Семья как семья - Давид Фонкинос
Чтобы расслабиться, я предложил пройтись по пляжу. Восход солнца приветствовала толпа любителей бега. Как можно заниматься спортом в такую рань? В Париже в это время ты в основном встречаешь пьяных, выходящих из ночных заведений. Да еще этот джетлаг, из-за которого все казалось сюрреалистичным. Мадлен вдруг спросила:
– Вы уверены, что он придет?
– Да, я подтвердил, что мы здесь. Он нас ждет.
– А если это не он, а кто-нибудь на него похожий?
– Нет, такого не может быть.
– А если нам нечего будет сказать друг другу?
– Будете смотреть друг на друга молча.
– А если не сможем рассмотреть друг друга?
– …
Я было подумал, что в последнем вопросе содержалась ирония, но ничего подобного. Никакой легкости, Мадлен была слишком напряжена. Она действительно боялась растеряться и не сообразить, что сказать, боялась толком не разглядеть собеседника. Она словно застыла; по-моему, ей и говорить стало трудно. Бывает, что актеры испытывают безумную тревогу перед выходом на сцену. А тут у меня перед глазами разворачивался фильм ее жизни, задуманный любовью.
Она так волновалась, что меня охватили сомнения. Зачем я во все это влез? Я хотел описать реальную жизнь, а не воровать минуты чужой близости. Существует предел, за которым свидетели недопустимы. Если Мадлен захочет, она мне потом все расскажет. Да, так было бы лучше. Проводить ее, а самому уйти. Если даже в книге не будет описания встречи, разве это так уж важно? Каждый может себе ее представить и создать собственный образ. Но в тот момент, когда я до этого додумался, Мадлен взяла меня за руку и сказала: «Пожалуйста, останьтесь. Вы мне нужны».
84
На место встречи, в большое кафе с застекленной верандой, мы пришли за час до назначенного времени. Ив был уже там. Жаль, что я не могу описать его появление. Мне он показался чрезвычайно элегантным. Одетый в льняной костюм, в широкополой шляпе, он напоминал персонажа Фицджеральда. Ив быстро поблагодарил меня за организацию встречи; конечно, он торопился перейти к сути дела. Я отступил на несколько шагов, чтобы в этот незабываемый миг оставить их наедине.
Уже несколько дней мы с Мадлен были тесно связаны. Нас объединял мой замысел, а сейчас я оказался первым свидетелем ее эмоций. Эта женщина и этот мужчина смотрели друг на друга, не веря себе. Со слезами на глазах и необъятными улыбками. Сначала никто из них не смел коснуться другого. Кажется, именно это меня особенно растрогало: то, как оба, стоя лицом к лицу, застыли в ошеломлении.
В конце концов они тепло расцеловались и обменялись несколькими вежливыми словами. Ив спросил, не очень ли мы утомились от путешествия. Мадлен его успокоила. Потом-то усталость еще на нас навалится, но пока торжествовал адреналин. Оба повернулись ко мне, как дети, ждущие указаний от взрослого. Но ведь это была их история. Я сделал знак, что устроюсь поблизости. Похоже, Ив выбрал это место в расчете на меня. Я пошел на веранду; ее отделял от зала широкий застекленный проем, так что я мог наблюдать их, не вмешиваясь.
85
Удивительное дело: едва я уселся, как мне пришло послание от Мари. Словно ее дружеский взгляд упал на то, что я сейчас переживаю. Она напомнила о себе именно тогда, когда я стал свидетелем проявления вечной любви. Может быть, это некий знак? Безусловно. Как будто два сердца перекликаются между собой.
Мари просто спрашивала, как дела. Я ей все рассказал. «Невероятная история. Я бы так хотела заснять их встречу…» – восторженно ответила она. Я раньше не упоминал: Мари по специальности фотограф. Мы и встретились на ее выставке. В этом романе я не хотел говорить о себе, но сейчас у меня нет выбора.
У меня не было ни малейшего желания идти на эту выставку. Но ведь так и случаются встречи: когда никуда не хочешь идти. Меня пригласил кинорежиссер, который, как я надеялся, заинтересуется одним из моих романов. И я подумал, что надо обязательно пойти: вдруг будет польза для нашего возможного сотрудничества. Но надеялся я напрасно. На входе режиссера тут же перехватили какие-то знакомые, и я вообще потерял его из виду. Галерея состояла из нескольких маленьких комнат, так что казалось, будто переходишь из одного кокона в другой. Я решил из вежливости все их быстро обойти и вернуться домой. Я даже не знал, да и не интересовался, чья это выставка. Я никогда не считал фотографию искусством (разумеется, Мари заставила меня изменить мнение) и вначале проходил мимо экспонатов совершенно равнодушно.
Но мало-помалу начало происходить нечто странное. Фотографии меня все больше и больше захватывали. Перед одной из них я остановился как вкопанный. На ней было всего лишь слово «да». Не знаю почему, но меня это взволновало. Не потому ли, что простота была выражена во всей своей чистой непосредственности? Я читал и перечитывал это «да», пока не услышал за спиной голос: «Вы пришли – какой приятный сюрприз». Я обернулся и увидел Мари. Не успел я ответить, как она сказала, что ей очень нравится один из моих романов. Мое первое впечатление от нее соответствовало человеческому варианту «да». Она показалась мне радостной и счастливой, не то что другие художники, которые вечно тревожатся, как пройдет их вернисаж. Я сообщил ей о своем впечатлении и услышал в ответ: «О, сегодня мне не о чем беспокоиться! Все скажут, что фотографии замечательные! Даже вы… вам ведь понравилось, да?» Не знаю, насколько высок был в ее словах уровень иронии, но меня восхитило то, что она относится к себе с юмором. Поэтому я ответил, указав на фотографию:
– Да.
Да, мне понравились ее фотографии. И да, мне захотелось ближе познакомиться с этой женщиной. Разумеется, захотелось. Не то чтобы у меня был большой опыт в подобных делах, но тут я все же отважился спросить, не согласится ли она в ближайшее время встретиться со мной. Она взглянула на меня и, ничего не ответив, в свою очередь показала пальцем на «да».
86
Последний раз переписываясь, мы с Мари оба признали, что надо увидеться, но никаких подробностей о себе не сообщали. А сейчас она написала, что через два дня открывается ее
