Зима в Лиссабоне - Антонио Муньос Молина
Он вошел внутрь, как, зажмурив глаза, делают шаг в пустоту. За стойкой пили широкобедрые блондинки, наделенные суровой уродливостью. В зале виднелись расплывчатые фигуры мужчин — одни стояли, другие сидели на диванах, притворялись, что пересчитывают монеты, ожидая чего-то около кабинок с красными лампочками, которые время от времени гасли. Тогда кто-нибудь, смотря в пол, выходил из кабинки, а на его место заходил другой — было слышно, как запирается дверь. Какая-то женщина подошла к Биральбо. «Всего четыре монетки в двадцать пять эскудо», — сказала она. Он на своем хромом португальском спросил, почему это место так называется — «Burma». Женщина, ничего не поняв, улыбнулась и кивнула на коридорчик с рядом кабинок. Биральбо вошел в одну из них. Внутри было тесно, как в туалете поезда, посередине — мутное круглое окно. Одна за другой четыре монеты исчезли в вертикальной прорези. Свет в кабинке погас, и красноватый луч озарил окно, похожее на бычий глаз. «Это не я, — подумал Биральбо, — я не в Лиссабоне, это место — не „Burma"». За стеклом на вращающемся помосте то ли извивалась, то ли танцевала бледная, почти нагая женщина. Она двигала растопыренными пальцами, делая вид, что ласкает себя, опускалась на колени и ложилась, дисциплинированно, с презрением тряся грудями и иногда безо всякого выражения поглядывая в сторону ряда круглых окон.
Окошко погасло, будто покрывшись инеем. Выходя, Биральбо дрожал от холода, да еще ошибся направлением. Туннель с одинаковыми кабинками вывел его не в бар, а в пустую комнату с одной-единственной лампочкой и приоткрытой железной дверью. На стенах — пятна сырости и непристойные рисунки. Он услышал шаги: кто-то поднимался по лестнице с железными ступенями, — но времени поддаться искушению и спрятаться уже не было. В дверном проеме показались мужчина и женщина, обвивавшие друг друга руками за талии. Мужчина был растрепан и попытался избежать взгляда Биральбо. Когда парочка уже не могла видеть его, Биральбо пошел вперед. Лестница вела вниз, в какой-то тускло освещенный то ли гараж, то ли склад. Между железными конструкциями серным блеском светилась сфера часов, повисшая в пустоте, похожей на покинутую танцплощадку.
Как бывает на вокзалах с готическими сводами и высокими потемневшими витражами, это место создавало ощущение бесконечного пространства, помноженного на полумрак, свет красных лампочек над дверями, навязчивую яростную музыку, гулко отдававшуюся в пустоте и в металлических ребрах лестницы. За длинной пустынной стойкой официант в смокинге собирал напитки на поднос. Может, это была лишь игра света, но Биральбо на скулах этого человека почудился тонкий слой розовой пудры. Раздался звонок. Над железной дверью зажглась красная лампочка. С подносом в одной руке официант прошел через зал и постучался костяшками пальцев. В тот самый миг, когда дверь открылась, свет погас, и до Биральбо донесся как будто чей-то хохот и звон бокалов вперемешку с музыкой.
Из другой двери, совсем в глубине, появился какой-то мужчина, с некоторым тщеславием поправлявший ремень брюк, как делают выходя из туалета. В дальнем конце помещения была еще одна барная стойка, освещенная, как самые глубокие капеллы в соборах. Там виднелись еще один официант в смокинге и одинокий клиент — их силуэты были резко очерчены, будто вырезаны из черного картона. Мужчина, поправлявший брюки, надел шляпу, слегка набок и надвинув на брови, затем зажег сигарету. Следом появилась женщина: она приводила в порядок прическу, запуская пальцы в блондинистую гриву, и сжимала губы, пряча в сумочку пудреницу или зеркальце. Сидя за стойкой около лестницы, Биральбо наблюдал, как эти двое проходят мимо, тихо переговариваясь между собой, — в их шепоте слышалось шипение «ш» и темные португальские гласные. Даже когда каблуки женщины застучали по железным ступенькам лестницы, мощный и пошлый запах ее духов продолжал ощущаться в воздухе.
— Вы один, сеньор? — официант вернулся с пустым подносом и теперь без улыбки смотрел на него из-за мраморной стойки. Лицо у него было очень длинное, ко лбу прилипли пряди волос. — В нашем заведении нет причин быть без компании.
— Спасибо, — отозвался Биральбо. — Я кое-кого жду.
Официант улыбнулся слишком красными губами. Он, конечно, не поверил его словам и, может быть, хотел подбодрить клиента. Биральбо спросил джина и стал разглядывать противоположную стойку в глубине зала. Тот же официант, тот же смокинг по моде сороковых годов, та же фигура посетителя с сутулыми плечами и неподвижными руками возле стакана. Он почувствовал чуть ли не облегчение, поняв, что это все же не отражение в зеркале: на той стороне человек со стаканом не курил.
— Вы ждете даму? — официант говорил по-испански бегло и как-то самоуправно. — Когда она придет, можете занять двадцать пятый номер. Позвоните в звонок, я вам принесу выпить.
— Мне нравится это место. И его название, — произнес Биральбо с улыбкой одинокого пьяницы-завсегдатая. От мысли, что человек за дальней стойкой другому официанту говорит то же самое, ему стало не по себе. Но главное достоинство чистого ледяного джина заключается в том, что он моментально сбивает с ног. — «Burma». Почему оно так называется?
— Вы журналист? — в голосе официанта сквозило недоверие. На лице застыла стеклянная улыбка.
— Я пишу книгу, — Биральбо улыбнулся, радуясь, что эта ложь не скрывает его жизнь, а как бы изобретает ее заново. — «Ночной Лиссабон».
— Не стоит рассказывать все. Моим шефам это не понравится.
— Да я и не собираюсь. Так только, хочу дать наводки, знаете ли… Ведь некоторые приезжают в город и не находят того, что ищут.
— Еще джина?
— Вы читаете мои мысли. — Проведя столько дней в одиночестве и молчании, Биральбо чувствовал бесстыдное желание болтать и выдумывать. — «Burma»… Давно существует этот клуб?
— Около года. Раньше здесь был склад кофе.
— Хозяева разорились, видимо. А раньше это место так же называлось?
— Раньше никакого названия не было, сеньор. Что-то произошло. И кажется, не в кофе было дело. В один прекрасный день приехали полицейские, окружили весь квартал. Вывели хозяев в наручниках. Потом о суде в газетах писали.
— Контрабандисты?
— Нет, заговорщики. — Официант облокотился на стойку перед Биральбо и наклонился близко к его лицу; он говорил тихо, как сообщают секреты в театре. — Что-то политическое. «Burma» была подпольной организацией. Тут хранили оружие…
Зазвенел звонок, официант пересек весь зал, будто не шагая, а делая танцевальные па, направляясь к двери, где загорелась красная лампочка. Человек, пивший за противоположной стойкой, медленно отделился от нее и пошел к выходу, двигаясь по подозрительно прямой траектории. По его лицу, как вспышки, пробегали полосы света и тени. Он был очень высок и определенно пьян, шел опустив руки
