Лучшие люди города - Катерина Кожевина
– Что тут у вас происходит? Кто захотел поселок спалить?
– Это я виноват. – Ванёк говорил не ему, а скорее людям вокруг. – Давайте всё в отделении обсудим.
– Ладно, сейчас разберемся. – Участковый двинулся к машине и кивнул Ваньку, чтобы они шли за ним.
Лена поняла, что боится поворачиваться спиной к толпе – вдруг полетят камни? Люди, таскавшие ведра, потные, с золой на лице и волосах, стояли молча на дороге. Лучше бы кто-то из них орал, назвал ее безмозглой дурой. Но они просто смотрели, прожигая в ней чувство вины. Женщины в куртках поверх ночнушек, мужики в сланцах, с голыми ногами. В темноте замелькали огоньки от сигарет, и Лена ощутила, как по позвоночнику катится ледяная волна ужаса. Первая, которую она смогла по-настоящему ощутить за эту ночь. Выпитый алкоголь и страх наконец сделали свое дело. Ее замутило и вывернуло прямо на дорогу. Толпа зашевелилась и зацокала.
Ванёк оттащил Лену в сторону, принес кроссовки, случайно втоптанные в грязь, с торчащими языками и липкой подошвой. Она кое-как уселась на обочину, сунула ноги в обувь, но завязать разбухшие шнурки не получалось: пальцы тряслись и совсем не слушались. Тогда он наклонился к ней, как к маленькой девочке, и затянул аккуратные бантики, а потом еще заправил кончики, чтобы не тащились по земле. Лена поднялась, попыталась отряхнуться. Только сейчас сообразила, что на ней чужие штаны. Надо будет потом найти хозяина. Через силу посмотрела на дом, как в первый раз смотрят на покойника. Он казался таким же, что и несколько часов назад. Только окно теперь щерилось осколками выбитого стекла.
– Всё, пойдем в машину, надо еще Коляну позвонить. – Ванёк потянул ее за руку.
– А как же… дом?
– А что с ним будет-то? У соседей никто не ворует, – он был совершенно спокоен, как будто каждый день вытаскивал пьяных женщин из пожара.
– Вань, ну там же холодильник. – Почему-то сейчас его сохранность волновала Лену больше всего. – Холодильник, хороший. Понимаешь?
– Успокойся. Он же личный, а не какой-нибудь колхозный. Никто и пальцем не тронет.
Участковый ждал их в побитом уазике. Хлопнул Ванька по плечу и усмехнулся:
– Ну что, допрыгались, кролики?
Глава 24
Когда тронулись с места, ей опять стало плохо. Она согнулась пополам и сжала губы.
– Простите, а вы по званию?.. – Ванёк начал беседу почтительным тоном.
– Старший лейтенант.
– Ах, да, точно. Мы тут с Андреем Борисычем недавно в бане парились, он вас хвалил. Говорит, хорошо поселок держите.
Даже с заднего сиденья было заметно, как участковый выпрямился за рулем и выглядел теперь на несколько сантиметров выше. Ванёк продолжал:
– У нас же администрация района и ОВД под одной крышей сидят. Каждый день с ним видимся, с Борисычем. Передать от вас привет?
Лейтенант хмыкнул и улыбнулся.
Он открыл отделение ключом, на котором болтался металлический брелок – открывашка с надписью «Крым». Все отделение состояло из крошечного коридора с единственным стулом, уборной и кабинета. Пластиковые часы с двуглавым орлом показывали полшестого утра.
– Ты посиди здесь, а мы в приемной поговорим, я скоро. – Ванёк с участковым оставили ее в полумраке наедине со своим стыдом и запахом мокрой штукатурки.
Лучшие часы своего детства Лена провела в милиции. В девяностые отец работал следователем в УВД, и Лена обожала бывать в отделении. Особенно Лене нравилось стрелять – из пулемета, ракетницы и дробовика. Ей вообще гораздо больше нравилось убивать, чем строить дома или спасать диснеевских принцесс. Пара часов за служебным компьютером отца были главной наградой за отличные оценки и примерное поведение. Дома в хрущевке с шестиметровой кухней и двумя смежными комнатами не было не то что компьютера или приставки, но и нормального телевизора – толстопузый «Кварц» постоянно перегревался и отключался на самом интересном месте, когда Сейлор Мун призывала лунную призму.
Помимо компьютерных игр, Лену притягивал изолятор. Каждый раз она гадала, какой персонаж окажется за решеткой – алкоголик с кирпичным лицом, молодой хулиган с бритой головой или заплаканная проститутка. Это было даже интереснее, чем открывать желтые капсулы из киндер-сюрприза. Отец, конечно, не позволял Лене задерживаться перед камерой и за руку тащил в кабинет.
Когда ей было четыре или пять, Лена увидела в изоляторе очень красивую тетю. На тете были лаковые сапоги выше колена и блестящая красная куртка, жирные черные ресницы напоминали паучьи лапки, а белые волосы торчали, как перья мокрой птицы. Лена спросила:
– Папа, а кто это там сидит?
Отец как-то вдруг растерялся, но потом ответил:
– Это путана, Леночка.
– А кто такая путана?
– Кукла для богатых людей, забудь о ней.
Но Лена не забыла. Перед сном она по слогам произносила чудно́е слово, которое как будто открывало ей дверцу в мир непроходимых лесов, болотных чудищ, ворожей и русалок. Через месяц Лена подошла к матери и спросила:
– Мама, а можно Дед Мороз подарит мне на Новый год путану? Только не такую большую, как у папы на работе. Пусть будет маленькая.
После этого случая походы в отделение на время прекратились, а в новогоднее утро Лена нашла под елкой дешевый китайский аналог конструктора Lego.
Отец погиб, когда Лене было пятнадцать. Вечер 5 июня 2004 года мало чем отличался от 4-го или 3-го. В телевизоре мелькал сериал, масло шикало на мать, когда та скидывала на сковороду лепешки котлет. Лена стояла под душем, изображая античную статую. В 20 часов 14 минут лампочка затрещала, съежилась в последний раз и погасла. Ванну, как клетку для птиц, накрыло темным пологом. Лена вскрикнула от неожиданности, стала биться в запертую дверь, пытаясь на ощупь найти задвижку, потом выбралась в коридор, оставляя после себя подтеки мыльной воды. С кухни донеслось: «Ну, что ты там кричала? Лампа погасла? Ерунда какая. Отец вернется – поменяет».
Отец все не приходил. Мать злилась, звонила и звонила, набирала номер и слушала гудки, как будто не могла переносить тишину, не могла просто ждать, когда что-то произойдет само собой. В отделении сказали, что Горохов давно ушел, вроде бы домой, но никто
