Страшный доктор. Реальные истории из жизни хирурга - Натан Иванович Варламов
К своему первому дежурству я приготовился основательно: собрал портфель со всеми предметами гигиены, взял сменные носки, приготовил много еды и даже взял новые гелевые ручки. Этот день останется со мной на всю жизнь, а те ощущения хочется пережить еще раз. Как блюдо, вкус которого не понять сразу, а эмоции от первого укуса не вернуть.
Закончился день. Лечащие доктора покидали стационар, закрыв шкафчики и оставляя здоровье населения на ночных опекунов. На обходе спокойно, тихо, все довольны. Я сел писать дневники, а мой куратор закрылся в ординаторской. Писал я медленно, пытаясь отражать действительность в историях болезни, – как я был молод и наивен. Смеркалось. За окнами виднелся лесопарк, и солнце земляничного цвета подчеркивало очертания черных облаков, будто знамение. Куратор проснулся и позвал на ужин.
– Написал дневники? – с ухмылкой спросил он.
– Естественно, – довольный собой, поспешно ответил я.
– Приятного аппетита, – пожелал он мне.
– Спасибо, а… вчерашний забрюшинный гнойник – это же гнойный илеопсоит? – не давая ему спокойно хлебать суп, спросил я.
Врач посмеялся.
– Ну ты гигант, молодец. Патология сложно диагностируемая, сколько их было вскрыто не вовремя, ты бы знал, – с набитым ртом просвещал меня он.
– А как вы узнали? – не сдерживая любопытства, продолжал я.
– Не знаю, похоже, да и копытце он к брюху подтягивал. Вообще Кузьмич назвал диагноз, только открыв дверь в палату – ну, с его-то опытом. А так можно сделать КТ, прицельно смотреть подвздошно-поясничную мышцу. Хотя мы же хирурги…
– Кузьмич? – перебил его я.
Он снова засмеялся и чуть не подавился.
– Кузьмич – тот усатый за отдельным столом.
– Нормальное прозвище для заведующего, – я улыбнулся.
– Мужики, здорово! – Зайдя в ординаторскую без стука, веселый пухленький доктор сел рядом со мной.
– Привет, Гималай, – пожав руку, спокойно поздоровался мой куратор.
– Интерн? Слушай, я его заберу помочь на отростке, – осматривая меня с головы до ног, обратился он к моему куратору.
– Конечно.
– А что? Куда… – Не успел я задать вопросы, как мы уже были у дверей в операционную.
– Мойся, накрывайся, я сейчас приду.
– Первый раз? – встретила меня вопросом операционная сестра.
– Нет! – с некоторым чувством оскорбленности ответил я.
– Хорошо, доктор, какой у вас размер?
– Э-э-э… – не сразу сообразив, размер одежды или обуви, промычал я.
– Варежки какие? – с ноткой сарказма усмехнулась она.
– А-а-а… седьмые, – ответил я.
– Все-таки, наверное, в первый, – не переставая меня подкалывать, продолжила она. – Есть или шесть с половиной, или восемь.
– Восемь, пожалуйста, – пытаясь быть серьезным, сказал я, решив, что лучше брать больше.
– Пожалуйста, доктор.
Я чувствовал себя очень странно: с одной стороны, ко мне относятся как к настоящему врачу; с другой стороны, ощущение, что все смеются надо мной, не покидало меня. В операционной уже был Гималай, начавший обработку операционного поля. Едкий дым сигарет окутывал его. Он быстро оделся и начал помогать «накрываться». После всех подготовительных мероприятий анестезиолог дал отмашку к началу.
– Нож! – немного грозно сказал Гималай.
– Скальпель, – передавая ему инструмент, продублировала сестра.
– Не мне, – указывая на меня, пробормотал он.
– Ему? – с недоумением возразила она.
– Ты слышишь плохо?! – рявкнул доктор.
Мне было неловко в этой ситуации, но оплошать я не мог. Взяв скальпель в немного дрожащую руку, я начал линию разреза через точку Мак-Бурнея[6]. Разрез был перпендикулярен вышеуказанной линии. На мой взгляд, около семи сантиметров. Я очень боялся сделать длинный разрез, но его длина должна обеспечивать хороший обзор зоны операции, она очень условна и зависит от толщины подкожно-жировой клетчатки пациента. Когда последняя обнажилась, я продолжил рассекать скальпелем. С хорошо кровоснабжаемого жира пошла кровь, и я сразу начал дергаться и искать салфетки. Но тут появилась рука моего ассистента, которая уже просушила раны и остановила подтекание крови электрокоагулятором[7]. Взяв в руки тупфер, я сдвинул клетчатку и увидел поверхностную фасцию, а за ней уже скрывались волокна апоневроза наружной косой мышцы живота. Эти волокна рассечены ножницами.
Я молчал, пытаясь как-то силой мысли остановить пот, стекающий с моего лба, а Гималай меня подбадривал. Я понимал, что все идет как по учебнику, но страх совершить ошибку меня не покидал. Внутренняя косая и поперечная мышцы были тупо разведены с помощью кровоостанавливающих зажимов. И вот передо мной появилась брюшина – гладкая, сияющая. Я уже потянулся за скальпелем, но рука была остановлена. Гималай спокойным голосом сказал, что хочет мне немного помочь. Взяв в руки два зажима Микулича, он ловко подхватил брюшину, рассек ее, а по краям этими же зажимами зафиксировал марлевые салфетки. И лапаротомия по Волковичу-Дьяконову была завершена. Указательным пальцем доктор проник в брюшную полость. Он смотрел в потолок, и гримасы на его лице напоминали момент, когда потерял тот самый винтик за водительским сиденьем и пытаешься его нащупать. Не прошло и половины минуты, как в этом раневом «колодце» очутился купол слепой кишки. Потянув за него, мы увидели червеобразный отросток. Плотный, пухлый, багрового цвета. Толстой шелковой нитью при помощи зажима мой ассистент перевязал брыжейку у основания отростка. Кисетный шов на слепую кишку вокруг основания отростка был искусно выполнен тонкой нитью на расстоянии 1–1,5 см от него. Червеобразный отросток был перевязан и пересечен лично мной. А потом его культю мне помогли погрузить в кисетный шов. После его удаления слепую кишку мы погрузили обратно в брюшную полость.
Убедившись в отсутствии кровотечения и инородных тел внутри, рану брюшной стенки позволили зашивать мне – послойно, как положено. Я старался наложить самые красивые швы на кожу. Но получилось что получилось. В экстазе от выполняемой работы я не замечал, насколько обстановка была напряжена. Оказывается, эти минуты в моем сознании обернулись двумя часами работы. Все смотрели «косо», но не на меня, а на Гималая.
– Всем спасибо! – сказал он операционной бригаде, снимая перчатки. Выйдя из операционной, мы сели за компьютер, и я под диктовку начал писать направление на гистологию, направление на бактериальный посев, осмотр, предоперационный эпикриз, протокол операции. В общем, мне все было понятно,
