Сестрины колокола - Ларс Миттинг
Стоя друг против друга по разные стороны письменного стола, они едва переводили дыхание. Он первым заставил себя опуститься на стул. Из чернильницы плеснуло на стол, теперь на дереве останется темное пятно.
– Сожалею, Астрид. Со мной бывает, что я вдруг вспылю. Не всегда умею сдержаться. Но я отходчив.
Он почесал затылок, подошел к двери и выглянул посмотреть, не подслушивает ли горничная Брессум.
Никого.
– В новогоднюю службу крестили девять детей. А в следующие месяцы еще тридцать два, из них пятнадцать незаконнорожденных. Три малыша уже умерли от болезней. Живут все в тесноте, земля не в состоянии нас прокормить. Население стремительно растет, и в критическую минуту храм всех не вместит. Прихожанам необходимы просвещение, разум, руководство! Ты же умная женщина, Астрид. Разве сама не видишь всего этого? Подумай лучше о том, что дар твоей семьи послужит высшей цели, а именно – улучшению условий отправления религиозных обрядов.
– Людям хочется еще и красоты. Чего-то, что украсит жизнь. Ну, не как украшения. А как красота, какую люди почувствуют в себе.
– Ну да. Да, конечно.
– Знать бы, что он про это подумал бы, – сказала она.
– Да кто он?
– Эйрик. Отец сестер Хекне. Теперь и нет, пожалуй, людей, кто думал бы, как он.
– Потому что люди так бедны, что стыдятся своей бедности, – сказал Кай Швейгорд. – Я не припомню, чтобы в кружке для пожертвований когда-либо оказалась монета в пятьдесят эре. Как правило, одна мелочь. Позволю себе такое сравнение: звенят они не хуже тех, что по пятьдесят. Но толку от них мало.
Он видел, что Астрид немного успокоилась. Обхватила подлокотник пальцами. Не порывалась снова вскочить.
– К тому же у меня проблема с этим недостающим порталом. И чего только ждет от меня Шёнауэр? Что я вернусь назад в прошлое и погашу пламя, в котором этот портал сгорел?
Он приподнял чернильницу и поставил под нее небольшую тарелочку.
Кончики его пальцев окрасились в синий цвет.
Швейгорд откашлялся:
– Астрид, хотелось бы мне, чтобы мы… встретились при других обстоятельствах. Более благоприятных, менее сложных.
Астрид нахмурилась. Он продолжил:
– Если бы я не был пастором. Или пусть бы я был пастором, но чтобы мое служение не разрушало того, что тебе дорого. Чтобы мы могли, ну… пойти прогуляться, например.
Он закусил губу, но слово уже вылетело. Прогуляться. С пастором. Это как официальное заявление.
Астрид Хекне встала. Двинулась к Каю, разматывая шаль; сделала еще шаг навстречу, но, видимо, заметила, что стоит под распятием. Замешкалась и снова села. Выглядело это так, будто она к чему-то готовилась, собиралась что-то сделать, но теперь оказалось, что задуманное невыполнимо.
Они смотрели друг на друга так, как в тот раз смотрели друг на друга над скатертью. Кабинет пастора исполнился тишиной. Иисус смотрел со стены в пол.
Она встала и отошла на шаг.
– Что ж, господин Швейгорд, я бы тоже не прочь прогуляться. Но вряд ли так случится. Если только эта сделка не будет расторгнута. Вот тогда мы, наверное, могли бы пойти прогуляться.
«Я ее теряю сейчас, – подумал он. – Я ее теряю».
– Мне следует прислушиваться к доводам рассудка, – сказал он. – Новый шпиль много короче, и колокола будут располагаться значительно ниже. Если мы повесим там Сестрины колокола, они просто оглушат прихожан. В качестве замены мы уже получили два колокола поменьше, они оказались лишними для часовни в Гаусдале.
– А как они звонят-то?
– Вероятно, не хуже этих. Я их не видел. Они хранятся в сарае на берегу озера Лёснес, вместе с другими материалами для новой церкви.
Ничего не говоря, Астрид встала и пошла к двери, но на полпути остановилась и обернулась:
– Не хуже этих? Да быть того не может! Ведь сколько в Сестриных колоколах серебра! У них же серебряный звон. Они серебром звенят!
Швейгорд печально покачал головой, зная, что сейчас из его жизни навсегда уходит бушующий темперамент Астрид; значит, жизнь поблекнет, и трудно было представить, чтобы эта утеря жизненных красок могла быть восполнена в будущем.
– Звенит бронза, Астрид. От серебра звук не становится более звонким. Это просто заблуждение.
Поминальная служба не по канону
Астрид Хекне направилась прямо к Герхарду Шёнауэру, поставившему мольберт возле церкви, между двумя покосившимися надгробиями. Она знала, что ее видно из окна в кабинете пастора, но шла, не оборачиваясь. Как ей все опостылело, опостылела его несговорчивость, могильный холод, рассудочность, мечта о поцелуе, которому, к счастью, не бывать.
– Ключ, – сказала она Герхарду Шёнауэру. – Дай мне свой ключ. – Показав на церковь, сделала рукой движение, будто что-то поворачивает.
Растерянно пробормотав что-то, он полез в карман. Вскоре она уже запирала за собой дверь в ризницу.
«Я должна их увидеть, – думала она. – Я имею право увидеть, пока их не увезли».
Пройдя по центральному проходу к лестнице, ведущей в пустое чердачное пространство, она поднялась туда, спустилась с другой стороны и отворила дверцу позади фисгармонии. Оттуда вела вверх крутая чердачная лестница со ступенями-перекладинами. На площадке, слабо освещенной маленьким оконцем, она увидела две болтающиеся в воздухе веревки, до блеска затертые потными ладонями.
Еще один пролет по приставной лестнице. Подобрав подол, Астрид полезла выше в полутьме. Грубые материалы, тяжелые перекрестья балок. Свет проникал только сквозь щели между досками стен. Будто она совсем в другом здании, не просто более холодном, по-иному пахнущем, а таком, где и мысли в голову лезут другие. Это место по-особому чувствовали только те, кто строил эту церковь.
На случай, если бы заявился Кай Швейгорд, у нее был готов ответ: «Все равно же церковь разберут. Что такого, что я сюда поднялась?»
Она остановилась, прислушиваясь. Никого. Только скрипы и вздохи старых досок. В полутьме двинулась дальше, ладонью нащупывая балки, покрытые пылью и птичьим пометом, и вспоминая забытый было детский страх перед чердаками, куда им не разрешали лазить.
Скоро внутри стало совсем темно, но Астрид почувствовала, что опять выбралась на площадку. Стукнулась головой о какой-то люк, пальца на три приподнявшийся и бухнувшийся на место с гулким стуком. Взлетело облачко пыли и закачалось вокруг головы, обдав ее спертым запахом мертвечины. Она зажмурилась, задержала дыхание, и ей почудились далекие звуки. Далекие не в пространстве, а во времени.
Астрид подождала немного, чтобы улеглась пыль и стало можно дышать. Уперлась затылком в крышку люка и вскарабкалась наверх; казалось, она пробивается сквозь бесплотные сгустки прошлого.
Она выбралась на колокольню и стала там на колени. Пыль, опускаясь, щекотала лицо. Свет едва проникал сюда сквозь щелки,
