Когда ласточки кружат над домами - Игорь Надежкин
И вот самолет начинает медленно катиться на взлетную полосу. Все голоса понемногу стихают. Стюардессы спешат занять свои места. Свет в салоне гаснет, и все замирает. Машина начинает с ревом набирать скорость. Я чувствую перегрузку. У меня закладывает уши. Все это длится минут десять, а может чуть дольше. В этот момент очень трудно уследить за ходом времени. Наконец-то капитан объявляет, что мы набрали высоту десять тысяч метром и все выдыхают.
Мы с Кристиной следуем примеру Оксаны, и тоже принимаем снотворное, мне кажется, что оно не действует, достаю книгу и начинаю читать, но уже через несколько минут проваливаюсь в сон, и сплю почти весь полет. Через три часа нас будят и подают ужин. Кристина так и не смогла заснуть. Она выглядит измотанной. Я пытаюсь не спать, чтобы составить ей компанию, но не могу пересилить себя и вновь проваливаюсь в сон.
Глава 24
Когда я проснулся, самолет уже готовился к посадке в Домодедово. Оксана еще пыталась прийти в себя, а Кристина сидела в своем кресле совершенно измученная и обессилившая. Она была на пределе нервного истощения, и кажется уже готова была взорваться, но вскоре капитан объявил, что мы преступаем к посадке, и уже через десять минут мы стояли на взлетно-посадочной полосе, а сотрудники аэропорта сканировали нас тепловизорами, желая убедиться, что никто из нас не привез в страну лихорадку. После всей волокиты с документами, и почти часового ожидания багажа, мы наконец-то вышли на улицу, где тут же поймали машину и поехали на железнодорожный вокзал.
И вот мы уже мчим по Каширскому шоссе. Я еще не совсем отошел от действия снотворного. И мне немного не по себе. Москва кажется слишком огромной. Дома словно скребут небосклон, хотя на самом-то деле в них этажей двадцать, не больше. Но после хибарок Гоа, они видятся мне вавилонскими башнями. Вокруг было слишком много огней. Вокруг было слишком много машин, и ехали они слишком спокойно. Всюду рекламные билборды и вывески, что предлагают выгодные проценты по кредиту и новые седаны, которые должны помочь почувствовать превосходство. И кажется раньше я этого не замечал. А теперь все это обрушилось на меня, и не давало вздохнуть полной грудью. Даже воздух здесь был тяжелый, пропитанный гнетом города. Было прохладно и у меня мерзли пальцы. Но знаете, я был счастлив оказаться дома, где все было знакомо мне.
Через час мы уже были на Курском вокзале. Чуть не опоздали на поезд, успев запрыгнуть в самый последний момент, когда состав уже тронулся. Разложив свои вещи, мы купили у проводника три чашки чая, выпив который отправились спать по своим полкам. Утром нас будит проводник. Мы умываемся и покидаем поезд. Снова такси. И вдруг мы уже сидим в нашей квартирке, и никак не можем поверить, что еще сутки назад были на другом конце света и смотрели как индусы выходят из храма украшенные гирляндами. А теперь под нашими окнами крутились только парочка мужчин у белого внедорожника, да дама с собачкой, что своим тявканьем нарушала утренею тишину спального района, который нависал огромными глыбами многоэтажных домов.
И я просто сидел в своем кресле, и не знал, что буду делать сегодня. Во мне было так много сил и стремлений. В моей голове было так много идей. Я понятия не имел, что ждет нас впереди — и это было прекрасно.
Глава 25
Следующие три дня мы провели дома. Забрали Павла у матери Кристины. Оксана осталась погостить у нас, и мы вчетвером просто предавались неге и развлечениям. Ходили в кинотеатр или ресторанчики, или просто сидели дома, занимаясь ровным счетом ничем. И это, пожалуй, были самые лучшие дни в той весне.
На четвертый день мне все же пришлось выйти на работу, хотя меня это уже не очень заботило, ведь в городе уже давно укрепились жаркие дни, а с приходом лета, сложно переживать о чем бы то ни было. После работы я пошел повидаться с Елиничем, и заодно передать ему бутылку гоанского рома, который обещал привезти ему из Индии.
Когда я вошел в его съемную квартиру, меня встретил все тот же беспорядок. Всюду стояли пластиковые бутылки из-под дешевого пива. Грязная посуда была свалена в раковину. А на столе лежала буханка заплесневевшего хлеба, которую он так и не достал из пакета. Сам он выглядел не важно. Под его глазами расплывались темные круги. А его фигура казалась еще более обрюзгшей. За три недели, что меня не было в стране, он почти не выходил из дома, только за сигаретами или выпивкой. Денег у него уже почти не осталось, и он понемногу начал осознавать, насколько была глубока яма, которую он себе вырыл. В тот день, он даже признался мне, что уже несколько раз думал о самоубийстве.
— Знаешь, — сказал он, когда мы курили на балконе. — На днях я подумал… А ведь всего-то нужно — один прыжок. Здесь восемь этажей. Ни единого шанса выжить. Все уже будет кончено.
— Брось ты это, — перебил его я. — Не хочу даже слышать об этом.
— Да не волнуйся ты так, — он отошел от окна с чуть виноватым видом. — Хотел бы прыгнуть, уже давно бы сделал это.
— Тогда к чему все эти разговоры?
— Простой треп. Не обращай внимания, — он затушил сигарету и достал из пачки новую.
— Знаешь, — сказал я в пол голоса. — Я все равно считаю, что тебе нужна помощь. Еще не поздно все исправить.
— И что же мне делать?
— Для начала обратимся к врачам, и решим твои
