Школьный двор - Вера Кимовна Зубарева

– Что делать будем? – спросила Феля, когда мы вышли на улицу.

Имелась в виду конечно же Грета.

Стали думать.

– Бойкот, – наконец предложила я.

– Бойкот, – многократно прозвучало со всех сторон.

На следующий день Грета появилась в классе как ни в чём не бывало, с журналом под мышкой, и бодро поприветствовала нас. Никто не поднялся для ответного приветствия. Она остановилась в изумлении и, глядя поверх очков, повторила приветствие на немецком. Класс безмолвствовал.

– Что, за лето разучились, как приветствовать на немецком? – попыталась разрядить атмосферу Грета. Шутка не удалась. – А я слышала, что Маргарита Петровна была блестящим преподавателем, – сделала вторую попытку Грета.

Это был удар ниже пояса. За Маргариту мы могли порвать кого угодно, но у нас был железный уговор не поддаваться на провокации. Никто не шевельнулся.

– Ну что ж, – сказала Грета, – усаживаясь за стол и открывая журнал. – Проверим, как вы справились с домашним заданием.

Мы с замиранием сердца ждали, кого она вызовет первым. Понимая, что двоечникам терять нечего, Грета приступила сразу к отличникам, которые шли на золотую медаль.

– Мороз, – вызвала она нашу круглую отличницу.

Я так и предполагала. Это был единственный шанс сломать бойкот. Поэтому я предусмотрительно договорилась с Дашей и Янкой, чтобы они остались дома примерно на неделю. Больше Грета не выдержит.

– Мороз! – повторила Грета, оглядывая класс. – Где Мороз? – Увидев, что Мороз отсутствует, она взглянула в журнал и сказала: – Ну что ж, тогда Гаусс.

Янкино место было тоже пусто. То ли Грета заподозрила, что это не случайно, то ли что, но на этом её выдержка закончилась. Она стала вызывать всех по списку в алфавитном порядке. Каждый поднимался и молча стоял, не отвечая на вопросы. За ним поднимался второй, третий, четвёртый… Никто не садился, и лес продолжал расти. Поначалу Грета попыталась пригрозить двойкой молчунам, но когда их количество сравнялось с количеством присутствовавших, эта угроза оказалась недейственной. Не мог же весь класс получить двойки! Если бы она привела угрозу в исполнение, то стала бы следующим кандидатом на двойку, только уже от директрисы.

Мы простояли так до конца урока. Педантичная Грета дождалась звонка и только после этого покинула класс. На следующий день она приказала всем остаться на собрание, но никто и ухом не повёл. Не пришли не только на собрание, но и на её урок. Это привело к тому, что о бойкоте прослышала директриса, чего Грета опасалась больше всего.

На третий день бойкота на урок заявилась директриса. Мы встали, приветствуя её.

– Садитесь, – немного в замешательстве сказала она.

Мы сели.

– Тихо у вас тут. Это что, новая форма изучения языка?

Зелинский кивнул:

– Да. Есть обучение во сне, а у нас обучение в тишине.

Экспериментальная группа…

Все захихикали. Грета оскорблённо вышла из класса.

– Хватит! – рассвирепела директриса. – Шутить будете на перемене. Значит так. Я понимаю, что вы недовольны решением уволить Маргариту Петровну досрочно.

Все закивали.

– Но это не повод для бойкота. Вы что ж теперь каждого нового учителя бойкотировать будете?

– Нет, только этого, – сказала я.

– Ты зачинщица?

– Решение было общим, – вступилась Ритка.

– Всё ясно. Обе получите удовлетворительное поведение в аттестате. А теперь послушайте, что я вам скажу. Решение об увольнении принимала я, так что можете меня бойкотировать вместо Греты Самойловны.

– Нет, не будем, – сказал Сокол.

– Это почему же?

– Идея исходила не от вас. От вас – только решение.

– Ну и что?

– А то, что вот вы же не ставите всем нам уд за поведение в аттестате? Не ставите, хоть мы принимали решение все вместе. Вы наказываете только тех, кому, по вашему мнению, пришла идея бойкота.

У Сокола была железная логика.

– А что, разве идея была не их? – не зная, что ответить, спросила директриса.

– Не их, – как-то особенно чётко и вместе с тем глухо сказал Сокол. Мы насторожились. Уговор был не выдавать зачинщиков, даже если наказан будет весь класс. Сокол не мог никого выдать. Это было так же верно, как то, что Пифагоровы штаны на все стороны равны. У Сокола все стороны были равны. В смысле, он был честен, куда ни глянь.

– Ну если не их, так чья же? – тоже понизив голос, спросила директриса.

– Моя, – так же глухо сказал Сокол.

Мы ахнули.

– На две недели исключён. Мать в школу сегодня же, – отчеканила директриса и, не дав нам опомниться, стремительно вышла из класса. Она явно боялась, что мы начнём оспаривать это признание.

Ещё несколько секунд мы стояли, не проронив ни звука. Сокол упорно смотрел в пол.

Наконец, не сговариваясь, словно шок отпустил всех одномоментно, мы заорали:

– Ты что, спятил? Какого ты это сделал? Мы же договаривались!

Это звучало в разных вариациях и на крещендо.

Сокол дождался, пока все успокоятся. А может, это Ритка прикрикнула:

– Да заглохните же! Дайте ему сказать наконец!

Так или иначе, ответ последовал такой:

– Просто просчитал, что это будет оптимальный вариант для всех. Мне лично на аттестат наплевать, а в школу я и так прихожу через раз.

После уроков мы отправились провожать Сокола домой.

– А что ты предкам скажешь? – с нежностью поинтересовалась Курица.

– Правду. За правду меня никогда не ругают. А в данном случае правда была на нашей стороне.

Две недели Сокол сидел дома, а мы носили ему уроки, что выглядело скорее как привилегия, а не административное наказание. Может, привилегия и есть обратная сторона наказания за благородный поступок.

Но и мы тоже с этого кое-что поимели. Кто приносил задание Соколу, сразу садился с ним за стол и получал готовые задачки по физике, химии, алгебре и геометрии за считаные минуты. Получая эти «передачки» от заключённого, каждый с радостью думал о том, как хорошо, что вину на себя взял Сокол, а не Чебурек. Хотя Чебурек и просчитать бы такой оптимальный для всех вариант не сумел. Так что в результате всё получилось наилучшим образом. Плюс к тому же на следующий день заявилась директриса и сказала:

– Ну хорошо. Чего вы хотите? Другую учительницу?

Все закивали.

– Бойкотировать не станете?

Все отрицательно замотали головой.

– Ладно. С завтрашнего дня у вас будут Светлана Андреевна и Анна Андреевна. А классным руководителем назначу Юлия Самуиловича. Он же будет преподавать у вас физику вместо Любови Сергеевны. Всё. Сбор закончен. Можете расходиться по домам.

Эту весть сразу принесли Соколу, ожидая, что он тоже обрадуется. Но он только усмехнулся. Неужели и это просчитал?

Анна Андреевна вошла в нашу группу, как входят в клетку тигра неопытные дрессировщики. Мы пытались её расслабить, но она смотрела на нас стальным взглядом и упорно не шла на контакт.

– А казалась такой милой! – с удивлением произнесла Феля, когда урок закончился.

– Гестаповка! – фыркнула Курица.

Эта кличка навсегда закрепилась за тихой Анной Андреевной.

Всё это пронеслось в памяти, пока Лидия Филипповна поведала нам о болезни Греты. Тем временем Лидия Филипповна мягко подошла к сути дела:

– Мы с Галиной Николаевной всё никак не можем забыть вашего показательного урока у Сусанны Ивановны. Вот я и подумала. А что, если повторить его для Греты Самойловны? Она там совсем одна днём. Как бы она обрадовалась, увидев вас! – Лидия Филипповна выжидательно посмотрела на нас.

Только тут до нас дошло, что нам предлагается форма перемирия с тяжелобольной, возможно, умирающей учительницей.

– Когда к ней можно прийти? – спросила я.

Лидия Филипповна просияла:

– Завтра. Пойдите к ней завтра. Мы с Галиной Николаевной отпустим вас со своих уроков. Только квартира у неё маленькая, человек семь – десять, не больше.

На следующий день после четвёртого урока мы, как и было условлено, отправились к Грете. Пошли всем классом, решив разделиться на две группы, а по дороге купили большущий букет цветов.

– Для любимой учительницы, да? – проницательно спросила торговка цветами и выбрала самый лучший букет. – Свеженькие, не подкрашенные, как у некоторых. – Она покосилась на соседа восточной внешности, продававшего розы. – Всегда ко мне приходите. У вас и выпускные на носу. Знаю, у самой внучка в этом году заканчивает. С Богом, – отсчитав сдачу, сказала она напоследок.

Шли с камнем на сердце.