Николас Блейк - Смертельный розыгрыш

Николас Блейк

Смертельный розыгрыш

ПРЕДИСЛОВИЕ

Николас Блейк — псевдоним, под которым известный английский поэт и критик Сесил Дей Льюис писал детективные романы. Репутация Дея Льюиса-поэта в высшей степени прочна, но, как поговаривают знатоки, в литературно-детективной иерархии он все же стоит еще выше, чем в поэтической.

Сесил Дей Льюис родился в 1904 в Баллинтаббере (Ирландия) в семье протестантского священника. После смерти матери семья переехала в Лондон, где Сесила воспитывала в основном тетка. Окончив Оксфордский университет, с 1927 по 1935 год Дей Льюис преподавал в ряде школ Англии, постоянно вступая в конфликты с администрацией из-за своих левых взглядов. В середине 30-х годов Дей Льюис вступает в компартию Великобритании, однако после гражданской войны в Испании, как и многие представители западной интеллигенции, испытывает разочарование в Светлой Доктрине Ленина — Сталина. Поэтический дебют Льюиса состоялся еще в 20-е годы, поэтические сборники 30-х годов приносят ему известность. В 1938 и 1954 годах выпускает два представительных тома «Избранного». С 1951 по 1956 год он профессор поэзии в Оксфордском университете, затем директор издательства «Чатто энд Уиндус». В 1968 году удостоен звания поэта-лауреата. Скончался Дей Льюис в 1972 году.

Детективный автор Николас Блейк родился в 1935 году, когда Дей Льюис написал и опубликовал роман «Требуются доказательства». По словам его биографа, он не мог придумать иного способа честно заработать сто фунтов, необходимых для починки прохудившейся крыши.

В том же году родился и его герой Найджел Стрейнджуэйс, верой и правдой прослуживший своему создателю тридцать с лишним лет.

Найджел Стрейнджуэйс — детектив-любитель. Он поглощенно сочиняет ученые трактаты, но происходит преступление, и он бросает свои штудии, чтобы попытаться расколоть крепкий криминальный орешек. Он влюбляется, а потом и женится на известной путешественнице Джорджии Кавендиш, которая погибает смертью героя на второй мировой войне. Затем Стрейнджуэйс знакомится со скульптором Клэр Мессинджер, которая, однако, отказывается выйти за него замуж. Этот высокий, худой, голубоглазый человек с копной светлых волос обожает разгадывать всяческие тайны, но подчас испытывает весьма противоречивые чувства по отношению к преступникам — к осуждению примешивается сострадание и даже уважение.

В таком двойственном отношении блейковского сыщика к своим подопечным отразились воззрения его создателя на буржуазное общество. Блейк, кстати сказать, однажды заметил, что в традиционном детективе конан-дойловского образца (доминировавшего в Англии в 20—40-е годы) достаточно тенденциозно трактуется проблема преступник — общество. Сюжеты, в которых сыщик выступает в качестве надежного защитника общества, апеллируют, по его мнению, к чувствам представителей высших и «верхних средних» слоев общества, весьма заинтересованных в сохранении социального статус-кво и видящих своих заклятых врагов в тех, кто посягает на Закон. Те же, кто занимает нижние ступеньки социальной лестницы, чаще отдают свои симпатии, по Блейку, «триллеру», той разновидности авантюрного романа, где главный персонаж находится в сложных отношениях с Законом, вовсе не являющимся воплощением справедливости. Замечено, что в детективных романах Блейка к преступникам проявляется снисхождение в том смысле, что большинству из них позволено ускользнуть от официозного Правосудия.

В детективную прозу Блейк пришел в середине 30-х годов. Детективный жанр, громко заявивший о себе на рубеже столетий, в период между двумя мировыми войнами переживал второе рождение, что дало основание историкам жанра говорить о наступлении «золотого века». В Англии блистали Агата Кристи, Дороти Сэйерс, Энтони Беркли, в Америке Эрл Стенли Гарднер, Рекс Стаут, Эллери Куин развивали традиции интеллектуального детектива, а Дэшил Хэммет и Реймонд Чандлер закладывали основы «крутой школы». Блейк-теоретик детектива считал, что у сочинителя здесь есть два пути: изображение невероятных персонажей во вполне достоверной обстановке, и, наоборот, реальных людей в не совсем реальных обстоятельствах. Блейк-практик явно тяготел ко второму варианту. Уважая основные детективные каноны, он создавал характеры любопытные, по-настоящему сложные. Владея искусством построения хитроумной детективной интриги, он избегал тех клише в описаниях и диалогах, которыми грешили корифеи «золотого века». По мнению Джулиана Симонса, одного из ведущих авторитетов в области детективного жанра, «Блейк сумел внести в детектив «золотого века» тональность настоящей литературы. Кроме того, в его ранних вещах дают о себе знать его левые политические взгляды. Для того времени и то и другое было новинкой. Не забуду потрясения, испытанного мной, когда на первой же странице его первого романа «Требуются доказательства» я встретил имя Т. С. Элиота. Готов побиться об заклад, что в 20—30-е годы не появилось и десятка детективов, где хоть раз упоминался бы современный поэт».

Блейковские детективные сюжеты изобилуют литературными аллюзиями, доставляющими удовольствие читателю, сведущему в истории литературы (иногда, впрочем, аллюзии бывали и детективного свойства — один из сюжетов, например, напоминает «Убийство Роджера Экройда» Кристи, другой «Незнакомцев в поезде» П. Хайсмит), но не в обилии имен и цитат дело. Уважение канонов детектива в сочетании с прекрасным слогом и умение обратить читательское внимание на иные проблемы, помимо традиционного «кто убил?», позволяет числить Николаса Блейка с его двумя десятками романов о преступлении среди тех, кто умел поднять «низкий жанр» до уровня настоящего искусства.

Сергей Белов

СМЕРТЕЛЬНЫЙ РОЗЫГРЫШ

1. НОЧНОЕ КУКОВАНИЕ

Мы с Дженни решили провести неделю в одном из номеров для постояльцев при таверне «Глоток винца»: за это время мастера должны были закончить пристройку к нашему новому дому «Зеленый уголок» — там, в этой пристройке, я предполагал разместить свою библиотеку. Оставалось только перевезти мебель из Оксфорда, и мы могли окончательно обосноваться в Нетерплаше Канторуме, где я надеялся провести остаток своих дней вместе с моей милой Дженни. Шла первая неделя мая — впереди было чудесное лето 1959 года — чудесное для всей Англии, но роковое для Нетерплаша Канторума.

На эту деревню мы наткнулись два года назад, во время свадебного путешествия по Дорсету. Среди всех английских графств нет для меня более привлекательного, чем Дорсет; здесь я и задумал поселиться после выхода на пенсию. Мы с Дженни с первого взгляда влюбились в Нетерплаш Канторум. Мне предстояло отработать еще несколько лет. Но через полгода у Дженни появились симптомы тяжелого нервного расстройства, и я вынужден был изменить свои первоначальные намерения. Я работал тогда школьным инспектором, это было связано с частыми и нередко длительными разъездами и могло плохо сказаться на ее здоровье, поэтому я счел своим долгом немедленно уйти с работы и целиком посвятить себя заботе о моей милой Дженни.

По счастливой случайности в воскресном номере газеты, которую я выписываю, я увидел объявление о продаже дома в Нетерплаше; об этом прелестном уединенном местечке у нас с Дженни сохранились самые приятные воспоминания, и я подумал, что ничего лучшего нам не найти.

Переговоры о покупке «Зеленого уголка» завершились успешно. В министерстве не противились моей просьбе об отставке: пенсия мне причиталась довольно скромная, но я мог подрабатывать, принимая экзамены в оксфордских и кембриджских колледжах, во время каникул я мог брать частных учеников. Вот уже несколько лет я был, поверьте, неплохим репетитором для выпускников Эмберли. В будущем же, когда у меня будет больше свободного времени, я решил заняться подготовкой нового издания «Энеиды». Это решение созрело во мне уже давно.

Надеюсь, отныне ничто не помешает мне выполнить свое намерение. Но сперва я должен описать все, случившееся прошлым летом в Нетерплаше Канторуме, хотя бы только ради успокоения моей нервной системы, все еще взбудораженной пережитыми ужасами.

Элементарная вежливость требует, чтобы я прежде всего представился читателям, если, конечно, таковые найдутся. Зовут меня Джон Уотерсон. Я окончил Оксфордский университет, магистр искусств. И скоро, слишком скоро, мне стукнет шестьдесят два. От первой жены — она умерла в 1946 году — у меня осталось двое детей. Сэму — двадцать два, он репортер, сотрудник бристольской газеты. Коринне — семнадцать. Я считаю, что с детьми мне просто повезло: они в прекрасных отношениях со своей мачехой. Это тем более отрадно, что Дженни моложе меня на двадцать пять лет.

Что до моей милой Дженни, то я вряд ли смогу написать о ней хоть с какой-нибудь долей объективности. Она работала учительницей в одной из престижных женских школ. Нас свел случай и общая профессия. Я сразу же полюбил ее. Мы оба были одиноки. Вначале я даже не допускал мысли, что она может разделять мои чувства. Но Дженни со всей решительностью убедила меня в обратном. Что еще добавить? Она возвратила мне молодость — по крайней мере, ее иллюзию. Тяжкие испытания, выпавшие на нашу долю, лишь подтвердили, сколь прочен наш союз. События минувшего лета держали ее в невероятном напряжении, которое усугублялось моими недостойными сомнениями и подозрениями, но она вышла победительницей из всех испытаний. Когда все уже было позади, я спросил ее, нет ли у нее желания покинуть Нетерплаш Канторум, но она ответила, что коль скоро она не спятила от всего пережитого, отныне ничто не может заставить ее покинуть это прелестное место. Не скрою, словечко «спятила» покоробило меня, но в душе я был с ней согласен. Здоровье не позволяет Дженни иметь детей, но у нас есть Сэм и Коринна, а то счастье, которое мы черпаем друг в друге, пожалуй, превосходит все, на что может рассчитывать любой неисправимый оптимист.