Ординариум Анима - Владислав Крисятецкий
– Двойная сплошная?
– Да. Она есть и у тебя. Дело в том, что, по сути, мы с тобой говорим об одном и том же. Разными словами. Разными образами. В меру своей искренности. Говорим, не веря во взаимность понимания, но подсознательно надеясь, цепляясь за него.
– И в конечном счете получая его, всмотревшись в образы и вслушавшись в слова внимательнее.
– Очень хорошо, что ты это сказал.
(пауза)
– Знаешь, я так и не смогу объяснить, почему позвонил. Даже себе самому, тем более тебе. Тогда, ночью, когда я ушел, то был уверен, что мы больше не встретимся, даже не услышимся. Тяжелое чувство, которое я испытывал, закрывая твою дверь, было запрятано глубоко внутрь, а место это было утоптано, утрамбовано, заасфальтировано. Та ночь была прекрасна, но я решил вычеркнуть ее из своей жизни. Избавиться как от лишнего груза, который усложняет мое и без того непростое существование. Но вот, мой пресловутый самоконтроль дал сбой. Я перешел ту самую свою линию, о которой ты говоришь. И как только это произошло, я сразу же, прямо на улице выхватил мобильник и стал искать твой номер. Не понимаю, как я смог это сделать. Что я хотел тебе сказать, что услышать от тебя… Но что-то сказал, что-то услышал. Что-то родное есть в твоих словах, в том, как ты говоришь. Возможно, ты права, и твое решение станет и моим выходом из внутреннего тупика. Только время знает все ответы. Я их не знаю.
– Не нужно ответов. Не нужно и вопросов. Достаточно на сегодня. Твой мобильник, наверное, вот-вот разрядится. Я хочу, чтобы ты взял такси и приехал. Я правда этого хочу. Ты можешь это сделать?
(пауза)
– Буду через десять минут.
(гудки)
Август 2006
Счастливец
Не работается. В голову лезут совершенно несвоевременные мысли о грядущих днях рождения жены, а затем и тещи; об очередном повышении цен и деньгах за квартиру. Да еще солнце, наконец, соизволившее появиться из-за облаков, сделало это в тот самый момент, когда ему настало время оказаться прямо напротив моего окна. Щурясь и вяло пытаясь сосредоточиться, я несколько секунд смотрю в чертеж, затем сдаюсь. Четверть одиннадцатого. До обеда как до луны. Что ж, выход из этой пакостной ситуации только один.
Оглядываюсь на Смирнова. Тоже мучается. Ему еще тяжелее, вчера отмечал годовщину свадьбы. Отметил на славу, это видно по лицу. Поерзав на стуле, поднимает на меня глаза. Жалкая улыбка. Понимаю тебя, старик.
Привычный жест – два пальца к губам.
Облегченно кивает. Еще бы, конечно.
Усмехаемся друг другу и потихоньку исчезаем с рабочих мест. Вроде никто не обращает внимания.
Ну никакого служебного рвения, что ты будешь делать. Опять никакого.
В коридоре встречаем Семеныча. Интересно, почему это наш чудесный фрезеровщик не в цехе? Наверное, потому же, почему и мы не у кульманов. Организм ждет от хозяина чего-то большего, чем протирание штанов у чертежей или обработка очередной болванки. Какого-нибудь маломальского разнообразия ждет. Хотя бы по случаю наступления весны.
Берем Семеныча с собой. Какие вопросы. Втроем веселее.
В курилке пусто и прохладно. Вот и замечательно. Не до галдежа, хочется спокойствия и безделия, хотя бы на несколько минут.
Некоторое время молчим, каждый погружен в свои мысли. Я открываю окно, впуская пыльный апрельский воздух и пару резвых солнечных зайчиков на противоположную стену. Жалостливый скрип оконной рамы служит началом разговору.
– Аккуратнее с окошком, Саня. Еще пара открываний, и кранты раме, – кряхтит Смирнов, чиркая спичкой. – Аж зимой собирались поменять, да, видно, пока не развалится, не почешутся.
– Да и с подоконником поосторожнее, – добавляет Семеныч, наблюдая за моей попыткой усесться поудобнее. – Подвиг Лехи, я так думаю, тебе вряд ли под силу.
– Чего за подвиг, какого Лехи? – интересуюсь, прикуривая и протягивая сигарету Семенычу.
– Козлова Лехи, кто ж у нас еще спец по экстремальному везению, – изрекает Смирнов, сощуривая глаз от дыма. – Среди моих знакомых нет другого человека, способного средь бела дня грохнуться с четвертого этажа и остаться целым и невредимым.
– Да ты что? Леха ссыпался с четвертого этажа? – искренне удивляюсь я. – А я не слыхал. И жив-здоров, говоришь?
Семеныч криво усмехается:
– Счастливец он и есть счастливец. За дерево зацепился. Пару царапин схлопотал, даже без переломов обошлось.
Сплевываю в окно, качаю головой.
– Вот везет дуракам. А ведь верно, все такой же прушник, что и был, когда здесь работал. Помнится, когда нас всех разгонять собирались, он один на повышение пошел, а?
Смирнов кивает, затягиваясь:
– Да, соскочил в самый нужный момент. Хотя это еще что. Я ж с ним учился на одном курсе – так чего только не приключалось! Начать с того, что поступил в институт он случайно. Сам рассказывал. Кто-то документы в последний момент забрал – и тут как тут он. И взяли ведь, хотя по конкурсу не проходил. Пролез все равно. Лентяй был жуткий, но смышленый, спору нет. Ну, экзамены, зачеты всякие на чистой везухе вытягивал… А девчонку самую красивую на курсе захомутал? Легко так, походя, никого не замечая, а ведь все поголовно за ней ухлестывали… Ох, все пацаны вешались от такой наглости! Отлупить его хотели.
– Ну уж и все, – усмехаюсь я. – Если б все захотели, то тут уж никакое везение бы не спасло. Так и говори: «Я хотел отлупить его как сидорова козла»… или Козлова.
Смеемся.
– Что было, то было, да… – говорит Смирнов, задумчиво глядя в окно. – За Райку тогда ему чуть не накостылял, вовремя спохватился…
– Да и правильно. Если верить всему, что про Леху рассказывают, то ты, раньше чем ему врезать, споткнулся бы и сам себе фингал набил.
Сигаретный дым в курилке снова приходит в яростное движение от нашего
