Сексуальная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно
– Откуда она? Чья дочь? – приставала с расспросами донна Ада, когда её внучка приглашала одноклассницу позаниматься на «Вилле Гранде».
Ада злилась, не разделяя бабушкиной гордости за голубую кровь Ферреллов.
– Мне казалось, монархии больше нет, – говорила она с вызовом. – Помнишь, была такая Французская революция? Ah, ça ira, les aristocrates à la lanterne![37] И их всех-всех повесили прямо на уличных фонарях, вот так.
– Гильотинировали, – поправляла Лауретта, учившаяся на два класса старше.
13
Присутствие рядом с дядей Таном Армеллины казалось кузинам в детстве самой естественной в мире вещью. В любом приличном семействе можно было встретить хозяев и прислугу. А холостяк, каким их дядя был на протяжении стольких лет, да ещё и живущий вдали от семьи, без жены, которая бы о нём заботилась, нуждается в прислуге больше, чем кто-либо другой: должен же кто-то убираться, готовить, приводить в порядок гардероб. Для этого и нужна Армеллина.
Но когда Ада с Лауреттой стали подростками, едкие насмешки кузенов Аликандиа зародили в их душах подозрение, что в прошлом у хозяина с молодой горничной была любовная связь – или, может быть, только сексуальная. Они много лет жили вместе, под одной крышей – юная парочка в университетские годы Танкреди. И даже сейчас, спустя столько лет, связь между ними казалась очень сильной. Доктор относился к Армеллине с уважением и вниманием, которого другие служанки удостаивались редко, она же поклонялась ему, словно божеству, и защищала от любых нападок, как тигрица своего детёныша.
– И почему же они не поженились? – спросила как-то Ада кузенов.
– Потому что Бертран-Ферреллы не женятся на служанках, – презрительно бросили мальчишки. Сестры возмутились: они не могли поверить, что их кумир, дядя Тан, способен на столь низкий поступок.
И потом, разве могла бабушка Ада, сурово каравшая любые отступления от общепринятой сексуальной морали, позволить той, кого называла «интриганкой по хозяйству», подобную безнравственность в доме, где растут девочки? Романо и Витторио ухмыльнулись такой наивности и намекнули, что бабушка, вероятно, следовала традиции Ферреллов и прочих аристократических семей нанимать в служанки девушек здоровых, свежих и симпатичных, но бедных, из самых нищих деревень (выбором обычно ведала мать семейства), чтобы сыновья могли «выпустить пар», а если те, к несчастью, забеременеют, сразу же их уволить.
– Может, в девятнадцатом веке такое и бывало, – стояла на своём Ада.
– Да бабушка Ада и пальцем не шевельнёт, не посоветовавшись со своим духовником, – поддержала сестру Лауретта. – Она ведь каждый день причащается, а то, о чём вы говорите, – смертный грех, который дон Мугони ей никогда бы не отпустил.
– Ничего вы не понимаете, малявки, – убеждённо заявили мальчишки, с тех пор заимевшие привычку обзывать их «наивняшками» и получившие в ответ прозвище «негодяи» (ещё и потому, что оба, по их собственному выражению, «отрастили себе руки» и, оказавшись поблизости, при первой же возможности старались вдоволь полапать кузин).
К счастью, вмешавшаяся в перепалку Грация заткнула братьям рты, припомнив, что бабушка Ада Армеллину не выбирала и даже не принимала на службу: это её муж, оставшись вдовцом с двумя десятилетними близнецами, нашёл девушку где-то в Тоскане.
– И о каком выпускании пара вы после этого болтаете, злобные недомерки? Армеллина заменила им мать! Так что хватит говорить о ней гадости.
Ада чуть не расцеловала её в обе щеки. Грация была замечательной: умной, серьёзной, отзывчивой, ласковой, искренней... Совсем не похожа на дочь высокомерного выскочки и невыносимой зазнайки, то есть Дино Аликандиа и тёти Санчи, – настолько, что лучшей подругой с самого раннего детства, невзирая на неприязнь родителей, выбрала одну из дочерей Арресты, свою ровесницу Мириам. А когда после окончания гимназии девочку, к удивлению всех донорцев, отослали учиться к дяде на север Италии, Грация очень горевала.
Но главное, она была спокойной и предсказуемой, в отличие от этой чокнутой кобылы Лауретты, которая, поначалу поддержав Аду, потом долгие годы мучила её вопросами:
– Как считаешь, дядя с Армеллиной всё-таки были любовниками? А может, и сейчас ими остаются?
– В таком случае они бы обязательно поженились, – отвечала она кузине. Что, спрашивается, могло бы им помешать? Ведь дядя Тан никогда не разделял классовых предрассудков своих соседей-аристократов.
А теперь, когда она, спустившись в кухню, собралась вместе с девяностолетней Армеллиной приготовить дяде что-нибудь лёгкое, но вкусное, задавать подобный вопрос казалось абсурдным. Абсурдным и даже, пожалуй, несколько жестоким. Как бы ни обстояло дело, этот вопрос касался только их двоих.
14
