Птаха - Кортни Коллинз
Ты слышишь скрип, и после бесконечной езды телега резко останавливается. Кто-то из девочек стонет от неудобства, но голос заглушают тряпки во рту. Пока возницы слезают с телеги и проклинают сломавшееся колесо, ты сидишь спокойно. Они идут вдоль телеги, грубо отвязывая вам руки.
Берут одну девочку. Ты пока не знаешь, как ее зовут. Ты не знаешь ничьих имен, никто не говорил. Один возница хватает ее под мышки, другой под колени. Тебя трясет. Именно так вас запихивали в мешки.
Возницы кладут девочку на землю и идут к следующей, наконец вы все лежите рядком.
Возницы принимаются за сломанное колесо. Ты пытаешься встать, но ноги подламываются как речной камыш. Наблюдавшая за тобой девочка тоже делает попытку подняться и тоже терпит неудачу. Другой удается встать, но она сразу опускается на колени.
Солнце садится. Девочка рядом с тобой заслоняется от света, но ее руку сводит судорога. Она смотрит на нее так, будто к телу прижата чужая конечность.
У тебя колет в ногах. Ты закрываешь глаза и изо всех сил стараешься дышать медленно и глубоко.
Ты не хочешь быть одной из этих девочек. Не хочешь думать, что связана с теми, кто хнычет и извивается на солнце. Куда бы вас ни везли, какие бы еще жестокости ни ждали впереди, ты не можешь смириться с такой судьбой, хотя знаешь: спасать вас некому. Никому не известно, где вы.
Возницы чинят колесо и разводят небольшой костер, чтобы сварить кашу, которой потом кормят вас с ложки. Каша хрустит на зубах, но ты ешь с жадностью. Возница проливает ее тебе на подбородок и с отвращением морщится. Солнце высушивает размазню, превратив ее в толстую твердую корку. Несмотря на скудость, каша – пища, и она дает тебе силы одним движением вытереть подбородок о плечо; правда, стряхнуть эту гадость уже не получается.
Мы хотим пить, говоришь ты и удивляешься, услышав свой голос – он звучит сильно и чисто.
Так надо было попросить, ухмыляется возница и наклоняется за бурдюком с водой. Поместив его на плече, он обходит неровный ряд пленниц, вливая воду в открытые рты. Когда подходит к тебе, бурдюк почти пустой. Но тебе удается промочить горло.
Куда вы нас везете? – спрашивает одна девочка. Однако ее вопрос приводит лишь к тому, что возницы опять завязывают вам рты и грузят на телегу.
Скрипнув колесами, телега дергается и катится вперед. Вы раскачиваетесь из стороны в сторону. Девочки почти не моргают широко раскрытыми глазами. Они напуганы. Слишком тугая повязка врезается тебе в уголки губ.
Интересно, у остальных такие же мысли? Что вам так и не удалось убежать от рабской жизни и скоро вас кому-нибудь продадут.
Ты закрываешь глаза и возвращаешься на Тропу пилигримов. Всего несколько дней назад вы с Теши, взявшись за руки, любовались пылью. Поднимаясь из-под ног паломников и блестя на солнце, она уплывала за деревья.
Затем ты вытащила из озера тело девушки. Став на колени, рассматривала ее кафтан. Потянув за красную нитку на рукаве, пыталась понять…
Ты проделала такой долгий путь, чтобы узнать свое будущее. Неужели, узнав, ты теперь не хочешь его видеть?
36
Дарвин, наши дни
Через три дня после обморока в душевой тебя выписывают из лазарета. И все-таки никто с тобой не разговаривает, только охранники время от времени отдают приказы. Довольно быстро сообразив, что здесь для всего нужно становиться в очередь, ты стараешься больше не встревать, не создавать дополнительных проблем. И каждый раз исходишь из того, что будешь последняя.
По мнению медсестры в лазарете, антибиотики подействовали. Плечо заживает, ты вполне работоспособна. И тебя назначают на так называемую «легкую» работу – вместе с другими девочками (те тоже с тобой не разговаривают) заворачивать рулоны туалетной бумаги в красивую оберточную бумагу.
На завтрак, обед и ужин вас водят в столовую, где ты садишься в сторонке. Сколько можно выдержать этот бесконечный круговорот? А кто-нибудь на воле думает о тебе, скучает? Насколько тебе известно, никто не писал и не звонил.
Марджи говорила в больнице: люди не помнят случившегося, защищаясь таким образом от непереносимых воспоминаний; иногда лучше забыть.
Пустые взгляды пяти девочек свидетельствуют: они тебя не знают. Не узнаю́т.
Не всем хотелось бы помнить или выслушивать напоминания о том, что помнишь ты: как вас похитили на Священной горе. А что бы ты им сказала? По ходу, ваша нынешняя жизнь – отстой?..
Причина твоего появления здесь, подсознательная уверенность в том, что девочки могут поведать тебе о твоей жизни, восполнить недостающий фрагмент, теперь кажутся шагом отчаяния, ты чувствуешь себя обманутой. Почему так важно разгадать собственную тайну, тайну внутренней пустоты, когда каждое воспоминание причиняет боль?
Стремясь разгадать ее, ты плюнула на оплаченную бабушкой школу, на великодушие миссис Уайтхед, не воспользовалась шансом построить отношения с Т.
Неужели это все, что можно было найти? Значит, ты такая же, как Мия, – всегда все портишь.
Очередной тюремный обед, и ты становишься невидимой. Опять садишься одна, подальше от всех, и понимаешь: ты забыла ложку. Пустяковое дело – сходить за ложкой, – оказывается, требует напряжения всех сил, недостающего мужества пройти по помещению, где сидят девочки, которые знать тебя не желают и якобы не видят.
Кроме себя у тебя никого больше нет, думаешь ты, надо жить тем, что перед тобой, что реально. И ты ешь руками, сосредоточившись на теплоте пищи, на ощущении кашицы во рту. А поскольку еда постепенно убывает, получаешь некое доказательство своего существования.
Ты отламываешь кусочки белого хлеба и отправляешь их в рот. Жуешь громко, как корова. А почему нет? Тебя все равно никто не слышит.
Снимаешь припаянную фольгу с пластикового стаканчика и ищешь дату. Какой сегодня день, тебе неизвестно, но точно не 2023 год. Хоть апельсиновый сок и просрочен, ты выпиваешь его залпом. Наверно, у тебя сейчас вывернутся все внутренности. Стошнит. Но разве это не будет еще одним доказательством, что ты существуешь?
Поднос вдруг пустеет. Ты слишком быстро все съела. Тебе хочется обратно в камеру, но без разрешения охранников ходить вообще никуда нельзя. Ты стучишь коленями по столешнице снизу, хрустишь пальцами и стараешься не обращать внимания на девочек.
Однако совершенно не желая того, вдруг обводишь взглядом столовую. Твоя пятерка сидит за одним столом. Ты отворачиваешься. Может, играешь в их же игру, притворяясь, будто нет никаких девочек.
Но затем краем глаза замечаешь, что Бемби встает. Идет к тебе, и охранники ее
