Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
А ещё старуха с площади утешила напоминанием, что самая тёмная ночь бывает перед рассветом. Наверное, это так, но как же трудно среди кромешной тьмы несчастий дождаться первого робкого лучика, сулящего утреннюю зарю!
Она взялась руками за подоконник и, свесив голову вниз, заглянула в палисадник. На скамейке под сливой неподвижно сидел человек. Странно, но Аня совсем не испугалась. Напрягая зрение, она пристально вгляделась в силуэт и в лунном свете узнала барона фон Гука. По Аниному сердцу прокатилась горячая волна благодарности: он нас охраняет! Забыв, что она не одета, а растрёпанная коса напоминает спутанную льняную паклю, девушка еле слышно позвала:
– Александр Карлович!
Хотя Анин тихий шёпот звучал не громче шелеста листвы на раскидистом тополе, барон расслышал зов и, немедленно вскочив, подошёл под окно, наступая каблуками на камни, ограждающие клумбу с оранжевыми бархатцами.
Его лицо, поднятое к окну второго этажа, оказалось в тени дома, и Ане были видны лишь устремлённые на неё глаза и аккуратно подстриженные каштановые волосы.
– Александр Карлович, благодарю вас и прошу, нет, приказываю, идите спать! Больше ничего не случится! Я буду ждать вас завтра!
Она немного поколебалась и, поднеся пальцы к губам, послала ему воздушный поцелуй.
Пользуясь темнотой, спрятавшей густой румянец на щеках, быстро прикрыла окно, мимолётно расслышав прощальное:
– Честь имею.
Вернувшись в кровать, Аня перекинула косу за спину, свернулась калачиком и попыталась снова заснуть, но мозг словно взбунтовался, стараясь осмыслить загадочные слова, брошенные Проклой.
– Значит, Васька Косматов. Никогда прежде не слышала этой фамилии, – непроизвольно произнесла вслух Аня, раздумывая, каким образом попытаться расспросить батюшку о былом. Волновать его доктор запретил категорически, да она и сама бы не решилась тревожить тятю понапрасну: вместе с потерей зрения Ивана Егоровича мучили страшные головные боли, от которых большую часть времени он лежал лицом к стене, с трудом поворачиваясь, чтобы испить кисленького морса из черники или малины.
Аня встала и осторожно переступая босыми ногами по прохладным половицам, подкралась к двери батюшкиной комнаты. Открыв дверь, она долго прислушивалась к его беспорядочному дыханию, твёрдо решив, что ни за что на свете не станет мучить его любопытством. Пусть Прокла хранит свою тайну, придёт время, и она наверняка станет известна.
Оказалось, что загадку Васьки Косматова без труда смогла разрешить Анисья.
– Какой такой Косматов? – живо переспросила она за завтраком, когда Мариша упомянула вчерашний самосуд. – Не тот ли разбойник, который жёг дома в Ельске? – С глухим звоном стукнув чашкой о блюдце, нянюшка гневно сузила глаза и оглядела девушек, призывая их в свидетели. – Вот послушайте, как дело шло! Почитай несколько месяцев Ельск пламенем полыхал. Избы одна за другой, ровно сухие лучинки, вспыхивали! А сколь семей по миру пошло, и не упомнишь! Прознали люди, что поджигатель тот – Васька Косматов, да проку от этого знания было мало. Полицмейстер из Петербурга трёх сыщиков выписал, но и те Косматова поймать не могли! Истинный крест! – в подтверждение своих слов, Анисья перекрестилась на икону и торжественным голосом провозгласила: – А справился с Васькой наш Иван Егорович! И то чуть не погиб, когда тот на него с ножом кинулся. Да не на того напал! Твой-то батюшка проворнее оказался – хватил его по лбу и баста. Поделом разбойнику.
– Нянюшка, скажи, тятя, что, убил Ваську Косматова? – замирая от страшной догадки, спросила Аня.
– Убил! Намертво убил! Народ Ваську-ирода даже на кладбище хоронить не хотел. Думали у дороги как собаку зарыть, да отец Александр не позволил. Хоть и плохонькое место у канавы выделил, но в церковной оградке. Всё ж, сказал, крещёная душа.
Слушая незамысловатый рассказ няни, Аня начала понимать происходящее. Если Прокла корила батюшку Васькой Косматовым, значит, она имела к нему отношение. Может быть, она его жена или сестра?
– Няня, скажи, а была ли у Косматова семья?
Анисья ненадолго задумалась:
– Да вроде была. Не скажу точно. Больно уж много лет с той поры прошло. Ты тогда ещё в люльке качалась. Но бабы судачили, что Васька путался с какой-то бабёнкой из местных и, по слухам, имел от неё двух детей. Дочку и сына.
«Дочку и сына, – мысленно повторила Аня, понимая, что это объяснение всё ставит по своим местам. – Скорее всего, Прокла с офеней – дети Васьки Косматова».
Она потёрла лоб рукой, подумав, что если батюшка, пусть и в честной борьбе, убил Проклиного родителя, то Прокла вполне могла замыслить чёрную месть. Да и отомстила им тем же огненным способом, каким действовал её отец, наверняка неспроста.
Тогда становилась понятна суть этих странных записок и навязчивое желание сообщить Весниным о расплате.
Бросив недоеденную кашу, Аня вскочила:
– Я должна рассказать это Александру Карловичу!
Слова о бароне фон Гуке выскочили сами собой. Смутившись своего порыва, Аня заметила, как Анисья многозначительно переглянулась с Маришкой и нахмурилась, немедленно сев обратно и нехотя принимаясь за остывшую пшёнку со сливками.
Съев пару ложек, она отодвинула тарелку, не в силах сидеть спокойно. Обсуждать услышанное от Анисьи, строя догадки и домыслы, ей не хотелось.
Виновато взглянув на Маришку, Аня подхватила шаль:
– Пойду в сад, прогуляюсь.
Милая, верная Мариша, она всегда угадывала её желания. Вот и сейчас, поняв, что Аня хочет побыть одна, Мариша неторопливо достала вязание и, усевшись у окна, принялась увлечённо разбирать перепутанные в корзине шёлковые нити, унизанные бусами:
– Иди, Аннушка, а я обещала себе довязать кошелёк. Скоро именины у кузины Машеньки.
Старый сад готовился к встрече осени. Хотя Анино настроение не позволяло ей вдоволь налюбоваться красотами позднего лета, она всё же заметила нежную красоту голубых астр, трогательно тянувших вверх свои пушистые головки, и роскошные причёски тёмно-бордовых георгинов, кичливо возвышавшихся вдоль окон.
Из смородинового куста сиротливо качала бусами ягод одна необобранная ветка. Аня рассеянно положила в рот терпкую смородину, подумав, что надо попробовать вывести батюшку погулять.
Чуть не замочив край юбки в тёмной лужице, набравшейся в земляную ямку, выдавленную каблуком, она вдруг вспомнила, что этот наряд шила Прокла. Машинально проведя руками по гладкому поплину, отдёрнула пальцы, словно обжёгшись о крапиву, и охнула, припомнив некоторые мелочи, которым тогда совершенно не придавала значения. Юбка спешно дошивалась накануне пожара, перед отъездом в Дроновку. В тот день Прокла находилась в превосходном настроении, игриво намекая на скорые перемены в Аниной жизни. Как же она тогда сказала? Аня ненадолго задумалась, вспоминая, как белошвейка опустилась на колени, подгоняя подол по длине,
