Смерть приходит с помидором - Светлана Аркадьевна Лаврова
– Помните, как на разборе смертного случая Кузин сказал: «Состояние больного не позволило ему выжить»?
– Тут совсем другое. Состояние больного позволяло жить до ста лет!
– Ночью заходили к нему?
– Заходила ко всем, да что толку. Он лежал, спал, руку под щеку подложил. Я же не буду его трясти да спрашивать, жив или нет. Тем более он сегодня на выписку шел. Да! Надо разделить Сеченникова и Ложкина. Они в двухместной палате лежат и так друг с другом спелись, что куда бежать. Честное слово, я к ним каждый час заходила, они куролесили всю ночь. И ведь оба лежачие! Самое безобидное – это когда они песни пели хором. С утра у Сеченникова лицо в крови – это он всю ночь брился. Одну бритву успели отнять, так у него вторая была! А Ложкин свой катетер то ли отгрыз, то ли отрезал, вот такусенький кусочек остался. Говорит, катетер унижает его человеческое достоинство. Давайте их по разным палатам разведем, а то они нам онкоцентр сожгут или взрыв устроят, даром что лежат и не встают. Сегодня на операцию подготовлены Петров, Нигматуллин и Ложкарева. На ангиографию Варданян. Аласенс Петрову выпоен.
Митя знал про этот метод флюоресцентной навигации: пациенту с утра давали волшебный препарат аласенс, и когда на операции хирург доходил до опухоли, то она начинала светиться радостным розово-фиолетовым цветом. Ярко светилась, если опухоль злокачественная, особенно глиома. Более тускло – если метастаз. А доброкачественные не светились вообще. Правда, существуют еще злокачественные опухоли, которые не копят контраст и не светятся, но все-таки обычно метод работал хорошо, и хирургу видно: розовое – значит, удаляй здесь. Митя еще не видел такие операции, он только четвертый день в нейрохирургии. Вот бы сходить! Наверное, разрешат. Сегодня Павел Борисович делает такую операцию.
– Кого сегодня на МРТ? Хорошо, записал. Кого завтра оперируем? Паша, сделаешь затылок? Хорошо.
– Зуева давно лежит. Готова на операцию.
– У Зуевой что-то реаниматологам не нравилось. Кровь? Перебрали? Хорошо. Ладно, я ставлю в план. В первую операционную.
– Мониторинг нужен?
– Да. Кортико-спинальные тракты посмотрим, Варвара Вадимовна?
– Посмотрим, что же не посмотреть.
– Теперь еще что-нибудь маленькое вторым туром.
– Поставь мне биопсию этой… как ее. С непроизносимой фамилией. Как раз на второй тур.
– Эндоскопы не пришли?
– Нет. Хотя заказаны год назад.
– Я однажды искал эндоскопом сережку жены, закатившуюся за плинтус в ванной.
– Да, у нас проблема. Варданян отказывается от ангиографии. То есть не она сама, а муж отказывается. Говорит: «Что же она голая, что ли, будет лежать перед всеми? Не разрешаю». Я наврал, что на ангиографии все врачи – женщины. Так что смотрите, если он будет спрашивать – подтверждайте. Ей без ангиографии вообще никак нельзя. Там аневризма, похоже.
– Ладно, будем врать хором. А помните ту цыганку? Ей надо было глиому убирать, большая опухоль, большой доступ, а муж запретил брить ей голову. «Нельзя, – говорит, – голову брить, это позор. Пусть лучше умирает».
– И что? – вытянул шею Митя.
– Немножко с краешка побрили, работать было зверски неудобно. Но удалили. И волосы оставили. Мы вообще стараемся оставлять волосы по максимуму, для женщин это почему-то важно.
– А помните того таджика из дальнего кишлака? У него брат на заработки приехал к нам в город и заболел. Опухоль большущая, уже не помню какая, но продолженный рост в ствол, все страшно запущено, он сам дышать не может, лежит у нас на ИВЛ в реанимации. Брат из кишлака приехал, спрашивает: «А когда вы его выпишете?» Реаниматор отвечает честно: «Вряд ли он выздоровеет. Опухоль очень большая, растет в ствол, он не может дышать». Брат советует: «Так вы его от аппарата отсоедините, он и задышит. Вы же ему все заткнули, вот он и не дышит. А уберете аппарат – он будет дышать».
– Да, я его помню. Красивый был парень, прямо как с иллюстрации к «Шахнаме».
– Хорош болтать. С Тарасовым что делать будем?
– Да уже все договорились, переводим на реабилитацию, машину заказали.
– На вскрытие Потапченко кто пойдет? Автор? Кирилл, пойдешь?
– Я и пойду. После операции.
– Выписывается кто?
– Тарасов в реабилитационный центр. Ликеева и Соболева домой. Ну и Потапченко… понятно куда.
– Выписки?
– После двенадцати. Нет, Соболевой выписка готова. Хоть сейчас пусть выписывается.
– Поступают?
– Две женщины и четверо мужчин. Женщины помещаются, а мужчина один лишний. Хоть сверху клади.
– Ничего. У нас кто-нибудь до завтра в реанимации задержится?
– Ложкарева и Петров точно.
– Блин, надо еще одно мужское место!
– Ну, может, Точкин в реанимации задержится. А завтра выпишется Назимов, вот на его место и положим Точкина, а сегодня на место Точкина положим сегодняшнего мужчину. Отделение на 30 человек, и так 33 лежат.
– Завтра поступают еще двое мужчин и одна женщина.
– Завтра и будем думать. Все, я пошел писать оперплан.
– Смотрите, кактус зацвел!
– Помидорами?
– Нет, обычным цветочком.
– Почему помидорами? – шепотом спросил Митя. Он вообще-то Кирилла спросил, как наиболее знакомого доктора, но ответила женщина, до этого молча сидевшая на диване, – Варвара.
– Это эпическая история. Когда-то хирургу Л. подарили кактус. Дело было еще сильно до тебя. Хирург Л. – своеобразный человек, если не вдаваться в подробности. Кактус на его столе рос, жирел, но не цвел. Хирург Л. уволился – кактус стал бурно цвести, освободившись от тлетворного влияния хозяина. Его получил в наследство севший на место уволившегося доктор Алексей Олегович (ты его еще не видел, он сейчас на конгрессе в Берлине, завтра вернется). И вот однажды Алексею Олеговичу благодарный пациент подарил банку с солеными помидорами. Поставили банку на окошко, где похолоднее. Мы что-то сомневались в этих помидорах и сомневались долго – помидоры вздулись и лунной ночью взорвались со страшным грохотом. Утром приходим – вся ординаторская в помидорах. Отмыли и забыли. Прошло какое-то время – в горшке у кактуса обнаружился подозрительный росточек. Мы посмеялись – соленые помидоры проросли, да не может быть, это сорняк какой-то. Прошло еще время. Росточек все выше и все больше похож на помидор… за зиму помидорный куст на окне разросся и обзавелся потомством – две помидорки покраснели к апрелю. Еще три зелененькие висят. Решили снять урожай – торжественно сорвали их и принесли бутылку шампанского, чтобы запить закуску. Две помидоринки размером с ноготь разделили на пятерых. Глеб сказал, что это гораздо вкуснее, чем та фигня, что продается в магазинах. Владимир Николаич прочитал стихи: «Еще в полях белеет снег, томаты уж листвой шумят». А я… ой, уже пора на общую линейку.
