Крестные дети - Николас Колридж
Чарли Криф крадучись подобрался к буфету из красного дерева. Не стесняясь пристальных взоров чучел, висевших на стенах столовой, он запустил пальцы в кувшин с мармеладом и сунул их в рот.
Нэнни Аброт тем временем напомнила лорду Крифу, что, когда она работала в замке Аброт, под ее началом была не одна, а две служанки и ни одна из них ни разу не взяла выходной.
Рука Чарли потянулась к покрытому льняной салфеткой хрустальному горшку с медом, стоявшему рядом с мармеладом и вареньем на круглом серебряном подносе. В тот же миг ложка из рога, на ручке которой был выгравирован герб Крифов, полностью скрылась в сосуде.
Чарли осмотрелся, желая удостовериться, что за ним никто не наблюдает.
— Чарли ворует мед! — радостно сообщила всем Мэри Джейн. — Смотрите, у него пальцы в меде!
Нэнни Аброт перехватила руку Чарли и отвесила ему резкий шлепок по задней части.
Увертываясь от ее длинных рук и размазывая мед по красному дереву, Чарли натолкнулся на большого серебряного глухаря, стоявшего, расправив крылья, на буфете. Подставка, к которой он крепился, накренилась вперед, серебряный клюв птицы уткнулся в полированное дерево и оставил на нем царапину длиной в несколько сантиметров.
— Чарльз, ты немедленно отправишься в свою комнату и не выйдешь оттуда до вечера, — приказала Верена Криф. — Даже до завтрашнего утра!
В мгновение ока, не дожидаясь дальнейшего развития событий, Чарли выскользнул из комнаты, оставив там радостную Мэри Джейн — как он ее ненавидел! — и Нэнни Аброт. Няня не упустила случая поделиться со всеми своим богатым педагогическим опытом и сообщила, что никогда в жизни не видела такого дурно воспитанного юнца. Чарли сочувствовали только отец, который никогда не смел вмешиваться, и Аннабель, которая искренне любила младшего брата.
После того как все утихло и девочки отправились на прогулку, Верена Криф сказала:
— Страшно подумать, чем обернутся для нас летние каникулы, если Чарли постоянно будет так себя вести.
— С ним все в порядке, — ответил Алистар. — Он ничем не отличается от своих сверстников.
— Здесь Нэнни возразила бы тебе. Ее терпение на пределе.
— Тогда почему бы не послать его во Францию? Все смогут отдохнуть.
— Послать его к Маркусу Брэнду?
— Это Богом данный шанс. Мы сможем избавиться от него на неделю.
— Но Маркус такой отвратительный. Мне совсем не хочется быть у него в долгу.
— Мы и не будем. Нам вовсе не обязательно с ним встречаться. Просто напиши Маркусу, что его крестник не может дождаться возможности повидаться с ним. Когда Чарли доберется туда, Маркус будет неприятно удивлен, но он сам напросился.
— Макферсоны не должны ничего узнать, — сказала Верена. — Ни слова о том, куда мы отправили Чарли. Они воспримут это как предательство.
Сэффрон Уивер спустилась на кухню и открыла холодильник. Там она нашла тарелку с кружками лимона, бутылку польской водки, начатую бутылку белого вина, полбанки черных оливок и бутылку молока. Осторожно, чтобы не разбудить стуком спящих наверху Амариллис и Трева, взяла молоко, поставила его на стол. Подойдя к шкафу, достала оттуда коробку кукурузных хлопьев, высыпала немного в тарелку и залила молоком.
Сэффрон всегда сама готовила себе завтрак: в утренние часы взрослых никогда не было рядом.
В свои восемь лет она редко встречала старших раньше обеда. По выходным Амариллис никогда не просыпалась раньше трех или четырех часов. Даже когда ее отец еще жил с ними, никто и не думал выходить из спальни до обеда.
Расправившись с хлопьями, Сэффрон поставила тарелку в раковину и пошла наверх одеваться. Субботним утром главным ее развлечением был выбор наряда. Сэффрон нравилось примерять разные платья. Своими светлыми волосами и огромными синими глазами она напоминала героинь сказок братьев Гримм — Гретель или слегка потускневшую Златовласку. Иногда она примеряла шарфы своей матери, пробовала губную помаду и тени для век.
Другим ее развлечением было рисование. Сегодня Сэффрон нарисовала свою мать и Трева спящими в постели. Трев был изображен в реалистичной манере, с длинными волосами и фотоаппаратами на шее.
В девять почтальон принес письма, а через несколько часов Тревор спустился вниз за сигаретами.
— Куколка, ты нигде не видела моих сигарет? Как мне дурно, знаешь, я едва дышу. — Амариллис жила с Тревором с Рождества. Сэффрон надеялась, что если они поженятся, то ее возьмут на свадьбу подружкой невесты.
Около двух часов на кухне появилась Амариллис в прозрачном черном пеньюаре. Сэффрон искренне считала свою мать очень красивой, такой же как Твигги. Амариллис уже несколько раз приглашали на кастинги для известных журналов. Трев помогал ей с портфолио.
— Будь лапкой, сообрази мне кофейку, хорошо? — прохрипела Амариллис, присаживаясь за кухонный стол. — Интересно, во сколько мы вчера легли спать?
Сэффрон приготовила кофе и принесла его матери вместе с новой картинкой.
— Это мы с Тревом, что ли? Точно, вы только посмотрите: Трев с исцарапанным лицом и я, словно оживший мертвец. Совсем неплохо, Сэффрон. Ты сама это нарисовала?
Они слышали, как наверху Тревор пытался отыскать следы своей одежды в хаосе, царившем в их спальне. Чтобы найти там что-то, требовалась изрядная сноровка и упорство, а сам процесс поиска напоминал работу сортировщика мусора на свалке.
— Ты побудешь одна, если мы с Тревом отлучимся на пару часов? — спросила Амариллис. — Он хочет познакомить меня с своим арт-директором в рекламном агентстве.
Она любила дочь, хотя и понимала, что существование восьмилетней Сэффрон не позволяет ей врать про собственный возраст. Она сказала Треву, что ей двадцать лет, к счастью, тот пока не заметил очевидных противоречий. Иногда Сэффрон существенно усложняла жизнь.
Амариллис взяла почту и лениво проглядывала конверты. Должно было прийти письмо из Лимерика от бывшего мужа с деньгами на содержание Сэффрон. Но, как она и ожидала, денег там не оказалось. Билли был просто безнадежен.
Она не обратила ни малейшего внимания на счета, но тут ей в руки попался конверт со смутно знакомым почерком.
— Сэффрон, иди-ка сюда и посмотри, — сказала Амариллис, отрыв его, — это письмо от твоего крестного Маркуса. Ты его помнишь?
Сэффрон помотала головой.
— Так ты же не видела его с собственных крестин, поэтому и не помнишь. В любом случае, он приглашает тебя к себе на юг Франции.
Для Сэффрон, никогда не бывавшей дальше Челси, слова «юг Франции» были практически пустым звуком. Для Амариллис они отождествлялись с роскошью и осуществлением желаний.
— Не слабое приглашение, — заметила она. — Должно быть, тебя повезут в Сан-Тропе.
Ей было странно видеть почерк Маркуса. Когда-то
