Александр Ржешевский - Тайна расстрелянного генерала
Утром канонада ощущалась явственнее. Страх накатывал на людей волнами. Иногда им казалось, что они идут вот так, в панике, не два дня, а долгие годы.
Синево открылось на бугре — милое, привычное, тихое. Толпа беженцев повернула вдоль большой дороги, не задев маленькой веселой деревушки. Надежда осталась в одиночестве с трепетом и робостью. Ступила на знакомую тропинку. Вот и улица горбатится, где с гармонями ходили когда-то толпы парней и девушек. Сейчас она была пустынна. На старом месте в пыли купались куры, а меченная чернилами коза натягивала веревку и старалась дотянуться до маленькой березки.
Привычный деревенский вид немного успокоил Надежду. Однако беды подстерегали и тут. На двери теткиного дома висел замок. Кухонное окно, которое можно было открыть с помощью любой щепки, оказалось заколочено.
Соседка Степанида сидела на крыльце, на теплых ступенях. Еще недавно крепкая, властная, она словно увяла в одночасье, выглядела старой и немощной. Седой клок волос выбился из-под платка и трепался на ветру. Надежда остановилась перед ней, еще не надеясь, что будет узнана.
— Что же ты пришла? — грустно качая головой, спросила Степанида.
Надежда ничего не могла с собой поделать — улыбнулась по извечной русской привычке так встречать непосильную тяжесть.
— Тебя проведать, бабушка. — Небрежно убрала прядь с лица и спросила весело: — Как вы тут?
Степанида поднялась, скорбно глянув:
— Пойдем накормлю. Окромя пустой картошки, ничего нету.
Медленно ступая, вошла в дом. На выскобленный стол поставила миску с подрумяненной в печи, еще теплой картошкой. Рассказала, как забрали на фронт Василька. Единственный сын ее был сердечником. Военком уже было отставку ему дал. А Василек сам настоял, и Степанида ничего не смогла сделать.
Узнала Надежда про тетку. Та вместе с другими женщинами и малыми детьми подалась в Минск на второй день войны. Сказала Степанида и про молодых девок. Те тоже немцев боятся. И от дома отрываться не хотят. Все письмишко или еще какую весточку получить надеются от женихов. Ихних ухажеров-то подчистую забрали. Кто-то вернется?…
— У Шуры Козловой свадьба была. Такой стол закатили… Песни, пляски. Вечером свадьба, а утром война. Так Шурка с мужем и не пожила.
— А… Иван? — решилась Надежда. У нее дух захватило от мысли, что можно еще увидеть Ивана. Ведь не призывник. Уже Финскую отломал. Могли оставить по первости.
Лицо ее загорелось. Подумала, что соседка посмеется или упрекнет. Но мудрости старой Степаниде было не занимать. Виду не подала. Только спросила:
— Латов, что ли? — И не дожидаясь ответа, продолжила: — Он же, сама знаешь, везде хочет поспеть. И Ущекова Семена за собой потащил. В первый же день на фронт подались. Мать Семена говорит про Ивана: встренула бы убила!
— Есть кому нас убивать, — печально сказала Надежда. — Самим бы… своих… не надо бы…
39
Командарму-10 тов. Голубеву,
заместителю командующего фронтом тов. Болдину,
командарму-3 тов. Кузнецову.
С утра 24 июня вам надлежит:
1. Ударной группой в составе 6-го и 11-го мехкорпусов, 36-й кавдивизии под командованием тов. Болдина продолжить решительное наступление в общем направлении на Гродно, овладеть этим городом и продолжать наступление по обоим берегам р. Неман на Друскенике. Конечная цель дня — занять местечко Мереч.
Иметь в виду 26-му СК обеспечение операции по западному берегу р. Неман со стороны августовских лесов и со стороны Сувалок.
2. Командарму-3 тов. Кузнецову 85-й и 56-й стрелковыми дивизиями атаковать в общем направлении на Гродно и закрепиться к северу от этого города. 27-й наступать на фронт Абно — Липск — Даброво, где и закрепиться, войдя в связь со 2-й стрелковой дивизией в районе Осовец.
3. 26-й стрелковый корпус, обеспечивая себя со стороны Вильно на фронте Ошмяны — ст. Бенякони, 24-й и 37-й стрелковым дивизиям, 17-й стрелковой дивизии наступать в общем направлении Радуот — Оранва. Обеспечение с запада района Лиды возлагается на 8-й ПТОБР.
Об отданных распоряжениях немедленно доложить.
Командующий войсками Западного фронта Павлов
корпусной комиссар Фоминых
начштаба Климовских
* * *В то время как тысячи людей, покоряясь судьбе, все еще рассчитывали на чудо избавления, военачальники, от которых это избавление зависело, пребывали в полной растерянности.
— Нет, ты чувствуешь, что он видит? И как понимает?
Болдин отошел от аппарата. Пересказывая павловский приказ командующему 10-й армией, он дал волю злости, накопившейся с утра от собственной беспомощности и ошибок, которые ему хотелось свалить на других.
— Ударную группу выдумал! Из чего?
Голубев пожал плечами. Сам он видел, что исправить положение невозможно. Армия встретила вторжение неподготовленной. Не с оружием в руках, в укрепрайонах, а в казармах, на постели. Да и сами укрепрайоны вчерашний день войны.
Но Болдин продолжал бушевать:
— Что он себе думает?!
В лесу южнее Белостока, вдали от штаба фронта, он мог позволить себе рассуждать вместо исполнения приказа, говорить, что Павлов далек от действительности. И то, что Голубев согласился с ним, обсуждая возможность, а вернее, невозможность создания ударной группы, еще больше ожесточило его против Павлова.
Можно было возлагать надежды на 6-й механизированный корпус, где половина танков — "КВ" и "Т-34", в первых же схватках они отлично показали себя. Новые машины составили костяк атакующей русской группы. Немцы не выдержали удара и предпочли увести подвижную технику под защиту артиллерии. Орудия били прямой наводкой, и русские вынуждены были остановиться. Утихомирились, показав бронированный кулак и вселив в немецких генералов растущую тревогу.
Ни Болдин, ни тем более Павлов не знали об этом развернувшемся сражении и не могли принять меры, чтобы закрепить и развить наметившийся успех.
Вместо этого с прибывшим нарочным, который к ночи разыскал генерала Хацкилевича, пришел приказ оставить позиции и занять оборону по реке Свислочи. Ночью корпус начал движение согласно приказу. Взбешенный Хацкилевич прибыл на рассвете в штаб командующего армией. Как образцовый служака, он ни единым намеком не выдал своего бешенства, но сказал, что приказ штаба фронта неправильный. Немцы очухаются и навалятся с утроенной силой. А их надо бить, пока бегут.
— Корпус уже начал отходить? — спросил Голубев, точно собирался вопреки Павлову отменить приказ.
Хацкилевич кивнул.
— Так лучше, Михаил Георгиевич! Так лучше! — пробормотал Болдин. Поверь мне. Немцы быстро идут.
— Дайте снаряды и горючее! — вскинулся Хацкилевич. — Иначе танки скоро остановятся.
— Я уже дал указание, — сказал Голубев. — Если у Красного бора склады не разбомбили, к вечеру будет горючее.
С командного пункта армии отправили в Минск самолетом письмо с просьбой доставить по воздуху горючее и боеприпасы. Немецкие истребители догнали одинокого посланца на середине пути и сбили играючи. Другой самолет тоже не долетел до цели.
К исходу третьего дня о контрударе забыли и думать. Из штаба фронта Павлов продолжал ставить задачи несуществующей ударной группе, выстреливать по радио приказы, которых никто не слышал и не принимал. Остатки 10-й армии Голубева сражались фактически в тылу противника. Судя по орудийной пальбе и вечерним всполохам, какие-то подразделения еще жили и продолжали сдерживать силы вторжения. Но управлять ими уже никто не мог.
Спасение пришло неожиданно. На КП прибыл маршал Кулик. Его появление произвело ошеломляющий эффект. Невзирая на обстановку, явился прямо из Москвы. Значит, есть в Центре сила и уверенность. А каковы могут быть полномочия такого посланника? Вероятно, из глубин России идут резервные армии, спешат эшелоны с боеприпасами, горючим, новым оружием. Наконец-то появятся в небе краснозвездные "ястребки". Не с пустыми же руками прибыл из столицы маршал? Может быть, какие-то новые идеи возникли в Центре?
Сама возможность того, что вечером Кулик будет докладывать о принятых мерах Сталину, в Кремле, приводила генералов в трепет.
С новыми силами, вытянувшись в струнку, Голубев доложил обстановку. Маршал Кулик прошелся по поляне, зашел к радистам, потрогал аппаратуру. Потом вернулся в штабную палатку и произнес многозначительно:
— Да-а-а…
Не умевший командовать полком, он волею судьбы вознесся на вершину воинской власти благодаря своим особым качествам, впрочем, не редким, а, наоборот, позволявшим очень многим бесталанным людям делать карьеру при любом режиме: умение подластиться, поддакнуть, развить чужое мнение, не имея своего, и соглашаться с вышестоящими начальниками, которые это любят.
Болдин и Голубев догадывались, что маршала ждал на секретном взлетном поле новейший самолет-истребитель, который мог поспорить в скорости и вооружении с любым "мессершмиттом". Такие самолеты уже начали поступать в армию, но были загублены в первые часы прицельных немецких бомбежек.
