Тэянг - Екатерина Соболь
Поэтому в свободное время я в основном молился об отпущении грехов. Коллеги называли меня «тот тихий религиозный парень». Я с ними подружился, хоть и ни слова им не сказал. Зато я улыбался их шуткам, смотрел с ними спорт по телевизору, пару раз готовил блюда по рецептам своего босса и никогда не отказывался взять на себя лишнюю работу. Пак сказал, что я бы и на Марсе не пропал, и я честно старался не пропасть на томатной ферме.
Сколько дней прошло, понятия не имею – кажется, вечность. Однажды у меня заболело горло, и я решил, что простудился из-за контраста между жарищей на улице и кондиционированным воздухом в помещении, но на следующее утро, невероятно меня удивив, прорезался голос.
– Ын Джи, – пробормотал я, встретив начальника смены в коридоре. – Ты меня тоже слышишь или это глюк?
– Ты разговариваешь! Ты что, всегда мог?!
– Нет, я был болен, – промямлил я, только сейчас сообразив, что никак не объяснил другим работникам свое присутствие здесь, а начальницу, которая знает продюсера, ни разу не видел.
– Поздравляю! – искренне сказал Ын Джи и хлопнул меня по плечу. – Идем, там отгрузка.
Кажется, грехи мне все же простили – а может, власть Лиса была не бесконечна и срок его наказания истек. Впрочем, я так привык молчать, что голосом особо не воспользовался, разве что маме позвонил.
Через пару дней после этого я был на кухне и самозабвенно резал овощи – собирался приготовить на всех лапшу с курицей (и томатами, которые у нас тут были вездесущи). Полуденный свет оглушительно обрушивался на меня через окно, кондиционер не справлялся, раскаленная сковорода подбавляла жара, я постоянно вытирал лоб и не сразу заметил: дверь открыта, и на пороге стоит Пак.
Узнал я его в ту же секунду, хоть он и был:
а) некрасивым, как в наши дни в учебном центре;
б) в очках-авиаторах, закрывающих половину лица;
в) абсолютно неуместен на нашей простецкой кухне.
– Как ты ужасно выглядишь, – лениво сказал он, снимая очки. Да, эти опухшие глаза определенно не отретушированы магией Лиса. – Отбелить кожу от такого загара будет та еще работенка.
Одет он был так, будто заскочил сюда по пути на показ дорогого бренда: идеально сидящие брюки, рубашка, легкий светлый пиджак, которому лучше не оказываться поблизости от моей готовки и томатного сока.
– Почему я вижу тебя нормальным?
– Смотрите, кто заговорил! – Пак с деланым потрясением прижал к груди руку. – А мы-то думали, ты позвонишь, когда снова сможешь петь.
– Не могу я петь. – Я пожал плечами и отправил лук на сковородку, зачем-то делая вид, что совершенно не рад его видеть, хотя сердце так и колотилось.
– А ты пробовал? Ты… Подожди, ты понял, что можешь говорить, но ни разу не попробовал петь?! Ты вообще Ли Син Хён или тебя подменили на томатного мутанта?
Я скептически глянул на него и попытался пропеть строчку из «Не влюбляйся». И подскочил – голос звучал фантастически. Дар Лиса вернулся, а я не заметил, потому что, действительно, даже не попробовал петь.
– Чудненько, – раздраженно ответил Пак. Как я скучал по тому, что все на свете его злит! – Собирайся, поехали. Надеюсь, тебе в подарок дадут немного томатов, я на диете.
– Никуда я не поеду.
Пак посмотрел на меня так, будто я его оскорбил.
– И почему же, разреши узнать?
– Слушай, это все не мое: слава, шоу-бизнес, я… Я простой трудяга, это было какое-то ослепление, ошибка, но теперь я прощен, голос вернулся, и…
– Ах, ты прощен? – Пак подошел ближе, и я начал помешивать лук на сковородке, чтобы на него не смотреть. – Я-то думал, это я трус! Ты создан для сцены, козел, и ты мне рассказываешь, что собираешься заниматься вот этим?! – Он обвел презрительным жестом кухню, поля за окном и ящики в углу.
– Это не я создан для сцены, – яростно ответил я и бросил лопаточку: лук сгорит, да и ладно. – А голос, которого не существует.
– Не ври! Ты собирался вернуть свой голос и выступать на концерте! Что, я не прав? Ты чокнутый, а это именно то, что нам нужно. Все, садись в машину, а то я силой тебя потащу.
– Стой. – Я попятился. Ну все, теперь лук точно сгорел. – Я не могу.
Пак в мгновение ока преодолел разделявшее нас расстояние и выключил плиту – похоже, его раздражало даже шкварчание лука.
– Ну конечно, ты же у нас из этих тихих фанов, которым легче годами лежать в жалкой квартирке и пялиться на постер с кумирами, чем выйти из дома и что-то сделать наконец! – Он схватил со стойки остаток луковицы и швырнул в меня. Она едва задела мое плечо и шлепнулась на пол. – Твоя мама говорит, у тебя даже друзей нет!
– Когда она тебе это сказала?
– В один из тех вечеров, когда я к ней приезжал, – злобно ответил Пак. – Ты торчишь тут три недели, ей что, одной было все это переживать? Я попросил ее тебя не дергать. – Он скривил губы. – Всё, Хён, долги выплачены. Ты серьезно остаешься тут? Тогда удачи. Расти чертовы томаты, мне плевать.
Он надел свои очки с зеркальными стеклами, за которыми не разглядеть глаз, и пошел к двери.
– Эй, – выдохнул я прежде, чем сообразил, что собираюсь сказать. – Я… Я просто не хочу опять становиться таким.
Пак развернулся, будто только и ждал, когда я его остановлю.
– Вообще не понимаю, о чем ты.
– Я всегда жил честно! – отчаянно крикнул я. – А без этого кто я вообще? Не хочу снова стать… как ты там говорил? Аллигатором. Я не такой.
– Хён. – Пак подошел вплотную, глядя на меня непрозрачными стеклами очков. – Ты никогда не узнаешь, какой ты, если всю жизнь будешь прятаться. Сорри, что влезу со своим грешным мнением в твою идеальную картину мира, но мне бы хотелось… – Голос у него вдруг сорвался, но тут же опять подернулся ледяной коркой. – Мне бы хотелось, чтобы на свете было побольше праведников, которые, вместо того чтобы рассказывать, какие они безупречные, просто приходили на помощь тем, кому нужны. Не стыдили бы людей за грехи и верили, что во всем этом… – Он вяло обвел рукой комнату. – Есть какой-то смысл.
Ну и кто бы устоял перед такой речью?
– Неважно, что голос фальшивый, – отрывисто закончил Пак. – Сделаешь его настоящим. Ты нужен фанатам, группе и…
И тут в дверь заглянул Ын Джи – похоже, хотел спросить,
