Записки патологоанатома - Андрей Левонович Шляхов
– Слушай, а у тебя нет такого ощущения, как будто ты играешь в прятки с самим собой? – вдруг спросила Елена.
Неожиданный вопрос озадачил Данилова.
– Почему – в прятки? – спросил он. – Я играл в прятки только в детстве.
– Тебя не посещает ощущение бессмыслицы? Бессмысленные дни бессмысленно проходят… Неужели тебя не тянет обратно к людям? Почему ты решил, что всю оставшуюся жизнь должен возиться с трупами?
– Лена, не надо, – попросил Данилов.
– Но мы же просто разговариваем, разве не так? Мне казалось, что между нами нет запретных тем. Или они есть?
– Запретных тем нет, – медленно сказал Данилов. – Но есть ненужные…
– Ненужные кому? Тебе? Или мне?
– Это темы, которые не нужно затрагивать. Я, кажется, понятно объяснил тебе мотивы…
– Данилов! Ты раздул в нерешаемую проблему – осложнение от наркоза, которое никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить! Ты возвел его в абсолют! – заметив, как сильно дрожат в ее руках нож и вилка, Елена положила приборы на край тарелки. – Ты выдумал невесть что и принял совершенно абсурдное, абсолютно не подходящее, в корне неверное решение!
Елена говорила громко, но зал был пуст, и ее не слышал никто, кроме официантки и бармена – а они профессионально делали вид, что заняты своим делом и ни на что не обращают внимания. Бармен протирал полотенцем стаканы, а официантка неторопливо сервировала один из столиков.
– Ты хоронишь себя заживо. У меня, например, именно такое ощущение!
– Но ведь ты соглашалась со мной…
– Попробовала бы я с тобой не согласиться! Ты о чем, Данилов? Я пыталась мягко, исподволь наставить тебя на путь истинный, но ты же упрям как осел. Нет – как сто ослов!
– Интересно, по каким критериям ты выбираешь истинный путь для меня, – Владимир выделил голосом последние слова.
– Когда-то мне казалось, что я хорошо тебя знаю, – Елена достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку.
– Ты продолжаешь курить? – поразился Данилов. – Ну и ну! А я и не замечал!
– Ты много чего не замечал, – Елена щелкнула зажигалкой и с видимым наслаждением затянулась. – Недавно начала опять. С вами и спиться недолго!
– С нами – это с кем?
– Неважно. Закажи, пожалуйста, кофе.
Дым Елена выпускала в сторону, чтобы не слишком травмировать некурящего Данилова.
Владимир подозвал официантку и заказал ей два кофе. В ожидании выпил еще водки и закусил ломтиком картофеля. Елена молча курила. Докурив сигарету чуть ли не до самого фильтра, она загасила ее в пепельнице и задумчиво сказала:
– Все было так романтично, а я все испортила…
– Будем считать, что ничего не было.
– Нет, так еще хуже, – покачала головой жена. – Я уже сказала половину того, что хотела сказать. Даже немного больше. Сейчас я наберусь смелости и скажу остальное. Вечер ведь все равно испорчен…
– Как хочешь, – Данилов почувствовал жжение в затылке. – Надо – так скажи. Вернее – если хочешь сказать, то скажи.
Он перелил остатки водки из графинчика в рюмку и выпил.
– Вот это тоже, – сказала Елена.
– Что – это? – Данилову уже надоели загадки.
– Ты стал много пить. Напиваешься в стельку перед сном, чего раньше я за тобой не замечала.
– Можно подумать, что я делаю это каждый день, – попробовал возмутиться Данилов.
– Скоро начнешь, – пообещала Елена. – Это, кстати говоря, один из признаков душевного разлада…
– Да нет у меня никакого душевного разлада!
– Есть, иначе бы ты сейчас не злился, а смеялся.
Владимир не нашелся с ответом.
– Знаешь, на кого ты похож в последнее время? – продолжила Елена. – На отца Федора из «Двенадцати стульев». Помнишь, как там? – она прикрыла глаза и по памяти процитировала: – Взалкал отец Федор. Захотелось ему богатства. Понесло его по России, за гарнитуром генеральши Поповой, в котором, надо признаться, ни черта нет.
– И какая тут взаимосвязь? – нахмурился Данилов.
Официантка принесла кофе.
– Счет, пожалуйста, – попросил Данилов, взглянув на часы.
– Простая, – Елена достала из пачки новую сигарету. – Ты тоже взалкал. Тебе захотелось химер, и тебя тоже понесло. Ну, признайся, неужели у тебя нет ощущения того, что ты поступаешь неправильно? Что вся эта затея с ординатурой не стоит и выеденного яйца? Что вместо ординатуры по патологоанатомии можно пойти в ординатуру по кардиологии, в конце концов! Кардиология плюс реаниматология – отличная перспектива для такого врача, как ты!
– Ты говоришь так, как будто я – маленький ребенок. Можно подумать, что мне не тяжело было уйти из лечебной медицины, – Данилов осторожно отпил обжигающий кофе и разочарованно отодвинул от себя чашку – напиток чрезмерно горчил и слегка отдавал гарью. – Но я не мог заставить себя продолжить работать анестезиологом. – Каждая пациентка ввергала меня в ступор. Я терялся, я сомневался, я боялся упустить что-нибудь и в то же время понимал, что в таком состоянии я непременно пропущу нечто важное или недооценю его и приму неверное решение. Тебе ли не знать, чем это чревато! Да меня просто трясло от сомнений, волнений и растущего с каждым днем неверия в себя!
Официантка принесла счет.
– Подождите, пожалуйста, – Данилов расплатился, не забыв про чаевые.
– Спасибо, – поблагодарила официантка и ушла, давая клиентам возможность спокойно допить кофе.
– Хочу на свежий воздух! – Елена пригубила свой кофе и тоже не стала его допивать.
– Пошли, – Данилов подал Елене дубленку, а потом накинул куртку и вышел, не застегиваясь.
Подышать свежим воздухом не получилось – машина уже ждала их напротив входа в ресторан.
В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.
– Я хочу чаю, – сказала Елена. – Ты как?
– Я – кофе, – ответил Данилов.
После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.
Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать: «Чтобы я ни делал, я всегда…» – нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот! Именно так. Это, пожалуй, самый лучший вариант. Простой, искренний и без мельчайшего признака обвинения. Годится!
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Данилов очень старался справиться с волнением, задавая этот вопрос, и, кажется, ему это удалось.
– Хочу, – улыбка Елены была немного виноватой. – Хочу, но никак не решаюсь…
– Почему? – голос Данилова звучал мягче мягкого. – Если хочешь, то
