Все живы - Анна Морозова

зря учили? Генерал сначала онемел от моей дерзости, потом внимательно посмотрел на меня, помолчал немного, кивнул и сказал своей свите одно только слово: «Разобраться!» А потом мне так с улыбкой: «Через два дня на фронте будете!» Ну, я тут вытянулся весь, руку измазанную к кепке приложил, а кепка-то у меня гражданская, больше на панамку похожа, как у дачника прям. Он опять улыбнулся, кивнул мне и сказал: «Завтра ждите вызова». Я бегом собираться. До ночи дела заканчивал самые срочные, потом спать повалился, а сна-то ни в одном глазу! Провертелся до рассвета и подскочил вещи собирать. Кое-как руки от мазута отмыл во дворе холодной водой. Ревень сорвал, там в углу рос, оттирал им. Форму свою надел. Сижу, жду. Но хоть позавтракать успел, и с собой мне Гриценко хлеба с салом навязал. Неплохой он мужик все-таки. А Стасюк взглянул так, будто меня уже убили. Неприятно мне стало от этого взгляда. Как будто он меня вычеркнул, что ли. Ну, да и ну его к лешему под хвост. У леших же есть хвосты? Или они как люди, только обросшие? В общем, зашли за мной два солдатика, и мы отправились к регулировщику. Пришлось ждать два часа. Ох, и пропотел же я в кузове, пока нас по самому пеклу везли до части! И паек от Гриценки пригодился, сало подтаяло, но какое вкусное! Ну, так как-то. Теперь я здесь и наконец-то занимаюсь своим делом. Новости хоть узнал, а то жил там, как в изоляторе. Только один раз «Сталинградская правда» в руки попалась, когда на заводе работал. Новости скверные. И неразбериха. Всё, пальцы занемели совсем. Отвык я писать. Постараюсь хоть понемногу записывать.

21 мая

Вдогонку. Меня сначала поместили в какой-то казарме, что ли, а на следующий день прикомандировали к (не буду писать номеров) танковой дивизии. Сказали, что могу этот адрес сообщать близким для писем. Как-то там мои? Надеюсь, что их эвакуируют, и всех вместе. Неужели отца все-таки призвали? Мама без него растеряется совсем. Не умеет она сама вопросы решать, а Сенька еще не дорос. Через два дня написал им письмо.

22 мая

Пишу про сейчас. Наш экипаж сформировали вчера, и сразу в бой! Танк Т-34. Да, мощная машина! Но не в ущерб маневренности. Нас в училище с ними и знакомили.

Экипаж нашего танка.

Командир – Иванов Степан Васильевич.

Механик-водитель – Лазарев Александр Петрович.

Заряжающий – Стасько Михаил Богданович.

Радист-пулеметчик – Федоров Сергей (отчество он не сказал, отмахнулся: молодой я для отчества).

Вот так выглядит наше танковое отделение боевой машины, если по-военному. Командиру уже под пятьдесят, мощный такой, как атлет. Заряжающему тоже за сорок, мне показался бирюком каким-то. Молчит всё время, на расспросы отвечает неохотно и скупо. Ну, я и отстал от него, мне-то что. Только зачем ты в танк тогда полез, если людей не любишь? Сидел бы со снайперкой себе где-нибудь повыше, как гордый орел. Серега замечательный парень, чуть моложе меня, улыбчивый, добрый. Ну, мне так показалось.

26 мая

Еду нам привозит на телеге Матвеич, лошадь у него какой-то невнятной масти, как будто пыльная. Он шутит, что это дорожный камуфляж, а так-то она почти белая в пегую крапинку. Ну, ему виднее. Главное, чтобы еду исправно привозил. Кормят нормально, но однообразно. Суп перловый или пшенный кулеш, каша такая же или пшеничная, хлеба вволю. Курево выдают, я оставляю Матвеичу. Он передает бойцам, которым не хватает своей пайки. Из нашего экипажа только Михаил Богданович курит. Командир сказал, что он из староверов, им не положено.

29 мая

Ходят разные слухи. Не буду здесь писать, но очень тревожные. Похоже, что скоро что-то здесь начнется совсем серьезное и очень кровавое. Плохо спал сегодня. Жарко и душно было, и мысли в голове гонялись по кругу. А потом Надя приснилась, под утро уже. Как будто мы с ней идем по дороге, а справа огромное поле подсолнечника, аж в глазах рябит от них. Она тихая такая, задумчивая. Прошли мы поле, вышли на перекресток, сели на траву, сидим, молчим. Потом смотрю – танковая колонна идет. Она встала, смотрит, а сама такая беспокойная стала. Я вижу – наш танк остановился, и Степан Васильевич мне строго так: «Мы тебя ждем!» Ну, я обнял ее крепко и побежал к танку. Когда залезал, обернулся ей рукой помахать – а нет ее. И я во сне всё не мог понять, куда же она могла деться на открытом пространстве? Вот такой сон. Давно она мне не снилась, очень давно.

(А мне Александр снится. Не страшно, просто вижу его. И вообще, я будто там вместе с ним немножко тоже нахожусь. – Боря.)

2 июня

Нас куда-то перебрасывают. Потихоньку говорят о наступательной операции. Неужели я наконец поучаствую в бою? Тетрадь почти кончилась, пока всё на этом. Пожелаю себе удачи. Да, удачи тебе, механик-водитель Александр Лазарев!

Письма обещали потом переслать полевой почтой, если что мне будет. Но обещали как-то неуверенно. Из дому так и нет писем, говорят, что перебои с доставкой. Надеюсь, что у них всё в порядке.

(Конец 4 (3) тетради. – Боря. Продолжу уже в Москве, а то я всё ввел, что сюда брал. У них начало июня, а у нас конец сентября. Был настоящий шторм! И сильное волнение несколько дней. Ветер, похолодало. Я одевался потеплее и гулял вдоль берега с дядей Колей. На пляж прибило много всякого мусора. Чайки орут так громко! Мне стало плохо от этого. Дядя Коля купил мне хорошие наушники, стало легче. Но какие же они крикливые! Чайки, в смысле. Я уже соскучился по Алексею Степановичу. Тодор уехал на плановое обследование. Мы тоже совсем скоро улетаем в Москву. И не попрощаюсь с ним толком. Я хочу еще сюда приехать и здесь пожить месяц в следующем сентябре, меня приглашают. Ну, это если они в Крым не переедут, тогда в Крым! А весной я поеду в Даниловку, вот. А чаек я не люблю все-таки. Наглые они и оручие.)

(5 октября. Это Боря. Я в Москве! Тихо, спокойно. Алексей Степанович сказал, что соскучился. Как же мне нравится моя комната. Солнышко утром светит прямо на стену, и свет такой золотой от кленов на бульваре. В Дани-ловке листья осенью быстро темнеют и опадают. Или так и болтаются половину зимы черными тряпками. Я занимаюсь на образовательной платформе «Учи. ру», и на два раза