Константин Попов - Лучшие
Определили Збигнева в подгруппу к Руслану. Уж ему-то в тактику спецмероприятий вникать особо не пришлось - сам был "с усам". Хотя иногда выходили казусы - скажем, вместо полной нейтрализации противника, Зби частенько норовил взять "клиента" живым, хотя в терминаторских рейдах такая необходимость возникала весьма редко. "Антитеррор", одним словом. Но подобные мелочи, в общем, не портили его репутацию, поскольку, так или иначе, если Збигнев за кого-то брался, то вреда тот причинить уже точно никому не мог. А с ненужными "языками" никогда не поздно было разобраться радикально. Что и делали, как правило.
Находясь в расположении бригады, Зби помогал поручику во всяких мелочах, тренировал бойцов по рукопашке, учился сам - у Руслана повышал навыки стрельбы, у Рептилии и Хайнца овладевал, как ни странно, абсолютно неведомыми ему до сих пор азами саперного дела. Ходил в патрули по городу, в меру трескал сливовицу, в основном, молча. Иногда ругался по-польски, но чаще - по-русски. Иногда исчезал на пару-тройку дней, с санкции вышестоящего начальства, разумеется. Где и чем в это время занимался - не ведал никто, включая Зарана. Наверное, чем-то важным.
В общем, такая вот загадочная личность, хотя боец - отменный. И на том спасибо. Но "Збышеком" капрала Валевского не называл никто.
Так, Рептилия. Вообще-то, было у него имя, но внешность этого юноши прямо-таки требовала кликухи. Нельзя такому без погоняла. Сперва, не долго думая, окрестили "Очкариком". Не прижилось. Почему-то не моглось называть "Очкариком" индивидуума, бесшумно проходившего на учебных через все заслоны и обкладывавшего объект взрывчаткой по самое "не хочу". Но - очки-то никуда не денешь, как слова из песни. Тогда попробовали "Змею очковую". Длинно. Долго выговаривать. Снова не то.
Все решилось, когда вместе с оружием из Аргентины пришло несколько аквалангов. Командира бригады, осматривавшего арсенал, сии диковины весьма заинтересовали - тем более, что Город стоял на берегу теплого моря и как плацдарм для амфибийных операций использоваться мог вполне. Худощавый очкарик попросил провести соответствующую учебу - дно посмотреть, водичку пощупать. Разрешили.
Тот упаковался в гидрокостюм, запихнул в водонепроницаемый ранец несколько имитаторов, уточнил контрольные точки и, махнув напоследок ластами, спиной вперед булькнул за борт мотобота. Остальные, вернувшись на берег, стали ждать.
Часов через пять он объявился в последней точке, где полковник с несколькими заграничными военспецами уже окончательно потеряли терпение, хотя время еще было. Акваланга на нем не наблюдалось, ластов тоже, гидрокомбез куда-то исчез. Очки были на месте.
Полковник, не получивший сообщений о его прохождении ни с одной точки, где должен был появиться боец, что-то заорал, стуча кулаком по столу. Очкарик же, отдав честь, стоял навытяжку, уставясь в глаза полковнику. Лишь раз он позволил себе чуть приподнять левую руку и скосить взгляд на циферблат часов.
Когда полковник стал яростно высказываться насчет утраты казенного имущества, послышалось несколько отдаленных, следовавших один за другим, приглушенных взрывов. Все, включая резко замолчавшего полковника, обернулись, тревожно вслушиваясь. Взрывы прекратились, однако ровно через пять секунд оглушительно жахнуло совсем рядом, метрах в двадцати. Несколько бойцов инстинктивно легли, брезент палатки качнулся под дуновением легкого ветерка.
В ту же секунду раздался писк "уоки-токи", полковник, сохранивший, к чести своей, самообладание, и оставшийся на ногах, нажал тангент приема и вся палатка услышала накладывающиеся друг на друга голоса наблюдателей, выкрикивавших примерно одно и то же: "Взрыв неизвестного устройства в расположении поста. Жертв нет". Очкарик продолжал стоять, как стоял, а вечная его сутулость куда-то подевалась.
По дороге к указанному очкариком месту, где тот сховал всю ставшую ненужной на суше подводную амуницию, начитанный Руслан тихонько спросил у него:
- "Откуда ты, прелестное дитя?"
- Спецкурс "Тритон". - Коротко ответило "дитя".
- А... - Протянул Руслан, и слабо разбираясь в зоологии, подвел резюме. - Рептилия, значит.
"Рептилией" и остался, хотя амфибийные операции так проводить и не стали - больше никто соответствующей подготовки не имел. Редкая профессия.
А вот навыки работы с взрывчаткой, приобретенные Рептилией где-то во глубине сибирских руд, пришлись весьма ко двору.
И стал сержант Рептилия вторым "замком" поручика Драшнева, командиром подгруппы подрывников. А по совместительству - инструктором роты по диверсионной подготовке.
Несмотря на молодость, командовал он довольно резво, даже, пожалуй, чересчур жестковато. Порой казалось, что к чучмекам, как он сразу окрестил своих подчиненных-новобранцев, Рептилия испытывает чувства сродни ненависти. И, быть может, в чем-то это соответствовало действительности. Не мог он понять, как те могут столь пренебрежительно относиться к такому требующему глубочайшего уважения предмету, как взрывное устройство. Человеку по натуре мягкому, пару раз приходилось ему устраивать показательные расправы, когда нерадивый чучмек обливался потом, ожидая, когда рванет у него в руках неизвестная штуковина, наскоро смастряченная инструктором и об устройстве которой чучмек тот не имел ни малейшего понятия. Штуковины эти в результате не взрывались, но седых волос "держателям" добавляли. Приходилось и орать, чего Рептилия вообще терпеть не мог. Вот только по морде никого не бил, хотя имел полное право. Может, и зря не бил. Но - не бил.
Странно было, что такой человек оказался на войне. Странно было, что вписался Рептил в группу сразу и прочно. Несмотря на все шутки, которые отпускались по поводу его внешности и возраста, а также быстрого захмеления в тех редких случаях, когда он прикладывался к сливовице - а он и не обижался, поскольку сам был записным юмористом - Рептилию по-своему любили. Об уважении говорить даже не стоит - поскольку в спецназе человек, которого не уважают, не продержится и дня. Загнобят. Ну, а первый же боевой выход Рептила окончательно расставил все по своим местам. Сам нормально работает, чучмеки его явно подтянулись - прижился.
В общем, основной его работой стало обучение необученных. Ну, и как у всех, тыловое хулиганство. Кроме того, выходил он иногда и на снайперов вместе с Русланом, вторым номером, поскольку стрелять любил, хотя и делал это не в пример хуже своего напарника-аса.
И, значит, Гестапо. Тот самый "некабельный" немец, с которым из спецов общался только Рептил. Хотя многие местные, на удивление, знали немецкий довольно прилично. Заран вот не знал, а рядовые - так половина будьте-нате.
Самая, наверное, странная фигура из всех, о ком идет речь. Даже с Рептилом, который по-немецки говорил практически свободно, он ограничивался лишь короткими фразами по делу. Никто так и не узнал, в каком городе Хайнц родился, сколько ему лет, чем он жил до этой войны. Никто ничего. Единственное, что о нем стало известно сразу и что впоследствии подтвердилось неоднократно - то, что подрывник он классный. Это оказалось тем более удобно, поскольку Рептил мог с закрытыми глазами работать с любым устройством, порожденным Варшавским договором, а про западные образцы в основном лишь читал. Хайнц же - наоборот. А здесь попадались штучки и оттуда, и отсюда. Очень удобное взаимодополнение получилось у сержанта Рептилии с капралом Гестапо.
Нет, вот еще что. Все как-то сразу просекли, что есть у него одна черта, которую понимающие люди ценят больше других, поскольку встречается она в природе довольно-таки нечасто. В его присутствии, неважно: в рейде, на учебе, или просто у костра - в его присутствии остальные ощущали себя как... как в танке. Да, как в танке с закаленной толстенной броней. Надежно. Вроде и не делает ничего такого особенного, просто сидит или идет рядом - а все равно надежно. Кто встречал таких людей - тот поймет, ну, а кому не повезло - тому и не втолкуешь внятно. Так вот.
Может, этим и объяснялась та самая непонятная любовь окружающих - от рядовых до командира роты - к Гестапо? Ведь молчал, молчал ведь, зараза а поди ж ты... Рептил - так тот вообще с некоторого момента стал его тенью - хотя, может и наоборот. У них какие-то свои, отдельные отношения образовались, что окружающие, конечно, заметили, но понять не могли. Не факт, впрочем, что сами подрывники их просекали. Во всяком случае, не говорили о том ни разу. Впрочем, о разговорчивости Хайнца уже упоминалось.
Почему именно "Гестапо" - особая история. Сперва его звали просто "Хайнцем" - имя короткое, звучное, удобное. Красивое имя, да? Не будешь же немчуру "Медведем" величать - не соответствует как-то, хотя внешность подходящая. Так и звали - по имени.
А во время второго, кажется, рейда, приволокли как-то парни Руслана офицера, практически целого и совсем живого. Зби, в том захвате, тоже, вроде, поучаствтвал. Да, точно, поучаствовал. Вышло так, что рейд этот был не только хулиганским, но и разведывательные задачи перед группой стояли, а потому "язык" пришелся как нельзя кстати. Но офицер попался молодой, борзый и отважный. Хуже нет таких допрашивать.
