Оскверненные - Ярослав Толстов
К вечеру с трупом было покончено и я, в лучах заходящего солнца, возвращался в Мертвый дом. По-прежнему стояла жара. Воздух был тяжелый, как будто осязаемый и насыщен влагой. Словно так и стремился прилепиться к твоей коже.
Мне требовалось перевести дух, прежде чем снова окунуться в кошмарную реальность и я остановился у бордюра, обратив внимание на дом по соседству, очень похожий на тот, в котором обитал я (на улице Мрака они все выглядят одинаковыми: древними, унылыми и заброшенными, как будто ты уже пересек границу между нашим миром и миром мертвых и гуляешь по его тихим, но вечно неспокойным владениям). Дом пустовал, однако однажды я видел, как некто выбирался из него среди ночи и направлялся в верхнюю часть города. И периодически в окне второго этажа загорается свет, как будто кто-то устроил там наблюдательный пункт. Что если Мусорщик следит оттуда за мной? Мне кажется, он повсюду. Из-за его появления у меня уже обострились галлюцинации. К тому же, я давно уже никого не убивал, а без убийств я становлюсь только слабее, энергия во мне угасает (ее сжирает Тайлер). Уже который день не проходит ощущение, словно дьяволы устроили в голове дикий шабаш. Сосущая пустота под черепом и ноющая боль в груди, от которой не избавиться. Швы на ранах по воле сезона смерти обречены вновь раскрыться. Раны будут кровоточить сильнее прежнего. Подобно гулкому осеннему крику, из сакрального тайника возвращаются воспоминания, просачиваясь сквозь невидимый барьер, как песок сквозь пальцы.
Воронова осень – время смерти, время тоски, разочарования, время траура, ибо все медленно увядает. Небо потускнело, как будто от страшного горя и покрылось серыми пятнами, готовясь излить на землю дожди. Желтые листья все до единого опали с деревьев и постепенно засохли. Рассыпались в прах, который, подхватывая, с тоскливым воем и свистом унес жнец-ветер в долину шепчущих теней. Птицы уже не поют так сладко и весело, как прежде, словно предчувствуя надвигающуюся тьму, безнадежность; они улетают вместе с ветром, оставляя застывшую, словно камень, тягучую реальность позади. И все, что теперь можно услышать, разглядывая, как неотвратимо блекнут краски, словно на холсте разочарованного жизнью художника, а мир тлеет на глазах, погружаясь в глубокую дрему, из которой, кажется, он уже не выйдет – все, что можно услышать в этом одиноком месте это призрачные отзвуки мрачного оркестра эоловых лир, арф и кифар, как будто играющих на невидимых золотых струнах. Они словно оплакивают кого-то… Со временем мир переродится заново. Все снова зацветет, распустится и задышит. Жизнь вернется и любовь воскреснет. Возможен ли для меня такой исход? Призраки явились сегодня, чтобы показать что-то…
«Нет! Нет!»
Я встряхнул головой, стараясь избавиться, как от наваждения, от острых осколков прошлого. Но оглядываясь по сторонам, натыкался на них – в сияющем звездами небе, в клонившихся от ветра деревьях, безмолвно тянувших свои голые ветви, словно два любовника, страстно желающих слиться в объятиях друг друга, в шуршащей листве, в запахе холодного свежего воздуха – все служило напоминанием. От бессилия я схватился за голову, резко развернулся и перед лицом предстал ветхий фасад черного двухэтажного здания с мансардой, от которого тянулась бетонная, покрытая трещинами, дорожка. На мгновение я впал в ступор… В окнах не горел свет. В некоторых местах отвалились ставни. И вообще, складывалось ощущение, что он давно заброшен. Дом безмолвствовал… Вероятно никакой вечеринки не будет. Напрасно я пришел сюда и надеялся воплотить задуманные мечты в реальность. Ребята передумали приходить. Испугались. Однако мне следовало проверить, быть может они там сидят сейчас, пьют газировку да рассказывают всякие небылицы.
Я тяжело вздохнул, вытирая тыльной стороной ладони потный лоб, выпрямился и направился к Мертвому дому. Взбежал по шатким ступеням террасы, протягивая руку, чтобы открыть дверь, как вдруг… чьи-то холодные, как у мертвеца, пальцы легли мне на плечи, сомкнулись на шее и я вздрогнул, обернувшись…
– Ники? – выдохнул я, в полном замешательстве вытаращившись на покойного друга. Он стоял передо мной точно также, как в тот вечер. Совсем, как живой. В красивом серебристом костюме, переливающимся в лунном свете, он очень был похож на привидение графа какого-нибудь старинного замка. Не хватало разве что цепей.
– Ты чего, Дилан, – спокойно сказал он, – испугался, что ли?
– Н-н-нет, – заикаясь ответил я и тут же прикрыл рот.
Он задорно рассмеялся.
– Идем, а то все пропустим! Давай! Оно вот-вот начнется!
Ники ворвался в дом и из глубины коридора помахал мне рукой.
– Скорее! – прозвучало как эхо.
Я тяжело сглотнул застрявший комок в горле и вошел внутрь. Остановился в прихожей. Здесь царила ледяная атмосфера. Дверь внезапно за моей спиной хлопнула, отчего я встрепенулся. Обхватил себя за плечи и двинулся по неприветливому, темному коридору. В висках гулко стучала кровь. Издали доносилась негромкая музыка. Чей-то звонкий, переливчатый смех, звучащий, как колокольчик, летал в воздухе. Огни от свеч отбрасывали длинные зловещие тени, которые ползали по «черно-белым лилиям» и прыгали по потолку, словно разбушевавшиеся бешеные обезьяны, только что выбравшиеся из клеток. В их откровенно порочных движениях угадывалась полная покорность пред неведомой, но невероятно могущественной злой силой.
Я прошел мимо двух комнат и попал в сумрачную гостиную, где на столике, каминной полке и шкафах стояли свечи; их огонь подобострастно трепетал, как будто подпитывался обволакивающей его тьмой. Наполнял комнату тусклым отталкивающим светом. Создавалось ощущение, словно все здесь присутствующие собрались на каком-то мерзостном церемониальном собрании.
Ники сидел в кресле, Аманда и Питер стояли у камина, разговаривали. Уэс задумчиво держался чуть в сторонке. Но с моим появлением все они разом повернули головы в мою сторону, как будто я был виновником торжества. Музыка смолкла, и комната утонула в беспощадной, наполненной тревогой, тишине. Было слышно лишь стук ботинок о деревянные доски: я шагнул в сторону столика с едой и опустил глаза, делая вид, что не замечаю навязчивые взгляды. В бумажном стаканчике с каким-то красным напитком что-то плавало; на серебряном блюде лежала гора стейков, открытая коробка с не дожеванной пиццей. Они продолжали на меня пялиться. Уэс напряжено сжал кулаки, словно готовился поколотить кого-то.
– Помоги нам, Дилан… – в оглушительном безмолвие, как хлесткий удар хлыста, прозвучал голос Ники. Я бросил на него взгляд, но больше он не проронил слова. Они снова занимались своими делами: Аманда и Корман о чем-то увлечено болтали (Питер не упускал случая дотронуться до ее руки), Уэс по-прежнему смотрел на меня, не сводя свирепого взгляда. Внезапно их лица вдруг принялись плавиться,
