Константин Попов - Лучшие
Попадались порой во 2-й роте странные типы с мрачными лицами, а иногда и наоборот - с лицами глумящимися, как один - в звании повыше рядового, но вот на местном наречии частенько - ни бум-бум. Большая часть из них владела, правда, другим языком славянской группы, чаще всего - русским. А вот некоторые - не владели. Неместные, короче. Тамошние. Но как один младший командный состав. Потому как - военспецы. Наемники.
В разведывательно-диверсионной группе поручика Зарана Драшнева, или, как он сам ее называл, "разведгруппе специального назначения", таковых "неместных" насчитывалось в аккурат четверо, чему сам поручик был весьма рад. Потому как в соседней было их всего двое, и один, ко всему - японец.
Вот представьте себе: вы - командир, и в подчинении у вас - японец. Хошь по-японски с ним объясняйся, хошь как. Ну, по-японски-то конечно, в соседней РДГ никто не рубил, ясно. Долго их старшой второго военспеца подбирал себе, долго. Нашел-таки - кого-то из братьев-славян, кто по-французски слегка шарил. И ничего, японец умелым воякой оказался - пять лет в Иностранном Легионе даром не проходят. И сам работал прилично, и других учил - через переводчика, на пальцах и матом. А иногда, в особо запущеных случаях - и по-японски. "Фудо-дачи" - "маваси-гери". То бишь, "Круговой удар ногой из боевой стойки". Так сказать, преодолел языковой барьер.
А поручику Драшневу, как уже говорилось, повезло. Наверное, командование его любило - на войне везение порой сильно зависит от симпатий командования. Впрочем, было за что его любить командованию. Командование, оно ж не безглазое, не только приказы диктовать, но и читать умеет... иногда. Почитав личное дело поручика, того уже можно было начинать уважать.
Учился в Союзе, в Рязанском воздушно-десантном. Закончил почти с отличием. Почти - потому как с политическими дисциплинами были у него какие-то там нелады. Да и аллах с ними, с политическими. Не в политике ж дело. Вернувшись домой, два года командовал взводом - сначала в десанте, потом перевели в спецназ. А как только заваруха началась - так тут ему как раз по специальности масса работы образовалось. Только разгребай. Он и разгребал. То там чего, то здесь кого. Но справлялся. За что его командование, видимо, окончательно и залюбило. Справлялся-справлялся - пока не попал на Город. Город небольшой, но важнецкий - потому как ключик к другому: крупному, портовому, одним словом - стратегическому.
Сам-один он бы и тут вполне справился - да только вот немного таких здесь нашлось. На роту набралось, малыми группами командовать, а больше нету. Сходил он как-то с местными орлами на прогулку по ближним тылам едва не поседел. Слава богу, не потерял никого, но возвращались "орлы" обратно, говорят, на пинковой тяге, чуть оглохшие от его негромких высказываний на свой счет. В общем, полная засада с кадрами. Но: делать нечего - сам стал потихоньку учить. Хотя и хлопотно это: дисциплин много, народу тоже, а науки те по своему характеру тщательного подхода требуют.
И тут - такая везуха. В сентябре, аккурат перед самой блокадой Города, о которой все уже давно поняли, что она - будет непременно, стали прибывать эти вот "неместные". Кто откуда, кто как - но каждый в чем-нибудь эдаком да мастер. Кто шмальнуть кого подальше да поточнее, кто взорвать чего поэлегантнее, кто сбить чего-ни-то из зенитки, кто на танке, как на "Гран-при Монако" рассекает. Даже кинологу работа нашлась - тот себе сам ее придумал: всех местных дворняг за месяц выдрессировал в доберманов и патрули по Городу по-взрослому ходили, с псами злобными.
В общем-то, до зенитчиков да танкистов Зарану дела было мало - это к "тиграм", пожалуйста, в окопы. Особенно до кинолога - поручик, как и большинство спецназовцев, собак недолюбливал. А вот снайперы да диверсанты заинтересовали его весьма и весьма. И тут, наконец, любовь к нему командования достигла своего апофеоза. Выделили ему от щедрот аж четверых. И главное, трое - вполне коммуникабельные. Один только - некабельный, но эта проблема сама решилась, и на него кабель нашелся.
Значит, вот четверо. По-порядку надо.
Руслан. Москвич. Причем - чеченец. Такой совсем обрусевший, довольно интеллигентный чеченец, мастер спорта по пулевой стрельбе, между прочим. Лет двадцать пять ему было, плюс-минус. Кличка к нему никакая не липла, так Русланом и остался. Хорошо стрелял, паразит. С тысячи валил из всего, к чему можно приделать оптику. А уж когда через неделю после их прибытия гонцы приперли из Аргентины целый транспорт всяческой смертоносной всячины, и нашел он среди прочего неизвестно как туда затесавшийся старый, до 64-го года выпуска "ремингтон" с матчевым стволом - ой, держите меня семеро, вшестером не удержите. Эстетская винтовочка, кто в курсе - тот знает. И легла она ему, эта прелесть, прямо на душу. Такое ощущение временами складывалось, что просто-таки видит Руслан боковой ветер, глазами видит. Не мазал, короче.
Вот Зарану и готовый зам по огневой. Сержант Ямбаев собственной персоной. Время между боевыми у Русланчика поделилось на две части. Работал в патрулях по вражьим снайперам - а их в какой-то момент шибко много вокруг Города развелось: местность-то окрест гористая, и какой-нибудь сраный пулемет калибром поболе с присобаченной к нему оптикой на той стороне массу проблем мог создать почти в самом центре Города. Снайперы, бля. Пулеметчики. А по Городу люди ходят, да! И не только в форме, между прочим.
Короче, через день, когда не бегал по тылам, проводил Руслан несколько часов на тех же самых облюбованных снайперами пригорочках в ожидании такого, скажем, сообщения по "уоки-токи" от многочисленных наблюдателей, кукующих денно и нощно на господствующих высотах: "Прицельный выстрел на три часа, дистанция полтора, роджер". Откуда отсчитывать "три часа" и откуда "полтора" - известно. Русланчик отсчитывал - и вперед, с песней. После его песен обычно второго выстрела не было. Погибал тот снайпер. Лишь иногда - уходил, если успевал понять, что ловить ему тут нечего. Но - это если везло тому снайперу по-крупному.
Конечно, Руслан не один ходил - второй номер рядом всегда. Наблюдатель, а иногда, так получалось, что и стрелок. Бывало.
Пары такие постоянно вокруг Города шастали, одни сменяли других, так что снайперская война у супостата провалилась полностью. Такие дела.
Ну, так вот, Руслан. Когда не хулиганил вместе со всеми по тылам, да не снимал зазевавшихся стрелков с окрестных гор, была у него еще работа. Доставлять радость поручику Драшневу. Нет, не поймите криво, с ориентацией у поручика было все нормально. Радовался же Заран, глядя, как бойцы его, рядовые и необученные, коих в группе у него стало всего десять вместо прежних четырнадцати, становятся потихоньку стараниями Руслана все более и более обученными, хоть и не менее рядовыми. Он, Заран, и сам конечно, с ними иногда занимался - но, как известно, у командира всегда найдутся не менее важные дела, чем материть закапывающего ствол в бруствер салагу или пялиться в бинокль на девственно чистые после длинной очереди от живота мишени, и уж тем более - объявлять выговор с занесением в грудную клетку за плохо вычищенное оружие. А "замку" по огневой - это вроде по должности. Руслан и не филонил, дрючил молодняк, как положено. Молодняк мало-помалу учился стрелять и, главное, попадать.
На выходах Руслан тоже был вполне адекватен. Основы спецназовской тактики просек в момент, командовал грамотно, бегать мог быстро, тихо и долго. В общем, самый цимес вышел у Зарана с командиром огневой подгруппы.
Это вот, значит, Руслан.
Теперь Збигнев. Родом из Кракова, на вид лет тридцать ему было. Кажется, никто так до конца и не понял, чем именно занимался этот поджарый тридцатилетний мужик в прошлой жизни. Ясно было лишь, что к ремеслу "убивца" приступил он не вчера и даже не позавчера. По некоторым косвенным признакам, трудился где-то в силовых структурах польской "беспеки", скорее всего, по направлению "антитеррор", хотя кто его точно знает.
На второй день после прибытия, когда стали на месте выяснять, кто на что годится, он как-то туманно намекнул, чудовищно коверкая русские слова, что "немножко умеет драться". Заран, как и все присутствовавшие при том командиры групп, оживились - оттянуться врукопашную любили многие. Зби пожал плечами, вышел на утоптанный пятачок и сделал всем приглашающий жест, мол "извольте, господа". "Господа" не заставили себя упрашивать и стали выходить на площадку по одному, окружая расслаблено стоящего в центре поляка, ожидая, когда тот намекнет, что с противниками перебор. Зби молчал, и для начала решили ограничиться пятью партнерами, тем более что все вышедшие на махаловку офицеры были далеко не ангелами, а где-то в чем-то спецназовцами.
Махались недолго. Грамотно, с одновременными согласованными атаками, молча, без киношных красивостей. Как положено махались. Через две минуты поднявшийся и, заметно прихрамывая, последним покинувший импровизированный ринг офицер подвел итог: "Машина смерти". И добавил, сокрушенно покачав головой: "А ведь он, сдается мне, вполсилы работал. Даже не сломал никому ничего". Больше подобных спаррингов со Збигневым не устраивали.
