Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 4. Произведения севастопольского периода. Утро помещика
Нехлюдову всё становилось грустнее и грустнее. Правая рука его, опиравшаяся на колене, вяло дотронулась до клавишей. Вышел какой-то аккорд, другой, третий… Нехлюдов подвинулся ближе, вынул из кармана другую руку и стал играть. Аккорды, которые он брал, были иногда неподготовлены, даже несовсем правильны, часто были обыкновенны до пошлости и не показывали в нем никакого музыкального таланта, но ему доставляло это занятие какое-то неопределенное, грустное наслаждение. При всяком изменении гармонии, он с замиранием сердца ожидал, что̀ из него выйдет и, когда выходило что̀-то, он смутно дополнял воображением то, чего недоставало. Ему казалось, что он слышит сотни мелодий: и хор, и оркестр, сообразный с его гармонией. Главное же наслаждение доставляла ему усиленная деятельность воображения, бессвязно и отрывисто, но с поразительною ясностью представлявшего ему в это время самые разнообразные, перемешанные и нелепые образы и картины из прошедшего и будущего. То представляется ему пухлая фигура Давыдки-Белого, испуганно-мигающего белыми ресницами при виде черного, жилистого кулака своей матери, его круглая спина и огромные руки, покрытые белыми волосами, одним терпением и преданностью судьбе отвечающие на истязания и лишения. То он видит бойкую, осмелившуюся на дворне кормилицу и почему-то воображает, ка̀к она ходит по деревням и проповедует мужикам, что от помещиков деньги прятать нужно, и он бессознательно повторяет сам себе: «да̀, от помещиков деньги прятать нужно». То вдруг ему представляется русая головка его будущей жены, почему-то в слезах и в глубоком горе склоняющаяся к нему на плечо; то он видит добрые, голубые глаза Чуриса, с нежностью глядящие на единственного пузатого сынишку. Да, он в нем, кроме сына, видит помощника и спасителя. «Вот это любовь!» шепчет он. Потом вспоминает он о матери Юхванки, вспоминает о выражении терпения и всепрощения, которое, несмотря на торчащий зуб и уродливые черты, он заметил на старческом лице ее. «Должно быть, в семьдесят лет ее жизни я первый заметил это», думает он и шепчет «странно!», продолжая бессознательно перебирать клавиши и вслушиваться в звуки. Потом он живо вспоминает свое бегство с пчельника и выражение лиц Игната и Карпа, которым видимо хочется смеяться, но которые как будто не смотрят на него. Он краснеет и невольно оглядывается на няню, которая продолжает сидеть около двери и молча, пристально глядеть на него, изредка покачивая седой головой. Вот вдруг ему представляется тройка потных лошадей и красивая, сильная фигура Илюшки с светлыми кудрями, весело блестящими, узкими голубыми глазами, свежим румянцем и светлым пухом, только что начинающим покрывать его губу и подбородок. Он вспоминает, ка̀к боялся Илюшка, чтоб его не пустили в извоз, и ка̀к горячо заступался за это, любезное для него дело: и он видит серое, раннее туманное утро, подсклизлую шоссейную дорогу и длинный ряд высоко-нагруженных и покрытых рогожами троечных возов с большими черными буквами. Толстоногие, сытые кони, погрохивая бубенчиками, выгибая спину и натягивая постромки, дружно тянут в гору, напряженно цепляя длинными шипами за склизкую дорогу. Навстречу обоза, под гору, шибко бежит почта, звеня колоколами, которые отзываются далеко по крупному лесу, тянущемуся с обеих сторон дороги.
— А-а-ай! — громко ребяческим голосом кричит передовой ямщик с бляхой на поярковой шляпе, подымая кнут над головой.
У переднего колеса первого воза тяжело шагает в огромных сапогах Карп с своей рыжей бородой и угрюмым взглядом. На втором возу высовывается красивая голова Илюшки, который, под рогожей передка, славно пригрелся на зорьке. Три тройки, нагруженные чемоданами, с грохотом колес, звоном колокольчиков и криком пронеслись мимо: Илюшка снова прячет свою красивую голову под рогожу и засыпает. Вот и ясный теплый вечер. Перед усталыми, столпившимися у постоялого двора тройками, скрипят тесовые ворота, и один за другим, подпрыгивая по доске, лежащей в воротах, скрываются высокие рогожные возы, под просторными навесами. Илюшка весело здоровается с белолицой, широкогрудой хозяйкой, которая спрашивает: «Издалече ли? и много ли ужинать будут?» с удовольствием поглядывая на красивого парня своими блестящими, сладкими глазами. Вот он, убрав коней, идет в жаркую, набитую народом избу, крестится, садится за полную деревянную чашку, ведя веселую речь с хозяйкой и товарищами. А вот и ночлег его под открытым звездным небом, виднеющимся из-под навеса, на пахучем сене, около лошадей, которые, переминаясь и похрапывая, перебирают корм в деревянных яслях. Он подошел к сену, повернулся на восток и, раз тридцать сряду перекрестив свою широкую, сильную грудь и встряхнув светлыми кудрями, прочел «Отче» и раз двадцать «Господи помилуй», и, увернувшись с головой в армяк, засыпает здоровым, беззаботным сном сильного, свежего человека. И вот видит он во сне города Киев с угодниками и толпами богомольцев, Ромен с купцами и товарами, видит Одест и далекое синее море с белыми парусами, и город Царьград с золотыми домами и белогрудыми, чернобровыми турчанками, куда он летит, поднявшись на каких-то невидимых крыльях. Он свободно и легко летит всё дальше и дальше, и видит внизу золотые города, облитые ярким сияньем, и синее небо с частыми звездами, и синее море с белыми парусами — и ему сладко и весело лететь всё дальше и дальше…
«Славно!» шепчет себе Нехлюдов, и мысль: зачем он не Илюшка — тоже приходит ему.
ПЕЧАТНЫЕ ВАРИАНТЫ.
СЕВАСТОПОЛЬ В ДЕКАБРЕ МЕСЯЦЕ.
Основной текст по изд.: «Военные рассказы графа Л. Н. Толстого»; Спб. 1856, стр. 141–174 (сокращенно: изд. 1856 г.). Варианты текста — «Современника», 1855, № 6 (сокращенно: «Совр.»).
Заглавие рассказа сохранено то, которое было во всех изданиях до 5-го; в 6-м прибавлена годовая дата: «в декабре месяце 1854 г.», и в 9-м издании и след. выброшено слово «месяце».
Стр. 3, строка 3–4.
Вместо: уже сбросила с себя (по «Совр.») — в изд. 1856 г.: сбросила с себя уже
Стр. 3, строка 9.
Вместо: 8-я стклянка. — в «Совр.»: осьмая склянка.
Стр. 3, строка 18.
Вместо: к пристани — особенный — в «Совр.»: к пристани и особенный
Стр. 3, строка 20.
Вместо: и т. п. (по «Совр.») — в изд. 1856 г.: и т. д.
Стр. 4, строка 3.
Со слов: Вы выбираете — в «Совр.» и изд. 1856 г. не красная строка.
Стр. 4, строка 5.
После слов: проходите к рулю. — в «Совр.»: (Ежели вы даже не умеете управлять лодкой, я уверен, что вы всё-таки с наслаждением сядете на руль — я заметил, что это почему-то общая всем людям слабость — править).
Стр. 4, строка 6.
Вместо: блестящее уже — в «Совр.»: уже блестящее
Стр. 4, строка 13.
После слов: на той стороне, — в «Совр.»: бухты
Стр. 4, строки 18–19.
Слов: звуки ударов вёсел, — нет в изд. 1856 г. (исправлено по «Совр.»).
Стр. 4, строка 22.
Со слов: Не может быть, — в «Совр.» не красная строка.
Стр. 4, строка 23.
Вместо: чувство (по «Совр.») — в изд. 1856 г.: чувства
Стр. 4, строка 26.
Со слов: — Ваше благородие! — в «Совр.» не красная строка.
Стр. 4, строка 26.
Вместо: Кистентина — в «Совр.»: «Константина»
Стр. 4, строка 27.
Вместо: оборотившись (по «Совр.») — в изд. 1856 г.: оборотясь
Стр. 4, строка 31.
Со слов: — А то как же: — в «Совр.» и изд. 1856 г. не красная строка.
Стр. 4, строка 33.
Со слов: — Вишь ты, где — в «Совр.» и изд. 1856 г. не красная строка.
Стр. 4, строка 35.
Вместо: высоко-высоко (по «Совр.»), — в изд. 1856 г. высоко
Стр. 4, строка 37.
Со слов: — Это он (курсив Толстого) — в «Совр.» и изд. 1856 г. не красная строка.
Стр. 5, строки 3–4.
Слов: и неровно гребут неловкие солдаты, — нет в «Совр.». Исключено цензурой.
Стр. 5, строки 6–7.
Вместо: толпы серых солдат, черных матросов и пестрых женщин. — в «Совр.»: толпы солдат, матросов и женщин.
Стр. 5, строка 8.
Сло́ва: кричат — нет в «Совр.».
Стр. 5, строка 9.
