Индекс Франка - Иван Панкратов
— Одна, — уточнила Эльвира.
— Что? — не сразу понял Платонов.
— Не один, а одна, — пояснила сестра. — Она не так давно здесь, вы с ней ещё не пересекались, наверное.
Виктор вспомнил, что увидел в графике незнакомую фамилию «Кравец П. А.» и почему-то представил себе мужчину. Оказалось, он ошибся. На букву «П» в голову приходило только имя «Прасковья», и он очень надеялся, что родители терапевта не были фанатичными славянофилами.
— Возьмите пока у неё кровь, давление измерьте, сделайте ЭКГ, — тихо попросил у Эльвиры Платонов. — Создайте, так сказать, некое движение вокруг пациентки. Вы же видите, сын настроен недоброжелательно.
— А историю вашего остеомиелита кто будет оформлять? — нарочито громко возразила медсестра. — У меня помощниц нет. Все в порядке очереди.
Виктор скрипнул зубами, взял со стола тонометр и направился вслед за парнем. Женщина лежала под клетчатым одеялом на каталке, головной конец приподнят; она смотрела в тёмное ночное окно, но видела там лишь отражение того, что происходит в комнате. Вадим встал возле неё и взял за руку.
— Мам, уже скоро, — шепнул он ей громко, — специально, чтобы Платонов услышал. — Я там поругался немного. С ними по-другому нельзя.
— С ними по-другому можно, — возразил Виктор. — И даже, я бы сказал, нужно. Здравствуйте. Меня зовут Платонов Виктор Сергеевич, я дежурный хирург. То есть не совсем тот врач, что вам нужен, но в отсутствие терапевта постараюсь хотя бы минимально помочь.
Женщине на вид было чуть за шестьдесят; она внимательно выслушала его краткий монолог, потом перевела суровый взгляд на сына — молчаливый выговор за «Я там поругался» — и тихо сказала:
— Лидия Григорьевна Белякова, внезапный ночной пациент. И мать вот этого скандалиста.
— Мама… — попытался возмутиться Вадим, но ещё один взгляд, острый и быстрый, остановил парня. Платонов стал догадываться, кто она по профессии. Но прежде, чем высказывать предположения, он аккуратно убрал одеяло с левой руки, надел манжету, снял с шеи фонендоскоп, давно ставший обязательным атрибутом дежурства, пусть коллеги и говорили порой, что в хирургии он чаще всего бесполезен. Сам Платонов так не считал, всегда находя, для чего он может пригодиться — для дыхания, перистальтики или, как сейчас, простого измерения давления.
Лидия Григорьевна вместе с ним следила за стрелкой манометра.
— Сто сорок?
— Нет, — успокоил её Платонов. — Сто тридцать с натяжечкой. На восемьдесят. Ребята в бригаде не зря свой хлеб едят, — повернувшись к сыну, констатировал Виктор. — А дома было сколько?
— Почти сто восемьдесят! — с вызовом ответил Вадим, глядя в глаза доктору и показывая ему всем видом, что мама — это, конечно, авторитет, но он и сам не лыком шит.
— Тем более, — улыбнулся петушиному задору Платонов. — Лидия Григорьевна, вы не школьный учитель, случайно?
Белякова удивлённо посмотрела на хирурга, потом улыбнулась и ответила:
— Хуже. Гораздо хуже. Я директор школы. Стаж — и вспоминать не хочется.
— Я по некоторым вашим словам догадался, — Виктор снял манжету и немного сжал её в кулаке, выдавливая воздух. — Скорее, по интонации. И по взглядам. У меня первая учительница была, Августа Ефимовна — она точно такими взглядами любых хулиганов замолчать заставляла.
— Вы наблюдательный, — сказала Лидия Григорьевна, потом вынула другую руку из-под одеяла, слегка поправила волосы.
И в этот момент Платонов ощутил запах — тонкий, далёкий, пришедший от её тела вместе с движением руки. Его нельзя было спутать ни с чем — сладковато-гнилостный аромат синегнойной палочки. У Виктора слегка приподнялась бровь.
Пациентка хотела что-то сказать, но увидела внимательный взгляд хирурга — и догадалась, что он почувствовал нечто, не предназначавшееся для его обоняния. Она вернула руку под одеяло, натянула его почти до подбородка, и спросила:
— Вы в какой школе учились? Не помню что-то такого преподавателя.
— Это было в другом городе, Лидия Григорьевна, — машинально ответил Платонов. — Она умерла, когда я учился ещё в пятом классе. От инфаркта, кажется. Старенькая была, далеко за семьдесят.
Они молча смотрели друг другу в глаза, и каждый понимал, что вот уже через несколько секунд тишина будет разбита неудобными вопросами и незапланированными ответами. Лидия Григорьевна втянула голову в плечи, готовая спрятаться под одеяло полностью. Сын её, не замечая происходящего между ней и врачом, вернулся в свой угол. Воевать за внимание к маме ему уже было не нужно, и он расслабился.
— Я вот что думаю, — спустя почти минуту молчания произнёс, наконец, Платонов. — Пока терапевта нет — быть может, вас посмотрит хирург?
Лидия Григорьевна молчала и незаметно, как ей казалось, кусала губы. Вадим, услышав предложение Виктора, встал со стула и подошёл поближе.
— Мы приехали с давлением, — голосом робота сказал он. — Нам. Нужен. Терапевт. Правда, мама?
И Платонов увидел, как из уголка её глаза вытекла единственная маленькая слеза, практически на ходу испаряясь с морщинистой щеки. Спустя несколько секунд она прошептала:
— Да. Терапевт.
Платонов направился к столу, где среди прочего стояли коробки с перчатками для осмотра; выбрал свой размер, натянул. Постучал пальцами по столешнице, не поворачиваясь к каталке. Все это было странно, неприятно — и от этого волнительно.
«Как бы драться не пришлось», — подумалось ему. Виктор вздохнул, вернулся к Лидии Григорьевне и взялся за уголок одеяла.
— Думаю, стоит посмотреть, например, живот, — сказал он, скорее, для Вадима. — Печень, селезёнка. Потом вены на ногах. Когда вы ещё к хирургу так запросто без очереди попадёте? Считайте — диспансеризация.
Говоря всё это, он внимательно, не моргая, смотрел ей прямо в глаза. И где-то там, где уже давно высохла слезинка, он увидел то, что должен был заметить сразу.
(помогите)
Короткая, как выстрел, вспышка боли и страха в глазах Лидии Григорьевны пронзила его. Виктор моргнул, не выдержав. В этот момент её губы едва заметно шевельнулись. Он — не услышал, нет; просто понял, что не ошибся.
(«помогите»)
И тогда он решительно скинул с неё одеяло.
2
— Полицию вызывайте, — сказал Платонов Эльвире. — Прямо сейчас.
Хирург стоял между Лидией Григорьевной и её сыном, выставив вперёд руки в перчатках. Видел Платонов перед собой не мальчика в «кафельной» рубашке, желающего поскандалить. Это был всклокоченный монстр со сверкающими глазами — в него Вадим превратился в ту самую секунду, как на пол возле каталки упало одеяло.
Он ринулся из своего угла на Платонова, словно цепной пёс. Виктор такого не ожидал, хотя и понимал, что сын каким-то образом участвует во всей этой истории. Поначалу Вадим виделся в роли заботливого домашнего медика, ухаживающего за мамой, а оказалось…
Лидия Григорьевна за его спиной не издавала ни звука. Да, им с сыном было о чем молчать. Платонов не успел в деталях разглядеть всё — Вадим не дал ему этого сделать, — но запах синегнойки усилился многократно, а в глаза бросилась странная деформация правого бедра. Женщина была в юбке, однако ещё при перекладывании с каталки из «Скорой» юбка задралась, открыв ноги. И правая нога была совсем не похожа на здоровую.
Виктор успел резко развернуться, услышав за спиной быстрые шаги Белякова. Вадим вцепился ему в плечи с визгом придавленной дверью собаки и попытался рвануть в сторону, но весовые категории были неравны. Платонов устоял на ногах и практически не сдвинулся с места. Халат где-то затрещал, и тогда Виктор оттолкнул парня от себя что было сил. Беляков отлетел, как пушинка, свалив по пути лёгкую ширму, но на пол не упал, вцепившись в стол дежурного врача. Его бешеный взгляд упал на ножницы в пластиковом стакане рядом с раскрытыми историями болезни.
Когда Вадим медленно протянул к ним руку, Платонов и произнёс:
— Полицию вызывайте. Прямо сейчас.
Ошеломлённая происходящим Эльвира взяла телефонную трубку и, не отрывая взгляд от Белякова, стала нашаривать кнопки на аппарате. Но в этот момент раздался голос Лидии Геннадьевны:
— Сынок, не надо. Прошу. Ты
