Корона Анны - Петр Немировский
Но самое главное – он вдруг поверил, что имеет право любить и быть любимым. И словно затаился в ожидании.
ххх
О своей личной жизни Анна ему рассказала скупо: была замужем, но недолго, и развелась. Умоляла Стива не расспрашивать ее о «том семейном кошмаре».
Зато о балете могла говорить, не умолкая. Спохватившись, наливала гостю еще зеленого чаю и спрашивала, не голоден ли он. И если Стив деликатно отвечал, мол, да, немного голоден, предлагала сухофрукты.
Балерины, как известно, соблюдают строжайшую диету. Весьма озабочены тем, чтобы на тело не наплыл ни один грамм жира, чтобы суставы и мышцы обладали гибкостью ивовых прутиков, а кожа была натянута и эластична. Поэтому из их рациона удалено все жирное, сладкое, калорийное. Короче, остается только зеленый чай, сухофрукты и вареный на пару рис.
– В «Лебедином озере», в том варианте балета, который мы сегодня имеем, очень мало общего с его первоначальным замыслом, с тем, как это было в оригинале у великого Чайковского, – говорила Анна. В белом трико, она сидела на полу в позе лотоса, положив руки на колени. – В современном варианте как? Там – лебедь-Одетта когда-то была обычной женщиной, но ее заколдовали, и она ждет, чтобы ее полюбил мужчина. Тогда она сможет расколдоваться и опять станет женщиной. Короче, у нее почти все в порядке, только лебединые крылья мешают ей вступить в законный брак. А у Чайковского все гораздо глубже! У него Одетта – фея, фея в облике лебедя. Фея не мечтает о браке с земным мужчиной. Фея – это птица, это красота, это свобода! – Анна вдруг взмахнула руками так, словно собралась взлететь. – Фея всегда тоскует по земной жизни. Но ее трагедия в том, что люди с их страстями, плотью и злым эгоистичным сердцем не выдерживают связи с прекрасной феей, – Анна завела руки далеко за спину, соединив пальцы между собой. – П-фф...
– Но ведь в «Лебедином озере» все заканчивается хорошо, – возразил Стив.
– Да, там все заканчивается хэппи-эндом! – согласилась Анна. – Колдун погибает, Одетта и Зигфрид целуются, она уже не лебедь и может спокойно выходить замуж. А каков был финал по Чайковскому? Там... –глаза у Анны, и без того большие, расширились и почти перестали моргать.
Порой наступали такие минуты, когда Анна, ведя малозначительный, по мнению Стива, разговор, вдруг напрягалась, будто бы испытывая неизъяснимый ужас. В такие минуты и Стива тоже охватывало темное чувство страха и ожидания чего-то гибельного.
– Он сорвал с нее корону... А когда с феи-Лебедя срывают корону, она лишается своего царства. Она тогда попадает в мир людей, в этот страшный холодный мир... – Анна неожиданно поднесла к лицу ладони и затрясла головой. – Нет, нет, это ужасно, ужасно!
Стив молча крутил часы на растяжном металлическом браслете. Между прочим, часовая стрелка приближалась к двенадцати, пора домой.
В последнее время он часто сам себе казался смешным. Сказать кому-то – не поверят: он встречается с балериной, не имея на ее счет никаких серьезных планов. Пьет и глотает «звериные» настойки и пилюли. Готовится к какой-то страшной битве!..
4
Однажды Анна пригласила его на конкурс в престижную танцевальную студию на Манхэттене. Она там – в жюри, к тому же и сама исполнит номер.
С этого выступления, по ее словам, начинается ее возвращение на большую сцену. Ее новый продюсер заключил выгодный контракт с Американским театром балета. На вопрос Стива, почему на конкурсе она будет исполнять аргентинское танго, Анна ответила, что любая профессиональная балерина танцует не только классические балетные партии, но и народные танцы, в их балетном исполнении.
– И аргентинское танго, и русский танец, и японский, – засмеявшись, она вдруг подпрыгнула и застыла в позе «самурая».
…Вечером Стив сидел в баре этой студии, пил коктейли и виски с такими же, как и он, приглашенными. Начался конкурс. Сменялись танцоры. Им аплодировали – то густо, то жиденько. Фотографы и телеоператоры ходили по залу, направляя на исполнителей объективы. Анна в паре с каким-то мужчиной стояла за столиком жюри, раздавала танцовщикам комплименты и делала им замечания. Стиву было скучно.
Но когда зазвенели струны гитар, когда ударили клавиши рояля, и на сцену вбежала Анна в черном облегающем платье, из разрезов которого выныривали ее белые гладкие ноги, когда замелькала ее белоснежная спина, окаймленная вырезом платья, когда поплыла по воздуху ее тонкая шея, несущая изящную головку с подобранными кверху и стянутыми в тугой узел волосами...
Там-та-та... Она ходила по сцене в сопровождении худенького партнера, совсем еще мальчика, который служил ей только для опоры. Нет же, она не ходила и не носилась по сцене, нет! Она рассекала воздух своим молодым жгучим телом. Она звала, томилась, взрывалась страстью. То проползала черной змеей между ног юноши, оплетая его и провисая вниз головой, сдавливала его горло своими змеиными ногами, то, упав на пол, через миг опять взлетала за его спиной...
Музыка стихла, и танец закончился. Но публика молчала, боясь нарушить витающее в зале очарование. И только после того, как Анна сделала книксен, зал взорвался.
В антракте Стив зашел в уборную. Там мужчины мыли руки, споласкивали лица и, вытираясь салфетками, шумно разговаривали. Забыв о всяких приличиях, говорили только про танец Анны. Все признавались, что в штанах у них было «железно», и что такого сильного влечения никогда не испытывали ни к своим женам, ни даже к любовницам.
Проводив Анну домой, Стив помог ей занести в квартиру цветы и снять шубу. Наговорил ей кучу комплиментов. Анна словно и не слышала его слов. Она была вне себя от восторга. Еще бы! – снова на сцене! Прошла в комнату, Стив последовал за ней.
Анна приоткрыла створку большого окна, и в комнату плеснуло мартовским ветром. Стояла у окна, покусывая ноготь большого пальца, задумавшись о чем-то. Вероятно, догадалась, что сейчас происходит со Стивом. Подошла к нему:
– Мы никогда с вами не говорили об этом. Но пришло время. Вы должны
