Один день ясного неба - Леони Росс
Подойдя к ней, он пробормотал, что при работе на кухне украшения с рук лучше на всякий случай снять. Это замечание ее вроде как смутило.
— Прошу прощения, радетель!
Он ощутил спазм в груди. Видно, кто-то провел с ней беседу и научил этикету общения.
— Завьер, — поправил он.
— Завьер, — повторила она.
На них все смотрели.
* * *
В тот вечер его слушатели собрались за столиками во дворе, прихватив ромовые запеканки, пьяных бабочек и лаймы. Вокруг него толпились люди. Анис болтала с двумя женщинами, время от времени поглядывая на него, точно проверяла, на месте ли он. Когда на остров упала ночная мгла, многие разошлись. А он сидел и бессознательно молил богов, чтобы она не исчезла. «Не уходи. Останься». Интересно, подумал он, все собравшиеся слышали, как он их про себя проклинает, желая, чтобы мужчин посадили на кол, а женщины испытали невыносимые муки при родовых схватках? Но вот наконец они остались в саду одни; все ее подруги понятливо улетучились как дым, а она сидела, оробев, как в первый день их знакомства.
— Привет! — сказал он.
Опять та самая улыбка.
Они провели вместе девять бесценных вечеров, сидя босые и рассказывая друг другу про себя, а с деревьев время от времени падали перезревшие персики и лопались на земле. Ему нравились тонкие коричневые шрамики на ее коленях, заметные, когда она наклонялась, поднимала плоды с земли и облизывала пальцы. Он всегда был довольно неуклюжим, вечно все задевал или с грохотом сбрасывал, и только на кухне передвигался уверенно и цепко, но рядом с ней возвращалась гибкость и ловкость, присущие ему в детстве. Он мог сидеть на траве, скрестив ноги, и быстро, без помощи рук, подниматься, потому что целиком полагался на силу ног.
Они полуночничали, покуда их глаза не стали закрываться сами собой, и краснобородые пчелоеды в дворе устало не защебетали, мечтая о сне. Ему невыносимо захотелось проглотить мотылька. Он послал за деревенским торговцем мотыльками и перед рассветом выбрался из кровати, чтобы встретиться с ним во дворе.
«Птицы кричат, когда встречают любовь», — шептали слушатели, проходя мимо них.
В последний вечер он решил признаться в своих чувствах. Мужчина должен быть смелым, чтобы воспользоваться возможностью, даже если он не слишком в себе уверен. Но Анис, похоже, переела ромовой запеканки, и ей вдруг захотелось попрыгать через стулья; свежевыбритая голова блестела и чуть ли не пела. При виде ее потрясающего зада он сразу возбудился, и его разбирал нервный смех. Он подумал, что было бы хорошо втереть мотылька ей в кожу головы и потом слизать языком. Какие тайны они могли бы раскрыть друг другу, примостившись в углу темного тюфяка и трогая друг друга за лицо?
— Я думаю, ты тихоня, который притворяется громогласным, — сказала она, наконец садясь рядом.
— Ладно. Это хорошо?
Она захихикала и щелкнула пальцами. Он полюбовался на серебряную искру, пробежавшую по тыльной стороне ее ладони. У нее был замечательный дар; с тех пор, как она появилась, он много раз видел, как она безмолвно исцеляла людей. Она накладывала прохладную руку ему на больную спину и впервые за долгое время боль уходила. Он не мог даже вообразить, каково это заниматься любовью с женщиной, наделенной таким даром.
— Некоторые женщины любят мужчин-тихонь, — осторожно сказал он.
— Я слышала, у тебя много женщин.
Он опешил.
— Нет!
— О, а я слышала: много!
Ему не хотелось с ней спорить. Ему хотелось сказать ей что-то уместное, достойное ее. Над их головами в небе повисла луна. Она откинулась, обнажив мускулистые ноги, которые поблескивали в лунном сиянии. Он представил себе, какой она была в детстве: лазала по деревьям, выскакивала из автобусов, играла в пятнашки, а еще были походы в горы и своенравная родня. Она уже ему кое-что рассказала. А ему хотелось обхватить ее бедра обеими руками — так чтобы от этого неожиданного движения весь мир содрогнулся. Он вонзил ногти себе в ляжки, чтобы охолонуть. От нее еще не последовало никакого приглашения, хуже того, она все еще была под хмельком. От этого он чувствовал себя неуютно: она была словно сама не своя, как будто нервничала и то и дело трогала себя за горло. Из-за него, конечно? А потом она пожелала ему доброй ночи. Она всегда уходила до того, как он успевал на нее наглядеться. Он раскрыл рот, желая рассказать ей все, что чувствовал, но нет — это нужно было сделать безукоризненно, не в спешке.
— Скажи мне одну вещь, — умоляющим тоном произнес он, пытаясь выиграть время.
Она выпрямилась и улыбнулась. И провела пальцем по краю чаши, смазывая остатки ромовой запеканки.
— Мне не нравится мое имя.
— Почему?
Она церемонно зажестикулировала.
— Оно больше подходит для женщин с одной грудью. Ты же знаешь таких, Завьер: колени сдвинуты, губы сложены куриной гузкой, а груди так туго перевязаны, что кажется, их не две, а одна.
Такой портрет вызвал у него решительный протест.
— Я не лес! — заявила она. — Знаешь, есть женщины, подобные лесу — полные разных секретов. Я не такая. Я цельная. И это, между прочим, хорошо. — Ее голос дрогнул.
— Анис…
— Завьер Редчуз… — Она наклонилась к нему, помахивая своими искрящимися пальцами, и похлопала его по руке. — Думаю, нам нужно лечь в постель.
Он решил, что сейчас грохнется в обморок. Она улыбнулась. Ему сдавило грудь. Он подался к ней, чтобы обхватить руками ее милое лицо и поцеловать, но она уже выпрямилась во весь рост, потянулась, зевнула и похлопала его по плечу, и в это мгновение он, наэлектризованный мгновенным возбуждением и устыдившись своих мыслей, осознал, что этим жестом она не приглашала его, а
