Птичий отель - Джойс Мэйнард
– Тут так все дешево, что меня даже совесть мучает. Когда женщина назвала цену сумки, я дала сверху еще несколько долларов.
– Не долларов, а гарса, – поправил ее Сэм (я уже заметила за ним эту менторскую привычку). – Гарса. Что по-испански означает «цапля». В этой стране птицы пользуются большим уважением.
Молодые пообедали в скромной деревенской тиенде, хозяйка которой показала им коллекцию артефактов майя, откопанных в свое время ее дедушкой. По крайней мере, так поняла Гарриет, не говорившая по-испански. Узнав, что Сэм с Гарриет только поженились, женщина подарила им один из артефактов, а Гарриет прикупила еще три за смехотворную цену.
– А вы не знаете, что это за человек в небольшой лавке?
Таким человеком мог быть кто угодно.
– Ну, у него еще на фасаде табличка про астрологию майя.
Это она про Андреса. Помнится, Лейла советовала мне держаться от него подальше.
– Он сидел на улице, рисовал все эти красивые символы майя, и еще на нем была рубашка с бахромой из ленточек с бусинами. Я ему говорю: но хабла эспаньол[107], а он затряс головой – мол, это ерунда – и приложил руку к сердцу. Мне так захотелось войти к нему в лавку, чтобы он погадал мне по руке, но Сэм сказал, но что нам пора возвращаться, чтобы отдохнуть перед восхождением на вулкан. Ой, правда, нам же вставать в четыре утра.
На следующее утро Сэм с Гарриет ушли задолго до моего пробуждения. Мария напоила их кофе, дала с собой бутерброды. Элмер ждал их наверху в тук-туке, чтобы довезти до тропы, по которой и будет совершено восхождение.
После семи утра Гас привел бригаду рабочих. Начитавшись путаных записей Лейлы в гроссбухе, я устроилась в саду и стала рисовать, едва прислушиваясь к мужскому смеху и разговорам. К полудню в «Йорону» спустились несколько женщин в традиционных костюмах трахе, принесли для мужей еду в плетеных корзинках – глиняные горшочки с печеными бобами и рисом и тортильи, бережно завернутые в домотканые салфетки.
Время от времени я кидала взгляд на гору с вулканом, пытаясь представить, где сейчас находятся Сэм с Гарриет. Время шло к пяти, а они еще не вернулись. Я знала, что Марии не нужно напоминать про ужин, и всего лишь попросила оставить калитку для четы Холлоуэй открытой. Достав из коллекции Лейлы бутылку вина, я отправилась в гости к Гасу и Доре.
Большинство гринго строили себе дома, как у других местных – с соломенными крышами и глинобитными стенами, возведенными под самыми немыслимыми углами. Затянутые плющом веранды из узловатого кофейного дерева и развешанная по веткам музыка ветра. Но жилище Гаса и Доры отличалось. Не считая традиционной бамбуковой беседки и гамака, облик дома и используемые материалы скорее ассоциировались с каким-нибудь рабочим пригородом, где люди имеют стабильный доход. Несмотря на скупую эстетику, было очевидно, что хозяин предпочитает обстоятельность во всем и вся и планирует расширить свое жилище.
Навстречу мне по мощеной дорожке выбежал маленький темноволосый мальчик примерно того же возраста, что и мой погибший сын. Еще два месяца назад я бы разволновалась, но сегодня отреагировала более или менее спокойно. Следом за мальчиком (его звали Лука) из дома вышла беременная женщина с большим животом и протянула мне руку. Она, Дора, определенно не любила обниматься.
– Наслышана о вас, – сказала Дора. Я даже удивилась: что такого мог знать обо мне Гас, если я по большей части молчу, а говорит – он?
Дора выросла в Чили, говорила с легким акцентом, но ее английский был безукоризненным. У меня сразу сложилось впечатление, что она либо хорошо образованна, либо происходит не из бедной семьи. Дора не была красива, но обладала выразительной внешностью. Узкое лицо, проницательные глаза и крупные, необыкновенной белизны зубы. Мне показалось, что прямо сейчас она пытается оценить меня со всех сторон. Не только как я выгляжу и как одета, но и надолго ли я тут, а если так, то хорошо это или плохо.
Дора была из тех женщин, что воспринимают свою беременность отстраненно – для нее это было все равно что ходить с засунутым под футболку баскетбольным мячом. Ее тело, кроме этого огромного роскошного живота, находилось в прекрасном тонусе, в чем я убедилась, когда, предложив мне сесть, Дора легко уселась на кушетке в позе лотоса.
Она пренебрегала ношением бюстгальтера. Во-первых, из-за большого срока беременности (и также потому, как я поняла позже, что она все еще кормила трехлетнего Луку грудью). Во-вторых, грудь ее, напоминавшая два спелых плода, была чрезвычайно красива, и Дора имела все основания этим гордиться.
– Мой муж говорит, что мы станем лучшими подругами, – заметила Дора, когда Лука пристроился к материнской груди под пышными складками блузки. – А вы что думаете?
Ужин был вкусным и полезным – чечевица с жареными овощами и аргентинский напиток йерба матé[108], какого я раньше не пробовала, – Дора посоветовала мне пить его через соломинку. Несмотря на горький вкус, я осушила целый стакан. Затем Дора подала пудинг с кэробом и льняным семенем.
Если Дора была серьезной и вдумчивой, то Гас являлся ее полной противоположностью. Смешной, говорливый, любил себя поругать, а других похвалить, особенно Дору.
Он повстречал ее в индийском ашраме, излив весь свой восторг на гуру, так кардинально поменявшего его жизнь.
– Если по чесноку, коллега, – сказал Гас, вручая мне самокрутку (Дора к таким вещам даже не притрагивалась), – в юности я был совершенным негодником. – Я занимался доставкой пива в соответствующие заведения, поэтому мог по-тихому стырить упаковку из трех-шести банок. Но и заметали меня не раз, так что тюрьма мне стала как дом родной. Можно сказать, что я там прописался. Постоянный клиент, так сказать, моей любимой гостинички в графстве Ланкашир.
– И что же изменилось? – спросила я.
Дора сделала из него человека. И они никогда бы не встретились, не дай он деру на Гоа, когда его должны были арестовать за бла-бла-бла ограбление одной забегаловки. Ограбление хотел повесить на него один гад, потому что Гас как раз проживал на этой улице в городке Бернли[109].
– На самом деле я и близко там не был, – сказал Гас. – А что мне было делать, если алиби на ту ночь я мог получить от мамочки собственного друга, пока ее муж находился в отъезде?
Вдруг вспомнилась старая песня про черную вуаль, в голове запел мамин голос,
