Кто эта женщина? - Юлия Александровна Лавряшина
– Зато вон какая девочка у вас появилась! Еще и руки из правильного места растут.
– Она просто работает у нас, – вяло отозвался Антон. – Ничего больше.
– А что так? Не по вкусу?
– Это я ей не по вкусу. – Он поднялся. – Пойду готовиться, скоро дети сбегутся. Вы тут…
Не закончив фразу, Антон скрылся в коридорчике, из которого выходили служебные комнаты. Старик проводил его взглядом и обернулся к Ларисе:
– Зацепила его девчонка, ага?
– Она с Ильей жи… встречается, с племянником моим, – скороговоркой произнесла Лариса, завидев Киру, выскочившую с чайником в одной руке и вазочкой со свежими маффинами – в другой. – Так что…
– А-а, – понимающе протянул он и тяжело задумался, откинувшись на спинку стула. – «Но я другому отдана и буду век ему верна».
– И «…никогда в церковной тишине не пропоют над нами: аллилуйя!»
– Стихи читаете? – удивилась Кира, поставив вазу. – Я думала, это не так делают.
Лариса только приподняла брови: внутри ее всегда звучали стихи. Уместные строки всплывали в памяти, переплетаясь с собственными мыслями, и порой она ловила себя на том, что думает стихами. Поэтому ей так легко было вести экскурсии, она вся была пропитана строками тех, о ком рассказывала детям.
Заметив ее недоумение, Кира простодушно пояснила:
– Ну, свечи, полумрак, все такое…
– Это всего лишь антураж. Стихи в нем не нуждаются. Люди создают его, если не находят в себе почвы для того, чтобы слова проросли сами. Свечи – это своего рода удобрение.
Смущенно усмехнувшись, Кира наполнила толстостенную чашку, какие обычно закупают для детских кафе, и с надеждой спросила старика:
– И как? Вкусно?
– А? – очнулся Федор Васильевич. – Вкусно… Не то слово! Объедение.
Она рассмеялась от радости:
– Антон тоже так сказал!
– Антону можно верить.
– Я знаю. – Кира посмотрела на него с удивлением.
Поспешив вмешаться, Лариса поднесла руки к вазочке:
– Еще теплые… Правда, как мышки, маленькие такие. Детям не жалко будет их есть?
– Можно нарисовать что-то… Цветочек…
– Вот еще – жалко! – фыркнул старик. – Слопают за милую душу.
– Федор Васильевич детей не особенно жалует, – пояснила Лариса с усмешкой.
Она поглядывала то на старика, то на девушку, удивляясь тому, как они сразу потянулись друг к другу.
«Кира – еще понятно, открытая душа, – признала Лариса. – А дед-то наш еще тот мизантроп! А тут, надо же… Оценил. Интересно почему?»
Украдкой всмотревшись в лицо Киры, которая увлеченно объясняла Федору Васильевичу отличие маффина от обычного кекса (что его совершенно не интересовало!), Лариса внезапно поняла: глаза. Если верить его старым живописным работам, у Зинаиды Андреевны в молодости были такие же огромные, завораживающие глаза. С годами выцвели и сделались меньше, но художник-то помнил их все такими же, вот как у Киры сейчас, – полными жизни и морского волнения. Стоит заглянуть в них – и уже ясно, какое у этой девушки смятение в душе.
Лариса обвела кончиками пальцев узор на скатерти: «Отчего же? Разве она не счастлива? Хотя что это – счастье? Разве – покой? И может ли воцариться покой в душах людей, живущих у моря – самого смятенного из всего, что есть в мире… Оно влияет на нас. Мы уже рождаемся с тоской о дальних плаваниях, о неведомых берегах и невероятных приключениях. Наверное, в какой-то степени мы всю жизнь остаемся детьми, ведь нас не пришибают унылые будни мегаполиса. Мы не начинаем день, спускаясь под землю в серой, угрюмой толпе… И не выползаем с нею же вечером, когда уже не остается сил на радость. Даже если крымчане и сидят в офисах, за нашими окнами идет жизнь. Да что там идет – кипит! И мы хотя бы зрительно оказываемся втянуты в нее. Каждый из нас хлебнул горя… Я – хлебнула. И все равно остаюсь девчонкой в душе. Не могу поверить, что скоро мне пятьдесят… Это даже звучит чудовищно! Без пяти минут пенсионерка. Но почему же тогда мне все еще весело жить? Болтать с детьми, придумывать новые игры… Может, я просто не очень умна? Инфантилизм и любовь к жизни – синонимы? Взрослый человек не может избежать разочарования?»
Лариса машинально взглянула на сына, вернувшегося в зал в костюме кота, и ощутила укол в сердце: «Бедный ты мой… Изувечил ты свою жизнь…» Ей хотелось думать, что всеми этими кошачьими уловками она вытягивает Антона из мрака, в который он погрузился, сорвавшись с той скалы. Ведь выглядел он вполне жизнерадостно!
Но ни разу Лариса не позволила себе без стука заглянуть в комнату сына, и не только из врожденного такта… Было страшно обнаружить своего мальчика в отчаянии скорчившегося на полу. Тогда вся их жизнь, которую Лариса так тщательно выстраивала, рухнула бы разом, как карточный домик. И она не была уверена, что у нее хватит сил восстановить разрушенное.
* * *– Ты называешь это борщом?
– Не вкусно?
Кира улыбнулась так виновато, что Илью бросило в жар. Но от стыда не за себя, а за нее. Эти ее ускользающие собачьи взгляды…
«Если она еще хоть раз сделает такие глаза, я ее ударю». – Он подумал об этом спокойно, не ужаснувшись самой этой возможности.
– Тебе еще учиться да учиться. Настоящий украинский борщ готовят со шпиком и чесночком. Толченым.
– У нас нет шпика… Что это? Сало?
– Свиное сало. Неужели ты никогда не пробовала?
– Ты скучаешь по жене?
– Господи, при чем тут моя жена?!
– Ты говорил, она здорово варила борщи…
– Да не в борще дело, что ты к нему прицепилась?! – разозлился Илья.
– Я? Это я прицепилась? По-моему, это ты цепляешься ко всему, что я делаю! Даже в постели.
– Разве?
– Ты сам не замечаешь! Все время твердишь: не так… Давай вот так. Но ты ни разу не спросил, что нравится мне.
– То есть тебе не нравится…
– Этого я не сказала.
– Отлично! Значит, тебе плохо со мной в постели?
– Да не говорила я этого!
– А все началось с плохого борща…
– А, так он все-таки тебе не нравится?
– Теперь я его точно не стану есть.
Специально отодвинув тарелку так резко, чтобы багровая жижа выплеснулась на стол, Илья встал и поднялся на второй этаж. Не спеша, чтобы Кира не подумала, будто он бежит с поля боя…
«Боя? – удивился он. – Я сражаюсь с женщиной?»
Ему захотелось внезапно оглянуться, чтобы застать на лице Киры выражение, какое не предназначалось ему. Интересно, как она смотрела на него в такие моменты? Но Илья удержался. Иногда лучше не знать того, что о тебе думают на самом деле, если не готов перекраивать жизнь. А он пока не чувствовал в себе готовности…
Вторую половину дня предстояло провести с семьей бизнес-леди, которая знала толк в фотографии и понимала, чем профессиональный снимок отличается от селфи. Такое встречалось нечасто, да и торговаться она не стала. Илья должен был
