Комната Вильхельма - Тове Дитлевсен
Дождь лил как из ведра, но когда-то же он кончится, а пока она собирала желтую сумку из свиной кожи, купленную в Париже, с тщательностью, совершенно ей не свойственной. Кроме склянки с таблетками — два полулитровых пакета молока; две бутылки лимонада на всякий случай, если вдруг жидкости не хватит, два пивных бокала, если один разобьется, пачка сигарет, коробок спичек и фонарик, если темнота, вопреки ожиданиям, застанет ее врасплох. Бутылки она проложила салфетками, чтобы не звякали. В сумочке с ремешком через плечо лежали вещи, которые она всегда носила с собой и не видела причины вынимать: пара тюбиков помады, пудреница, мутное зеркальце, кошелек с несколькими стокроновыми купюрами — пересчитывать не хотелось. Вся проблема была в спальном мешке Тома: молния сломалась, чехол потерялся. И так как она больше всего не хотела замерзнуть, пришлось просто свернуть его и сунуть под мышку с невозмутимым лицом, словно таскать с собой спальник было ее привычкой. От этой мысли она радостно засмеялась. Выходить нужно, как только закончится дождь, и в любом случае до того, как из школы вернется мальчик.
С беспокойством, словно в ожидании гостей, к приходу которых приготовилась слишком рано, она бродила по комнатам, по длинному темному коридору цвета испортившейся горчицы; зашла на кухню, напоминавшую рисунки для детей, на которых нужно отыскать пять ошибок, в комнату горничной, заставленную выброшенными игрушками и картонными коробками со стружками, и снова в три хозяйские комнаты, устланные паркетом, где она в последний раз свернулась калачиком в своем углу на лондонском диване, края которого ободрал кот. Обивку стоит менять, только когда умрет царапающийся зверек. Она расплылась в улыбке при мысли, что он переживет ее, и нежно погладила лоснистый коричневый мех: кот всегда ходил за ней по пятам, а сейчас лежал, подвернув под себя передние лапы и устремив на нее блестящие голубые глаза сильно и бесстрастно. Она рассматривала голые деревья по краям велосипедной дорожки. Дождь стал утихать — именно такой она любила. На ее улице всегда шел дождь; в воспоминаниях он сыпался с неба ласково и печально, и она коснулась лица кончиками пальцев и вспомнила: его нужно спрятать, чтобы остаться неузнанной. Так в детстве она ходила колядовать в понедельник на Фастелавн[15]. Нет ничего прекраснее, чем спрятаться и побыть одной. Блаженство анонимности.
Она заправляет волосы под старую шапку, которую связала на терапии во время одной из госпитализаций, но ни разу не надела. Ловит такси и просит отвезти до дороги в Хиллерёд, которая, насколько ей известно, проходит рядом с лесом. Всё остальное легко. Ей нужны лишь два часа спокойствия, и от этих таблеток, она знает, застынешь на месте — не то что от барбитуратов, с которыми впадаешь в туманное состояние и можешь невесть где очутиться. Впервые за долгое время она вспоминает о Вильхельме — на этот раз он будет ею гордиться. Сколько раз он в бешенстве и отчаянии кричал: «Черт возьми, доводи дело до конца!» — и был прав, но как быстро пролетело время! Мальчик скоро вернется из школы, может быть, с Лене, которая заменит ему мать. Еще утром она про себя ответила на его «прощай!» Но тут случается следующее: завернутая в плащ, в резиновых сапогах и шерстяной шапке, со спальным мешком под мышкой, с сумкой под другой и с привычной замшевой сумочкой на плече, радостная, готовая встретить свою смерть, она должна пройти мимо двери в комнату Вильхельма, куда не заходила с момента, как Курт покинул ее. И тут в ее голове что-то ломается: кажется, что дверь открывается сама по себе. Она влетает туда, освободившись от тяжести своего тела. Валится на пол и обнимает ледяное одеяло, самые нежные и одновременно жестокие воспоминания накрывают ее — стена окрашивается болью и отчаянием, телефон настойчиво трещит; ей даже не надо поднимать трубку, чтобы понять: это он. Она встает, поправляет шапку, снова собирает все свои вещи и закрывает за собой входную дверь с легким хлопком — последним звуком жизни.
Вильхельм кладет трубку, черты его лица от страха заостряются и костенеют — он напоминает умирающего. После выхода последней статьи ему ничего не остается, кроме как вернуться. Из-за своего полного безразличия к Милле он совершенно не осознавал, насколько сильно она разделяет с ним это желание. Он чувствовал, что ему придет конец, если Лизе умрет. Кроме того, надоело разыгрывать из себя Всемогущего и вмешиваться в серьезные решения других людей — надоело. Он был между двумя встречами, этими вечными переговорами, такими нескончаемыми и скучными. Как-то он признался Милле, что если бы владел домом, то просто бы прикрыл эту лавку, раз там творилась такая ерунда. И если Лизе умрет, он сам напишет некролог. «Мир ломает каждого», — он начал бы с цитаты Хемингуэя, которой точно не помнил. Что-то насчет того, что сначала он ломает добрых и храбрых и совсем не спешит с нами, другими. Может, он еще успеет с ней связаться. Он вызывает такси и спускается, не сообщая секретарше, когда его ждать. Курьеры в приемной с удивлением смотрят вслед. Такси подъезжает, но в этот момент Лизе уже отправилась навстречу своей смерти в другом такси или какой-то машине — уже неважно. Вильхельм звонит в дверь, долго не отнимая пальца от дверного звонка.
— Матерь божья, — бормотал он, и ему хотелось упасть на колени. Позади него раздался странный шорох, и насмешливый, хриплый голос произнес:
— Избавьте себя от всех этих хлопот, если они начинают бегать по лесу, значит, всё серьезно.
— Да, — ответил он старой суке. — На этот раз всё очень серьезно. И он перекрестился, попросив Бога простить ему, что объявит ее пропавшей… Дождь снова усилился и быстро охладил ее бесчувственное тело. Вильхельм направился — седой и приземистый — обратно на Ратушную площадь, чтобы жить дальше, задыхаясь от страха совершить смертный грех.
По улице шел мальчик с длинными шелковистыми волосами, руки покоились на хрупких плечах девочки. Он надеялся, что его мать будет такой же веселой и любящей, какой стала с тех пор, как Курт сбежал…
Над книгой работали
Перевод: Анна Рахманько
Редакторка: Ольга Дергачева
Корректорки: Полина Пронина, Юлия Исакова
Верстка: Александра Корсакова
Дизайн обложки: Holystick
Выпускающая редакторка: Лайма Андерсон
Издательница: Александра Шадрина
