Принцип анекдота - Алексей Николаевич Котов
Наташка в буквальном смысле хватается за голову и издает боевой вопль застигнутой врасплох амазонки «Ой, мамочки!» Она в панике бежит вниз, по порожкам веранды… Живые «меха» на ее плечах продолжают бой и им немного мешает женская головка в капюшоне.
Я лечу из комнаты – коридор, дверь, еще коридор, я проскакиваю со скоростью пули… А вот и дверь на веранду. Первым делом я спотыкаюсь о брошенный Наташкой тазик на полу. Дальше, естественно, полет!..
А Наташка уже освободилась от двух «мехов». Кошачья схватка на ее плечах продолжалась пару секунд или чуть больше. Наташка успевает бросить взгляд в сторону грохнувшей о стену двери.
Ба!.. А вот и муж летит!
Я сбиваю Наташку с ног, и мы оба рушимся на землю.
Наташка – внизу, я – вверху… Мы тяжело дышим в лицо друг друга. Я вижу только одну маленькую царапину на подбородке Наташки.
– Как ты посадил двух котов под тазик? – наконец, спрашивает Наташка.
Заметьте, жена не спрашивает, я ли это сделал. Во-первых, она убеждена, что такой «фокус» мог сделать только я. А, во-вторых, я, конечно же, сделал все это для того, чтобы отомстить ей за свою вчерашнюю голодовку.
– Как ты это сделал?! – повторяет Наташка.
Я молчу… Мы встаем. Я отряхиваю куртку жены, она – мое трико.
– Как, писатель?.. – Наташка уже кричит.
А я не знаю, что сказать в ответ. С учетом того, что дерущиеся коты отталкиваются друг от друга с силой прямо пропорциональной количеству их когтей и обратно пропорциональной здравому смыслу, любому дрессировщику, вне зависимости от его опыта, потребовалась бы как минимум три руки.
Я молча ухожу в свою комнату… Мне нужно работать.
Наташка появляется через час. Она грызет яблоко. Наташка садится на тахту и рассматривает мою спину.
– Ладно, – говорит Наташка. – Я беру назад все свои вчерашние слова. Ты лучший в мире выдумщик. Теперь сдавайся: как ты посадил под тазик двух котов?
Уф-ф-ф!.. Значит, во вчерашнем споре победил все-таки я.
Я гордо молчу.
– Я спрячу всю колбасу, – грозно говорит Наташка. – Я вытащу все резинки из трусов, но ты мне все равно скажешь.
Я снова молчу.
– Писатель ты… – Наташка, все-таки не договаривает «несчастный». – Ладно, ты хороший писатель. Но я никогда больше не буду приносить тебе сюда поднос с кофе и булочками. Я сломаю твой компьютер самым зверским образом – при помощи шпильки. Я не буду чистить твои пепельницы и стирать твои носки. Ты будешь ужинать за столом, а не тут на тахте. Но ты мне все равно скажешь, каким образом ты умудрился запихнуть двух котов под тазик!
Наташка встает. Еще полминуты он рассматривает мою спину, а потом громко хлопает дверью.
Я заканчиваю работу на компьютере и обрушиваюсь на тахту. Устал!..
Я отдыхаю пять минут, а потом ложусь на бок и кладу перед собой чистую тетрадку. Мне предстоит нелегкая работа, ведь мне нужно придумать, как справиться с – в принципе! – неразрешимой задачей, а именно: как накрыть одним тазиком двух дерущихся котов, при чем так, чтобы все это выглядело не только реально, но и смешно. Например, у нашего Джеймса Бондовича настолько независимый характер, что его одного невозможно накрыть не то что тазиком, а браконьерской сетью рассчитанной на китовую тушу.
Итак, два кота и небольшой тазик… Я тру лоб… Два кота… Тазик… Думай, думай, писатель! Наташка поверит мне, только если рассмеется. То есть если мой очередной рассказ снова будет смешным.
Я думаю-думаю-думаю…
– Кофе хочешь, писатель? – вдруг спрашивает из-за двери Наташка.
Я не слышал, как она подошла… Когда я работаю, жена ходит на цыпочках.
– Хочу.
Я слышу легкий шум удаляющихся шагов и горько усмехаюсь. Когда-нибудь я напишу рассказ о тяжкой и трагической судьбе писателя. То есть «писаки несчастного»!.. И я впервые сделаю так, что мой читатель заплачет. Я сделаю так, что…
– А растворимый кофе будешь? – спрашивает из-за двери Наташка. – У нас нет другого.
Наташка вернулась, чтобы уточнить заказ.
– Да.
– С булочкой?
– Конечно.
– А сыр?
– Отстань, как будто ты сама не знаешь, – кричу я.
– Я ветчину свежую купила, – говорит Наташка.
– Уйди же, уйди и не мешай! – мученическим голосом кричу я.
– Ладно, работай, писатель.
Наташка уходит…А я снова смотрю на чистый лист бумаги. И я снова думаю о драматической судьбе писателя, а не о двух котах и тазике. Да, рано или поздно, но я напишу великий роман о непонятом гении. Кажется, я сказал, что читатель заплачет? Нет, он просто захлебнется в слезах! Может быть, мне даже дадут премию, но как истинному таланту – посмертно. Я могу себе представить, как тогда будет рыдать несчастная Наташка, не сумевшая при жизни оценить своего гения-мужа.
Но пока… Я смотрю на чистый лист бумаги.
Кстати, почему мне до сих пор не принесли мой кофе?
Поживее там, пожалуйста!..
Муха
Как я пишу?.. Полулежа на тахте. Сзади – большое окно и подушка за спиной. На тетрадь падают яркие, солнечные лучи. За открытой дверью моей маленькой комнаты еще одна дверь в коридоре, она ведет во дворик. Там, снаружи, – тень от деревьев и ведра с водой на порожках веранды. Если встать с тахты и сделать четыре шага, можно принять освежающий «душ» из кружки.
Очень жарко… Июль. Все двери открыты настежь.
Я смотрю на чистый лист тетради. О чем я думаю?.. Мне очень хочется написать рассказ о трагической судьбе писателя.
А на порожках ( то есть совсем-совсем близко) жена Наташка обливается водой.
– Иди сюда, тюлень! – зовет Наташка.
– Я занят.
Жена смеется:
– Ерундой ты занят, писатель.
Нет! Я очень и очень надеюсь, что не ерундой. Трагедия в жизни писателя встречается очень часто и она, эта трагедия…
Вдруг – дз-з-з!.. Муха. Интересно, откуда она? Наташка слегка помешана на чистоте и в нашем доме нет мух. Но все равно – дз-з-з!.. Муха большая и серая. Она садится на пепельницу. Потом муха смотрит на меня.
Ну, что уставилась, насекомое?!.. Я барабаню авторучкой по тетрадке. Исчезни, отсюда!
Муха отрицательно качает головой, ныряет в пепельницу и снова – дз-з-з!.. Окурки шевелятся и из стеклянного вместилища никотина бу во все стороны летит пепел.
Ого!.. Это что, сумасшедшая муха? Наверное, у нее окуркомания и патологическая тяга к охлажденному никотину.
Я шлепаю ладонью по пепельнице. Она
