Владимир Чивилихин - Здравствуйте, мама !
Был в городе. Много зениток наставили. Движение какое-то. Часто тревоги. Часов в двенадцать пролетел самолет немецкий и сбросил листовки. Агитируют, гады! Мы с ребятами собирали, а то есть такие дураки, что поверят листовкам немецким. Уехал Стася Бузун. Осталось нас 18 человек".
"21 августа 1941 года.
Сегодня остался в Городище. Наши уехали за продуктами. Анна Константиновна пришла и говорит, что вроде ожидают бомбежки. И точно, вечером начался налет. Ух и захлопали ж зенитки! Дети перепугались. Мы их с Борькой Киреем через окно в погреб повытаскивали. Бомбили целую ночь. Виден был пожар в стороне Бахмача-пасс. Анна Константиновна плакала. Боится за своих родных. Во время бомбежки повесили фрицы огонь какой-то в трех местах, и видно было как днем. Интересно, что это было?"
"22 августа 1941 года.
Народу валит с города много. С барахлом, с коровами. В селе стало, как в городе. Все перепуганы. Пришла сестра Анны Константиновны, рассказывала про бомбежку. На пассажирском немец поджег цистерны с бензином. Этот пожар мы и видали. Опять пострадал Киевский Бахмач. Рассказывают, что огонь тот - это осветительные ракеты, а люди их окрестили "паникадило", потому что сильно перепугались все, когда увидали их. Юлия Константиновна говорит, что еще два дня подряд бомбить будут. Убитых мало. Научились прятаться. Пришел Толя Кирей. Его ранило в пятку осколком от зенитного снаряда. Вот хохотали над ним! Он бег в поле, его и стукнуло. Красноармейцы помогли нам вырыть щель. Вечером опять налет. Детей уложили спать в погребе. Накидали туда им одеял. Мы втроем долго смотрели, как стреляют зенитки, а потом я забрался в щель спать. Разбудили ночью посмотреть на зарево. Шел дождик. Небо было все красное. Аж страшно стало! В стороне Пыльчиков каждую ночь вроде как молнии вспыхивают. Бойцы говорят, что это фронт. Страшновато, если фрицы придут".
"23 августа 1941 года.
Люди из города идут. Говорят, что все разбито, одни камни остались. Ничего не работает. Горели ночью семенной завод, фабрика им. Петровского, птицекомбинат, и домов сгорело немного. Раз за разом слышны взрывы. Это бомбят город. Целый день бомбили. Вечером тихо. Сегодня ясная погода, и молнии видно хорошо. Также слышно грохот далекий, словно гром гремит далеко где-то. Ночь тихая".
Фашисты подступали к Бахмачу. Одного за другим детей забирали родители, устраивались с ними в селе, у колхозников, или увозили в город под уцелевшие крыши. Воспитательницы тоже стали на квартиры по селу. Анна Константиновна вдруг обнаружила, что осталась одна с двенадцатью детьми, за которыми некому было приходить.
Но вот к двум из них пришла мать. Это было страшное зрелище. И хотя Анне Константиновне довелось увидеть потом немало леденящих душу сцен, эта встреча навек врезалась в память, стала как бы символом великого горя, которое обрушилось на наш народ. Мать, добравшаяся до Городища из Плисок, пыталась обнять забинтованными култышками своих перепуганных близнецов я кричала в голос. Наташа Гатич взялась ухаживать за всей семьей. С матерью было не меньше хлопот, чем с мальчиками. А через несколько дней каким-то чудом эту несчастную семью разыскал отец, командир танкового полка. Он упросил Анну Константиновну отпустить Наташу. Девочка дала согласие, все они уехали на военной машине, и с тех пор Анна Константиновна ничего не слышала о судьбе Наташи Гатич...
Осталось восемь "ничьих" детей. Что с ними делать, руда деваться? Из школы пришлось переселиться. Теми днями вокруг села расположилась большая воинская часть. Красноармейцы накатили на школьный погреб толстых бревен, засыпали землей, приспособили подземелье для жилья и перенесли туда ребятишек. Все парты они свалили во дворе, а в школе обосновались врачи. Всю ночь туда свозили раненых. Утром Анна Константиновна искала среди них своего Виталия, но не нашла...
Стоны, крики, запах йода и старых, пропитанных кровью бинтов преследовали ее целый день. Она старалась, чтоб ребятишки всего этого не слышали и не видели.
Толик Листопадов, девятый ее подопечный, все время пропадал где-то. Иногда появлялся с такими же сорванцами, наскоро ел и, несмотря на ее строгие уговоры, исчезал опять. Откуда ей было знать, что этот отчаянный приемыш вбирает своими ненасытными мальчишескими глазами главное, что есть у него заветная тетрадка, в которую он записывает все, что видит?..
"26 августа 1941 года.
Был в городе. Эх, и брешут чертовы бабы! Правду говорит пословица: "У страха велики очи". Город не сильно разрушен. Семенного завода, фабрики Петровского, птицекомбината нет. Да еще разрушено немного жилых домов, а то все цело. Воронки от бомб попадаются часто. Стекол в городе нет. Пошли в магазин. Взяли там платков, материи. Пришли в детсад, и как раз бомбежка. Пересидели в щели. Я нарвал яблок, и мы пошли в Городище, ночевать побоялись. Военных в городе много, а жителей почти нет. Ребят из команды нашел только Пуця Кольку, да и то он барахло на лошадь складывал. Уезжать готовятся. Пришли поздно.
Работники разошлись по селу на квартиры. Детей осталось восемь человек. Они живут в погребе. Там безопасней. Часто пролетают немецкие самолеты. В школе лазарет".
Она решила поговорить с ним в последний раз.
- Толик, ты меня не жалеешь совсем.
- Почему?
- Вчера прилетали немецкие самолеты, была стрельба.
- Ну и что ж такого?
- А где ты был?
- В городе. Детсад и хата стоят, а Ивана Матвеевича не видел, на станцию красноармейцы не пускают.
- Ты меня не жалеешь. Город ведь тоже бомбили. Я потом все село обегала. И по щелям смотрела, и у зениток. Дай слово, что больше не пойдешь в Бахмач.
- Ладно.
- Нет, ты мне слово дай. Честное пионерское.
- Честное пионерское, - неохотно сказал Толик.
- Смотри!..
Наши войска отступали, перегоняли танки, орудия, везли раненых. Анна Константиновна нашла какого-то войскового командира, попросила помочь эвакуировать детей. Глядя на нее усталыми воспаленными глазами, он сказал:
- Нет, мамаша. Могут быть десанты впереди окружения. Будем пробиваться - погубим ребятишек...
- Что же делать?
- Оставайтесь, сохраните их. Родина спасибо скажет.
Он прав. Но как сохранить детей? Перевезти в Бахмач, под бомбы и пули? Уцелеет ли ее хата? И чем грозит приход врага?
Война вторглась в жизнь каждого. Подсекла одних, осложнила судьбы других, подняла миллионы людей на тяжкий ратный труд, заставила многих по-иному оценить себя и определить свое назначение. И не думала не гадала простая украинская женщина, что лихая година готовит ей исключительные испытания.
Эти испытания обрушились на нее позже, а пока надо было решать, что делать с детьми. Анна Константиновна пошла в правление колхоза. Там командовали военные, составляли какие-то списки. Приходили мужчины и парни в гражданской одежде и уходили, захватив из пристройки оружие.
Анна Константиновна долго ждала, пока освободится председатель. Она его едва узнала. Еще вчера у него были усы, а сегодня он сбрил их и сразу помолодел на десяток лет. Объяснила, в каком положении оказалась она с детьми, попросила подводу, чтобы перевезти их в город.
- Слухай, не дури, - возразил председатель. - В огонь не пущу. Весь город по селам разбегается, а ты туда, да еще с детьми. Не пущу.
- Я же за них отвечаю.
- Все мы за них отвечаем, - опять не согласился председатель. - Подумай хотя бы о том, чем ты их там будешь кормить.
- Ваша правда. Но что же делать?
- Оставайтесь в селе. Все не могут уехать. Детей раздадим.
- Кому?
- Кому, как не народу?
Председатель позвал кого-то из коридора, приказал выделить лошадь в распоряжение "этой гражданки" и выяснить в двух соседних колхозах фамилии женщин, которые согласны до прихода Красной Армии взять "ничьих" детей. 29 августа - этот день она хорошо запомнила - ребят повезли по селу. Стась Григорцевич укоризненными, почти взрослыми глазами смотрел на нее, когда его уводили. Миля плакала навзрыд и кричала: "Мама! Мама!" Передавая Арона Риса, Анна Константиновна сказала:
- Этого мальчика зовут Володя...
"1 сентября 1941 года.
Детей распределили по колхозам, а мы с Анной Константиновной переехали на квартиру в конец села. Много городских живет здесь. Слышна артиллерийская канона" да в стороне Батурина. Вот уже дня три подряд бомбят Бахмач. Правда, не сильно. Гонят много скота. По полю его тоже много. Хорошего кабана сейчас можно за литр водки с закуской достать".
"4 сентября 1941 года.
Много красноармейцев в селе. Колхозное имущество раздают колхозникам. Хозяйка натащила домой курей, меду, яблок. Свинью здоровенную пригнала. Носится весь день как угорелая. Я сейчас почти все время живу у бойцов. И ем там".
"7 сентября 1941 года.
Пошел пасти хозяйкину корову. Взял с собой целую шапку слив. По дороге с Батурина идут войска, танки, пушки везут. Над Батурином виден дым и слышны взрывы. На краю села начали устанавливать пушки. Ходили к артиллеристам. Они нас покормили кашей гречневой, а мы им дали слив, яблок и груш. Веселые ребята! Войск в селе уйма, заставили все огороды машинами. Под вечер пролетело два "хейнкеля". Они полетали над селом, построчили с пулеметов и улетели. Мы сидели в канаве".
