел подружку с обеими и даже очень даже длинными ногами и вполне симпатичную. Кстати, говорят, что в Германии таким инвалидам, как Кусик, даже выдают специальное пособие на проституток – заботятся о людях.
За ним пришел мужчина средних лет. Это был несчастный человек, попавший в руки коммерческой медицины и получивший за последнее время огромное количество антибиотиков по поводу уреаплазмоза. По поводу этого заболевания существовали совершенно разные точки зрения. Жизляй, например, считал, что некоторые инфекции, типа уреплазмоза, специально придуманы для кормления урологов и гинекологов и их семей, поскольку в большинстве случаев таких заболеваний просто не бывает. У этого мужчины искали в сперме трихомонады и не нашли, но неожиданно обнаружили некроспермию: ни одного подвижного сперматозоида – все мертвые. Имея взрослого сына от первого брака, он вообще-то не планировал еще рожать детей, они с новой подругой исправно предохранялись, а тут получалось, что вроде как и зря, но само это слово "некроспермия" ужасно поразило его. Это означало его неспособность к оплодотворению. Это была как раз та ситуация, когда всем, кроме него, было все равно. Тут он был один. Это затрагивало какие-то важные глубинные основы его существования в этом мире.
