Василий Шукшин - Калина красная

Ему что-то долго объясняли.

-- Заразы вы все, -- с дрожью в голосе сказал Егор. -- Я из вас букет сделаю, суки: головками вниз посажу в клум-бу... Ну, твари! -- Егор бросил трубку... И задумался. -- Лю-ба, -- произнес он с дурашливой нежностью. -Все. Еду к Любе. -- И он зло саданул дверью будки и пошагал к вокзалу. И говорил дорогой: -- Ах ты, лапушка ты моя! Любушка-го-лубушка... Оладушек ты мой сибирский! Я хоть отъемся око-ло тебя... Хоть волосы отрастут. Дорогуша ты моя сдобная! -- Егор все набирал и набирал какого-то остервенения. -Съем я тебя поеду! -- закричал он в тишину, в ночь. И даже не ог-лянулся посмотреть -- не потревожил ли кого своим криком. Шаги его громко отдавались в пустой улице; подморозило на ночь, асфальт звенел. -- Задушу в объятиях!.. Разорву и схаваю! И запью самогонкой. Все!

И вот районный автобус привез Егора в село Ясное.

А Егора на взгорке стояла и ждала Люба. Егор сразу уви-дел и узнал ее. В сердце толкнуло -- она!

И пошел к ней.

-- Ё-мое, -- говорил он себе негромко, изумленный, -- да она просто красавица! Просто зоренька ясная. Колобок про-сто ... Красная шапочка...

-- Здравствуйте, -- сказал он вежливо и наигранно за-стенчиво. И подал руку. -- Георгий. -- И пожал с чувством крепкую крестьянскую руку. И -- на всякий случай -- трях-нул ее, тоже с чувством.

-- Люба. -- Женщина просто и как-то задумчиво глядела на Егора. Молчала. Егору от ее взгляда сделалось беспокойно.

-- Это я, -- сказал он. И почувствовал себя очень глупо.

-- А это -- я, -- сказала Люба. И все смотрела на него спокойно и задумчиво.

-- Я некрасивый, -- зачем-то сказал Егор.

Люба засмеялась.

-- Пойдем-ка посидим пока в чайной, -- сказала она. -- Расскажи про себя, что ли...

-- Я непьющий, -- поспешил Егор.

-- Ой ли? -- искренне удивилась Люба. И очень как-то просто у нее это получилось, естественно. Егора простота эта сбила с толку.

-- Нет, я, конечно, моту поддержать компанию, но... это... не так чтоб засандалить там... Я очень умеренный.

-- Да мы чайку выпьем, и все. Расскажешь про себя ма-ленько. -- Люба все смотрела на своего заочника... И так странно смотрела, точно над собой же и подсмеивалась в ду-ше, точно говорила себе, изумленная своим поступком: "Ну не дура ли я? Что затеяла-то?" Но женщина она, видно, само-стоятельная: и смеется над собой, а делает, что хочет. -- Пой-дем... Расскажи. А то у меня мать с отцом строгие, говорят: и не заявляйся сюда со своим арестантом. -- Люба шла не-сколько впереди и, говоря это, оглядывалась, и вид у нее был спокойный и веселый. -- А я им говорю: да он арестант-то по случайности. По несчастью. Верно же?

Егор при известии, что у нее родители, да еще строгие, заскучал. Но вида не подал.

-- Да-да, -- сказал он "интеллигентно". -- Стечение об-стоятельств, громадная невезуха...

-- Вот и я говорю.

-- У вас родители -- кержаки?

-- Нет. Почему ты так решил?

-- Строгие-то... Попрут еще. Я, например, курю.

-- Господи, у меня отец сам курит. Брат, правда, не ку-рит...

-- И брат есть?

-- Есть. У нас семья большая. У брата двое детей -- боль-шие уже: один в институте учится, другая десятилетку закан-чивает.

-- Все учатся... Это хорошо, -- похвалил Егор. -- Молод-цы. -- Но, однако, ему кисло сделалось от такой родни.

Зашли в чайную. Сели в углу за столик. В чайной было людно, беспрестанно входили и выходили... И все с интере-сом разглядывали Егора. От этого тоже было неловко, неуютно.

-- Может, мы возьмем бутылочку да пойдем куда-ни-будь? -- предложил Егор.

-- Зачем? Здесь вон как славно... Нюра, Нюр! -- позвала Люба девушку. -- Принеси нам, голубушка... Чего принести-то? -- повернулась к Егору.

-- Красненького, -- сказал Егор, снисходительно помор-щившись. -- У меня от водки изжога.

-- Красненького, Нюр! -- Загадочное впечатление произ-водила Люба: она точно играла какую-то умную игру, играла спокойно, весело и с любопытством всматривалась в Егора: разгадал тот или нет, что это за игра?

-- Ну, Георгий... -- начала она, -- расскажи, значит, про себя.

-- Прямо как на допросе, -- сказал Егор и мелко посме-ялся. Но Люба его не поддержала, и Егор посерьезнел.

-- Ну, что рассказывать? Я бухгалтер, работал в ОРСе, начальство, конечно, воровало... Тут -- бах! -- ревизия. И мне намотали... Мне, естественно, пришлось отдуваться. Слу-шай, -- тоже перешел он на "ты", -давай уйдем отсюда: они смотрят, как эти...

-- Да пусть смотрят! Чего они тебе? Ты же не сбежал.

-- Вот справка! -- воскликнул Егор. И полез было в карман.

-- Я верю, верю, Господи! Я так, к слову. Ну, ну? И сколь-ко же ты сидел?

-- Пять.

-- Ну?

-- Все... А что еще?

-- Это с такими ручищами ты -- бухгалтер? Даже не ве-рится.

-- Что? Руки?.. А-а. Так это я их уже там натрениро-вал... -- Егор потянул руки со стола.

-- Такими руками только замки ломать, а не на сче-тах... -- Люба засмеялась.

И Егор, несколько встревоженный, фальшиво посмеялся тоже.

-- Ну а здесь чем думаешь заниматься? Тоже бухгалтером будешь?

-- Нет! -- поспешно сказал Егор. -- Бухгалтером я боль-ше не буду.

-- А кем же?

-- Надо осмотреться... А может, малость попридержать коней, Люба? -Егор тоже прямо глянул в глаза женщи-ны. -- Ты как-то сразу погнала вмах: работа, работа... Рабо-та -- не Алитет. Подожди с этим.

-- А зачем ты меня обманывать-то стал? -- тоже прямо спросила Люба. -Я же писала вашему начальнику, и он мне ответил...

-- А-а, -- протянул Егор, пораженный. -- Вот оно что... -- И ему стало легко и даже весело. -- Ну, тогда гони всю тройку под гору. Наливай.

И включил Егор музыку.

-- А такие письма писал хорошие, -- с сожалением сказа-ла Люба. -- Это же не письма, а целые... поэмы прямо целые.

-- Да? -- оживился Егор. -- Тебе нравятся? Может, та-лант пропадает... -- Он пропел: -- Пропала молодость, та-лант в стенах тюрьмы. Давай, Любовь, наливай. Централка, все ночи полные огня... Давай, давай!

-- А чего ты-то погнал? Подожди... Поговорим.

-- Ну, начальничек, мля! -- воскликнул Егор. -- И ниче-го не сказал мне. А тихим фраером я подъехал? Да? Бухгалте-ром... -- Егор хохотнул. -Бухгалтер... По учету товаров широкого потребления.

-- Так чего же ты хотел, Георгий? -- спросила Люба. -- Обманывал-то... Обокрасть, что ли, меня?

-- Ну, мать!.. Ты даешь! Поехал в далекие края -- две па-ры валенок брать. Ты меня оскорбляешь, Люба.

-- А чего же?

-- Что?

-- Чего хочешь-то?

-- Не знаю. Может, отдых душе устроить... Но это тоже не то: для меня отдых -- это... Да. Не знаю, не знаю, Любовь.

-- Эх, Егорушка.

Егор даже вздрогнул и испуганно глянул на Любу: так по-хоже она это сказала -- так говорила далекая Люсьен.

-- Что?

-- Ведь и правда, пристал ты, как конь в гору... только еще боками не проваливаешь. Да пена изо рта не идет. Упа-дешь ведь. Запалишься и упадешь. У тебя правда, что ли, ни-кого нету? Родных-то...

-- Нет, я сиротинушка горькая. Я же писал. Кличка моя знаешь какая? Горе. Мой псевдоним. Но все же ты мне на мозоль, пожалуйста, не наступай. Не надо. Я еще не побирушка. Чего-чего, а магазинчик-то подломить я еще смогу. Иногда я бываю фантастически богат, Люба. Жаль, что ты мне не в эту пору встретилась... Ты бы увидела, что я эти деньги вонючие... вполне презираю.

-- Презираешь, а идешь из-за них на такую страсть.

-- Я не из-за денег иду.

-- Из-за чего же?

-- Никем больше не могу быть на этой земле -- только вором. -- Егор сказал это с гордостью. Ему было очень легко с Любой. Хотелось, например, чем-нибудь ее удивить.

-- Ое-ей! Ну, допивай да пойдем, -- сказала Люба.

-- Куда? -- удивился Егор.

-- Ко мне. Ты же ко мне приехал. Или у тебя еще где-ни-будь заочница есть? -- Люба засмеялась. Ей было легко с Егором, очень легко.

-- Погоди... -- не понимал Егор. -- Но мы же теперь вы-яснили, что я не бухгалтер...

-- Ну, уж ты тоже выбрал профессию... -- Люба качнула головой. -- Хотя бы уж свиновод, что ли, и то лучше. Выду-мал бы какой-нибудь падеж свиней -ну, осудили, мол. А ты, и правда-то, не похож на жулика. Нормальный мужик... Даже вроде наш, деревенский. Ну, свиновод, пошли, что ли?

-- Между прочим, -- не без фанаберии заговорил Егор, -- к вашему сведению: я шофер второго класса.

-- И права есть? -- с недоверием спросила Люба.

-- Права в Магадане.

-- Ну, видишь, тебе же цены нет, а ты -- Горе! Бича хоро-шего нет на это горе. Пошли.

-- Типичная крестьянская психология. Ломовая. Я реци-дивист, дурочка. Я ворюга несусветный. Я...

-- Тише! Что, опьянел, что ли?

-- Так. А в чем дело? -- опомнился Егор. -- Не понимаю, объясни, пожалуйста. Ну, мы пойдем... Что дальше?

-- Пошли ко мне. Отдохни хоть с недельку... Украсть у меня все равно нечего. Отдышись... Потом уж поедешь мага-зины ломать. Пойдем. А то люди скажут, встретила -- от ворот поворот. Зачем же тогда звала? Знаешь, мы тут какие!.. Сразу друг друга осудим. Да и потом... не боюсь я тебя чего-то, не знаю.

-- Так. А папаша твой не приголубит меня... колуном по лбу? Мало ли какая ему мысль придет в голову.

-- Нет, ничего. Теперь уж надейся на меня.

Дом у Байкаловых большой, крестовый. В одной полови-не дома жила Люба со стариками, через стенку -- брат с се-мьей.