Елизавета - Константин Александрович Широков
А всё-таки характер, надо признаться, у Лизы – настоящий… Как у Клеопатры Египетской – ну очень покладистый…
– Лиза, я должен перед Вами извиниться… – Я решил сразу же поставить свою скромную подпись под всё тем же актом безоговорочной и добровольной капитуляции и окончательно сдаться на её милость. И даже готов был к любой самой большой и непосильной контрибуции. Например, готов был сесть в долговую яму, но непременно купить билеты в театр на весь летний сезон.
– Я не обиделась, – ответила она и чуть заметно улыбнулась.
Так мы и беседовали до самого её дома: она – вежливо и воспитанно отмалчивалась, изредка кратко и чересчур корректно, как случайному попутчику, отвечая на мои несмолкающие спичи и реплики. А я, – я просто влюбился с первого взгляда в эту очень красивую и удивительную девушку и не переставая нёс редкостную по своей бестолковости околесицу.
Колпачок от ручки я вернул ей у самых дверей её дома. Я просто настоял на этом, задерживая её кулачок в своей руке и неуверенным голосом упрашивая о встрече, хотя бы последней в моей жизни.
И в этот последний раз мы встретились, как и условились, через неделю в сквере, рядом с её домом, у книжного киоска.
Я благоухал от запаха парикмахерской, где незадолго до этого, можно сказать, впервые побывал, безжалостно расставшись там со своими чересчур длинными и спутанными волосами.
Три ярко-красных тюльпана были у меня в руках, а в нагрудном кармане ещё новой кремовой рубашки, взятой напрокат до вечера у всё того же закадычного друга Миши Лайкина, лежали его же ореховые зеркальные очки, которые так мне шли и которые он по такому случаю в сердцах сорвал со своего носа.
А Лиза пунктуально точно, но тем не менее неожиданно появилась со стороны киоска с томиком стихов, который с очаровательной улыбкой и без лишних слов подарила мне, наверно, в воспитательных целях и в святой надежде положительно повлиять на мой что ни на есть бесшабашный и невозможный нрав.
«Следующая остановка «Старые Семенчуки» – раздалось из динамиков. Я вздрогнул. Сейчас я увижу её. В груди что-то жалко сжалось, я почувствовал, как участился пульс, как по всему телу пробежала пронизывающая тёплая и одновременно нахолаживающая волна. Неужели я так волнуюсь?! Руки мои крутят пуговицы на рубашке. Я точно в лихорадке. Странно, такого со мной ещё никогда не было.
Я вышел на остановке из трамвая и сразу же увидел её дом.
В первый раз, когда я проводил её до самых дверей, я подумал о том, что если когда-нибудь у меня будет свой дом, то окна его будут смотреть на многолюдную улицу и в небольшие ухоженные заросли с другой его стороны, так же открыто и свободно, как у этого небольшого уютного двухэтажного особнячка.
На красивых резных дверях в глаза бросалась небольшая медная табличка с надписью, выбитой вязью: «Профессор Старецкий В.В.» Почему-то я заметил её только сейчас.
Я попытался представить её отца, но ничего не вышло… Противоречие и неизвестность. Долгий прерывистый звонок и тишина. Откуда такая самоуверенность?! На часах начало восьмого…
Слава Богу, никто не вышел.
Я послал ещё два долгих звонка в тишину дома и вышел на залитую солнцем улицу. В воздухе стоял лёгкий гул… Предчувствие – птица без крыльев…
Я глянул на её окно, которое было сплошным отражением неба, и медленно пошёл по узкому тротуару.
