Один день ясного неба - Леони Росс
Он попросил оставить его на кухне в одиночестве; она ушла, а он оглядел огромный зев печи и заменил хозяйкины ножи своими, привычными. До него доносилось жужжание длиннохвостых колибри под окном и шорох персиковых деревьев на ветру. И, услышав, как кто-то громко произнес: «Мне так жаль!», поднял взгляд с тем ленивым интересом, с каким обращаешь внимание на громкий незнакомый голос.
Она была бритая налысо, и это ей невероятно шло. Так легче было оценить ее загадочные глаза. Что они скрывали? Вежливое любопытство? Веселое недоумение? Он ощутил на душе невероятную легкость и сглотнул ее, чтобы она наполнила его тело. Она стояла и смотрела: ни признаков явного внимания или интереса, ни даже намека на улыбку. Браслеты на ее сильных руках зашуршали и зазвенели. Он не раз слышал, как мужчины говорили, что они, мол, всегда точно знали, когда им встречалась будущая жена, но у него это суеверие всегда вызывало насмешку.
— Ты отвлекаешь нашего почетного гостя? — Хозяйка вернулась на кухню.
— Нет, — ответила женщина с браслетами. — Я его не отвлекаю.
Завьер отвернулся, чтобы успокоиться. Мельком снова взглянул на нее. Да, такая же неотразимая, как и секунду назад. Голова покрыта темной мшистой порослью, как живот у котенка. Хозяйка увела ее прочь — так уносят корзину с бельем. У него упало сердце. А через несколько минут его пригласили на обшитый пурпурной тканью подиум выступить с речью перед любителями-кулинарами и местным начальством. Он решил до выступления не глотать мотыльков. Иногда нужно было твердо помнить, кто он такой. Но при виде ее ему нестерпимо захотелось оказаться у себя в комнате и залезть рукой в заветный мешочек. Без мотылька он то и дело запинался, не в состоянии закончить фразу, и совсем утратил чувство юмора.
Она стояла с серьезным видом и внимательно слушала. Он едва осознавал, о чем говорит. Ему пришлось вцепиться в перильца дурацкого подиума. Он с трудом продрался сквозь лабиринт слов к вопросам и лицемерным благодарностям аудитории. Женщина с красивыми глазами не задала ни одного вопроса; и он подумал, что лекция ее разочаровала. Он поблагодарил всех и по своему обыкновению посоветовал начинать стряпать пораньше и заготовить побольше репчатого лука. Его ремарка вызвала взрыв смеха, слушатели вышли и растворились в сгустившихся теплых сумерках, кто-то отправился домой, кто-то пошел ловить пьяных бабочек и выпить в саду холодного лимонада. Женщина исчезла. Мысль, что она могла быть женой местного чиновника или толстосума, причиняла ему физическую боль.
Да нет. Вот же она: стоит задумчиво у входа во двор.
Может быть, она… его ждет?
От волнения свело желудок.
Обернувшись, она посмотрела на него в упор.
Дотронься до меня, подумал он. И ни о чем другом не мог думать, кроме «люби меня», — и еще вот о чем: ну почему я не подготовился получше к такому моменту? Смотри: у меня были годы и годы жизни, чтобы подготовиться к твоему появлению, и на что я их извел? Впустую потратил на других женщин, на мечты о других, — и вот ты здесь, а я не оказался готов. Ему захотелось сесть рядом с ней, чтобы она рассказала все-все, что было в ее жизни до их встречи.
Он поздоровался. Она сказала, что ее зовут Анис Латибодар. И он пошел с ней и несколькими слушателями к столику в персиковом саду, глядя, как она шагает по высокой траве. У нее была удивительно красивая задница, он таких раньше не видел. Она была умна, обо всем имела собственное мнение и начинала фразы с вводных оборотов вроде «а как насчет», или «вам не кажется», или «вам это понравится», словно все собеседники ходили у нее в закадычных друзьях. Он был несказанно благодарен ей за то, что она поделилась с ним своими соображениями, и готов был стереть из памяти все, что когда-то знал, лишь для того, чтобы как можно внимательнее изучить ее взгляды. В течение первого часа беседы он старался не дотрагиваться до нее и не пасть перед ней на колени, кое-как пытаясь подключить к их разговору других женщин, чьих имен он не расслышал. Ему хотелось уложить Анис в постель, но в то же время ничего с ней не делать — просто смотреть на ее лицо. Ее смех по непонятной причине его возбуждал: наверное, оттого, что как будто смеялись сразу трое. Это было одновременно хихиканье, фырканье и ржание.
Ее взгляд был открытый, пристальный, честный.
Потом пришла хозяйка и, уводя женщин на задний двор, где стояла кухонная утварь, сказала громко: «Вы уже утомили радетеля болтовней, пойдемте!» — и Анис уставилась на него удивленно, словно забыла, кто он такой, или просто не вполне осознавала важность его статуса.
Он смотрел им вслед, откинувшись на спинку стула, в изумлении от мысли, что никогда не верил в любовь.
* * *
На следующий день он встал пораньше, проглотил жменю мотыльков и направился на кухню, ощущая, как поют ладони. Меньше чем через час дом стали наполнять ароматы специй. Тушились овощи для супа, с ложек капал свежий бульон, липкие кусочки имбиря соскальзывали с его ладоней в тесто для пирога. Еда сияла, шкварчала, переливалась разноцветьем. Дегустационные тарелочки с небольшими ломтиками влажного пудинга, украшенные завитушками сахарной глазури. Бархатисто-зеленые хрустящие листья салата; кроваво-красные тушки хутий, вымытые и порезанные на куски; кулинарные композиции, выстроившиеся на рабочем столе. Отмеряя на весах порции трав, сливочного и растительного масла и муки для каждого сегодняшнего слушателя, он тихонько напевал себе под нос, потом скрутил в рулетики розовые и пурпурные вареные сладости и приготовил жаренные во фритюре дольки хурмы, карамельные нитки и напитки, загущенные мякотью авокадо, толченым сорго и сиропом из сахарного тростника. Сегодня ему хотелось устроить для нее шоу.
И когда слушатели его курса, робея, вошли в кухню, он с удовольствием отметил, что Анис захлопала в ладоши.
— Пробуйте все, что есть! — пригласил он.
Он был потрясен, узнав, что она совершенно не умеет готовить. Это было не просто неумение от отсутствия опыта, у нее на самом деле отсутствовали способности к приготовлению пищи. Она не могла отличить по запаху красный перец от черного, виновато хихикала, порезавшись при попытке нашинковать корнеплоды, сожгла сковороду и ошпарила соседку — и все это в первые десять минут
