Антон Чехов - Том 23. Письма 1892-1894
Я живу в деревне. Постарел, одичал. У меня по целым дням играют и поют романсы в гостиной рядом с моим кабинетом, и потому я постоянно пребываю в элегическом настроении, чем и прошу объяснить мирный и спокойный тон этого письма. Опоздал я ответом, потому что спешил кончить повесть для «Русской мысли». Стало быть, некогда было. Новая вина!
Кстати, в своем письме Вы, конечно, умышленно пропустили еще одну мою вину: весною я писал, что уже никогда не поеду в Петербург*, а зимою жил в Петербурге и даже положил основание «обедам беллетристов». Это называется несогласием слова с делом.
Вы делаете большие успехи, но позвольте мне повторить совет — писать холоднее*. Чем чувствительнее положение, тем холоднее следует писать и тем чувствительнее выйдет. Не следует обсахаривать.
Напрасно Вы называете свои письма психопатическими. Не настало еще для Вас время писать такие письма. Вот погодите, когда сделаетесь большой писательницей и станете печатать в «Вестнике Европы» толстые романы*, тогда настанет и Ваша очередь: Вас обуяет мания величия, и Вы будете глядеть на нашего брата свысока и будете писать в письмах такие фразы: «Только мысль, одна мысль, что я служу святому, вечному, незыблемому, остановила меня от самоубийства!»
Впрочем, я, кажется, пишу чепуху. Простите.
Итак, я уже не сердит на Вас и буду очень рад, если Вы напишете мне что-нибудь.
Желаю всего хорошего.
Преданный
А. Чехов.
Москва, Плющиха, собств. дом Елене Алексеевне Страховой для передачи Лидии Алексеевне Авиловой.
Лаврову В. М., 1 или 2 марта 1893*
1288. В. М. ЛАВРОВУ
1 или 2 марта 1893 г. Москва.
Дорогой Вукол Михайлович, приду в среду, ибо мне всё равно, так как в Москве я буду жить, вероятно, до пятницы. Сердечно благодарю за приглашение*.
Простите, что до сих пор я не ответил Вам ничего насчет имения*. Письменный ответ был бы короток и не удовлетворил бы Вас; поговорить нужно.
Ваш А. Чехов.
Меньшикову М. О., 4 марта 1893*
1289. М. О. МЕНЬШИКОВУ
4 марта 1893 г. Москва.
4 март.
Многоуважаемый Михаил Осипович, очень Вам благодарен за доброе расположение. Ваше желание, чтобы меня читали и англичане*, приятно щекочет мое тщеславие.
Кто это Юрьин*, пишущий у Вас «В надежде славы и добра»? Судя по тону и слогу, это московский адвокат и человек уже не молодой. Очень мило пишет. Фигура адвоката-патрона очень ясна, супруга же немножко шаржирована, хотя, впрочем, и она сделана хорошо. Очерк «На холере»* интересен. Я рассчитывал, признаться, сделать из этого очерка выдержки и прочесть их коллегам в Санитарном совете, но… по прочтении второй книжки охладел к этому намерению. Подожду продолжения.
Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Петербург, Михаилу Осиповичу Меньшикову. Ивановская, 4, в редакции «Недели».
Смагину А. И., 4 марта 1893*
1290. А. И. СМАГИНУ
4 марта 1893 г. Москва.
4 март. Ст. Лопасня.
Наконец сало и колбаса пришли из Москвы. Сало удивительное, а вкус и запах колбасы можно сравнить разве только с мечтой 17-летней испанки. Я едва не объелся.
Ну-с, мы уже бросаем снег в пруд, уже четвертая неделя поста, уже оттепель, а Вас всё нет и нет. Где Вы и почему медлите? Против прошлого года живется теперь много легче и веселей. И благообразия больше. Приезжайте пожалуйста.
Простите за краткость. Спешу.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 4 марта 1893*
1291. А. С. СУВОРИНУ
4 марта 1893 г. Москва.
4 März. Moskau.
Я сейчас в Москве, а завтра еду домой. Ваш роман* высылайте заказною бандеролью в Серпухов. Вообще если Вам случится пересылать мне заказные письма и ценные бумаги, облигации, акции и проч., то направляйте их именно в Серпухов. Так как этот город составляет центр служебной деятельности податного инспектора*, то сообщение установилось довольно прочно. Передайте об этом и Алексею Алексеевичу, которому я вчера послал две рукописи. Статью Бацевича о сахалин<ской> нефти* придется Вам или А<лексею> А<лексеевичу> прочесть в корректуре. Уж очень по-канцелярски написано.
Вчера я обедал у Лаврова. Увы, когда-то и я писал ему ругательные письма, а теперь я ренегат*!! У Лаврова приятно бывает обедать. Чисто московская помесь культурности с патриархальностью — сборная селянка, так сказать. Выпили по пяти рюмок водки, и Гольцев предложил тост за единение художественной литературы и университетской науки. О Вас и Вашем письме — ни слова*. Выпили мадеры, белого, красного, игристого, коньяку и ликеру, и Лавров предложил тост за своего дорогого, хорошего друга А. П. Чехова и облобызался со мной. Курили толстые сигары.
Вчера на обеде я познакомился с литератором Эртелем, учредителем воронежск<их> столовых. Впечатление очень хорошее. Умный и добрый человек. Он просил сходить вместе к Толстому, который стал ко мне благоволить особенно, но я отклонил сие предложение, ибо мне некогда, а главное — хочется сходить к Толстому solo.
Сейчас еду в «Русск<ую> мысль» просить 500 руб. Нужно на семена. Кажется, после выхода мартовской книжки оная Мысль будет должна мне именно столько. А после этих 500 р. придется заговеться, так как нового я еще ничего не начал, а богатой невесты всё нет и нет. Вот если б Вы потеряли на улице 50 тысяч, а я бы их нашел! Если сегодня возьму денег, то куплю себе шикарную шляпу и летнее пальто. Пора запасаться летним платьем. Шляпу куплю удивительную и вообще намерен франтить.
Не знаю, что Вы скажете насчет конца моей повести. Кажется, напряжения нет, и действие течет плавно и закономерно. Спешил очень, вот что скверно. Наверно, в спешке проскользнула какая-нибудь подлость, которую заметишь уж потом, когда не вырубишь топором. Хотел я дать маленький эпилог от себя*, с объяснением, как попала ко мне рукопись неизвестного человека, и написал этот эпилог, но отложил до книжки, т. е. до того времени, когда эта повесть выйдет отдельной книжкой*. А печатать книжку можно уж в апреле. В повести больше 5 листов, т. е. почти вдвое, чем в «Палате № 6». Стало быть, книга выйдет толстая, и не придется обманывать публику. Только книжку едва ли пустит цензура. Впрочем, там видно будет.
Сестра уже поправилась.
Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
Эртелю А. И., 4 марта 1893*
1292. А. И. ЭРТЕЛЮ
4 марта 1893 г. Москва.
4 март.
Простите, многоуважаемый Александр Иванович, я обманул Вас*. Дело в том, что до 2¼ часов сидел я в редакции «Р<усской> м<ысли>», а в 3 должен был обедать на Мл. Бронной. Я забыл вчера сказать Вам, что меня пригласили обедать.
Что касается моего участия в литературн<ом> вечере, то не тревожьте моего праха*. Я читаю отвратительно, но это бы еще куда ни шло. Главное — у меня страх. Есть болезнь «боязнь пространства», так и я болен боязнью публики и публичности. Это глупо и смешно, но непобедимо. Я отродясь не читал и никогда читать не буду. Простите мне эту странность. Когда-то я играл на сцене*, но там я прятался в костюм и в грим, и это придавало мне смелость.
Завтра я еду домой. Когда опять буду в Москве, то непременно побываю у Вас. Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Ст. Лопасня Моск.-К. дор.
Это мой деревенский адрес.
На конверте:
Здесь, Волхонка, Княжий двор, кв. 52 Александру Ивановичу Эртелю.
Сергеенко П. А., 7 марта 1893*
1293. П. А. СЕРГЕЕНКО
7 марта 1893 г. Мелихово.
Пишу тебе на бумаге цвета вишневого сока, так как к такому красавцу, как ты, нельзя писать на обыкновенной бумаге. Пишу 7-го марта, но письмо получишь ты, вероятно, после 10-го: распутица страшная и добраться до станции так же трудно, как вообразить себе Жужелицу в роли Офелии*. Нельзя ни ездить, ни ходить.
Ты не поверил мне, что у меня была больна сестра*. Я никогда не вру. Сестра выздоровела только недавно. Брюшной тиф.
