Приснись - Юлия Александровна Лавряшина
— Теперь у нее уже двое детей, — улыбается он. — Муж — тележурналист. Наверняка ты его видела, но это уже неважно… Давно неважно.
Слушая его, я с удовольствием пью кофе и пытаюсь угадать: то, что Гоша не заказал десерт, говорит о его скаредности? Или он решил — мне нужно прекращать жрать?
— Я хотел заказать по кусочку тортика, — неожиданно говорит он. — Но не знал, какой ты любишь. О капучино ты как-то говорила… А потом я подумал: мы же никуда не торопимся, правда? Значит, вполне сможем заказать десерт со второй чашкой кофе.
В эту минуту я понимаю, что обожаю этого мужчину!
* * *
Сон позволяет увидеть куда больше, чем происходит с Женей на самом деле.
Когда она отвернулась, чтобы позвать официанта, я заметил, какими глазами Гоша смотрел на нее. Жалобными, как у щенка, блин! Его рука потянулась к ее локтю, но замерла, не коснувшись, потом отдернулась, потому что Женя повернулась к нему:
— Ты точно не хочешь орешков?
Он сунул руки под мышки, точно опасался не удержать их:
— У меня на них аллергия…
— Ох, как жаль! — огорчилась она, и в ее отклике я не разглядел ни фальши, ни разочарования. — А я обожаю орешки, как белка… Ничего, если я?..
— Конечно-конечно, — пробормотал Гоша.
Видно, ему самому все же стало неловко за то, что его физические недостатки вскрываются один за другим. Мне захотелось крикнуть ему:
— Чувак, ты и так не Ален Делон, это видно с первого взгляда. Но если эта девчонка пошла с тобой в кафе, значит, ей глубоко по фигу, как ты выглядишь… Она и сама не красотка, если ты не заметил.
Только он меня не услышал бы.
А они уже вовсю болтали… о дожде! Вот нормально на первом свидании разговаривать о противных осадках? Ну да, по стеклу змеились струи, удержавшие этих двоих в кафе, но необязательно же пускаться в рассуждения о них!
Терпеть не могу сырость… А Женя, оказывается, не прочь прогуляться под зонтиком. Я представил этот гигантский купол, под который они могли бы вместиться вдвоем, и просто затрясся от смеха.
Любопытно, как я выгляжу со стороны, когда смеюсь во сне? Подергиваюсь и постанываю? Может, поставить камеру и заснять? А что? Идея!
А Женя все болтала о дожде… Вот бестолочь! Так она никогда замуж не выйдет. Рассказала бы этому пухлику, какие пироги печет, он враз женился бы на ней…
— Знаешь, мне кажется, дождь влияет на настроение сильнее других проявлений погоды. Как волнует ливень, правда? В душе все вскипает, и хочется выбежать во двор, как в детстве… Ты любил прыгать по лужам, когда там вздуваются пузыри? А потом на небе обязательно появляется радуга!
— Давно я не видел радугу…
— Да ты что? А я всегда выхожу из дома после грозы, потому что из наших окон неба совсем не видно. Но я знаю открытое место неподалеку, откуда можно полюбоваться.
«Черт, Женька! — Я так и сморщился от досады. — Ты ведь не прикидываешься… Ты такая и есть. Ты сама как радуга: даже брошенные старики начинают улыбаться, когда ты появляешься… Ты спасаешь будущее детей и подкармливаешь собак… Я был уверен, что женщин, подобных тебе, больше не существует. Ну почему ты не родилась хотя бы хорошенькой, если уж не красавицей?! И не такой жирной… Я нашел бы тебя!»
— А тихий дождь звучит стихами, правда? Я люблю бродить с зонтиком и бормотать про себя любимые…
Она рассмеялась, сразу став симпатичней:
— Боюсь, иногда и вслух.
— Никто теперь не обращает на это внимания, — успокоил Гоша. — Все с гарнитурой в ухе… Это раньше человек, который разговаривает вслух, казался чокнутым.
Женино лицо внезапно вытягивается:
— В нашем квартале жил один дурачок… Петечка. Безобидный совсем, уже старенький. Но вел себя как ребенок: бегал за пацанами, хотя ему уже трудно было. Они Петечку не обижали. Сворачивали ему бумажные самолетики, он готов был пускать их часами… Вот он тоже постоянно бормотал что-то под нос. Но это не связная речь была, а просто набор слов, вроде: «Пойдем посмотрим… Надо посмотреть… Пойдем-пойдем!» Не знаю, откуда это взялось, может, запомнил, как мама звала его куда-то. Когда она умерла, его соседки стали подкармливать, совали продукты, он ведь даже деньгами не умел пользоваться. И дверь никогда не закрывал — взять у него все равно было нечего. Только это его и сгубило…
Внезапно мне захотелось проснуться, чтобы не слышать окончания истории, которое считывалось на раз. Из Жени рассказчица так себе…
Но я-то старею, что ли? Становлюсь не в меру чувствительным? Начинаю жалеть полудурков, от которых ни малейшей пользы этому миру? Этак я всех Андрюшкиных убийц пощажу… Или все же хватит духа расправиться с остальными?
— Слышал про «черных риелторов»? Кто-то из них выследил Петечку, позарился на его квартиру. Его просто выкинули с пятого этажа… Следствия не было. Решили, что это смерть по неосторожности. Мол, дурак же! Полез на перила, да и сорвался. Может, бабочку поймать хотел, он вечно за ними бегал, руками махал, как крылышками. Красивые же…
Быстро заморгав, она неловко усмехнулась:
— Я так плакала, когда он разбился.
Гошина рука боязливо коснулась Жениной, которая совсем не выглядела изящной и тонкой — такую ведь хочется осторожно тронуть, хотя бы мысленно прижаться губами. А ему, видно, и эта лопата тревожит сердце… Умора!
Он-таки накрыл ее руку своей, и эти двое уставились друг на друга с такой неподдельной нежностью, что, будь я рядом, меня непременно стошнило бы.
Вот чего я ни к одной женщине не испытывал, так это нежности. Возможно ли такое вообще? Или только при отсутствии страсти, а меня в постели накрывает с головой, так, что хочется рвать и терзать. Поэтому они все так вопят, эти девки… Последней хотелось именно этого — чтобы я скрутил ее до хруста, впился зубами во влажную плоть, вбил в чресла металлический костыль. Они все ищут унижения и боли, какая уж тут нежность…
Ну, может, лишь Тамара отличается от других.
* * *
Дождь стих, оставив блестящие следы на асфальте. Даже во сне я уловил, каким свежим, волнующим стал воздух.
Эта парочка вышла
