Анастасия Вербицкая - Иго любви
Ей страшно сознаться себе, что она его презирает. Но и презирая его, она не может остаться равнодушной к его страсти.
Долги растут. Все кредиторы кинулись к ней. На всех бланках ее имя. Она переписывает векселя. Она просит об отсрочке. Забота набросила густой, серый покров на ее жизнь. И опять… опять, как в былые дни, когда Хованский терзал ее душу, она стремится на сцену: к вымыслу, к творчеству…
Но ни разу не останавливается она на мысли бросить мужа, потребовать развод, начать новую жизнь. «Что Бог соединил, того люди разлучить не могут, — говорит она себе. — Я сама взвалила себе на плечи этот крест. Сама выбрала свою долю. И буду нести ее до конца…»
Иногда она плачет, сидя над спящей Верочкой. Ей хотелось создать своей девочке счастливую, мирную долю средней женщины. Она мечтала скопить ей приданое, Выдать ее замуж, возродиться душой в счастье дочери, нянчить внучат, уехать на покой… Да, она любит сцену.
Но для Веры она не хотела бы этой тревожной жизни, полной интриг, борьбы; страданий с возлюбленными, как Хованский; с мужьями, как Мосолов… Дедушка был прав, что это омут, где гибнет бесследно честь женщины. Она это видит каждый день кругом. И какая сила духа нужна, чтоб устоять среди соблазнов! Какой талант надо иметь, чтобы выбраться из омута, не торгуя собой!
Но если и дальше пойдет так, что сможет она сделать для дочери?.. Неужели и ей идти на сцену?
Чья-то рука легла на плечо.
— Наденька… сестрица, — слышит она ломающийся голос Васи. — Полно вам убиваться…
— Васенька!..
Бледный мальчик, с тесно сомкнутыми всегда губами, понимает без слов тоску сестры. Обхватив его шею руками, она рыдает… А он гладит ее голову и в эту минуту чувствует себя мужчиной, будущей опорой сестер. Это чувство сладко, и смягчается жесткий взгляд его светлых глаз.
Он уже зарабатывает хлеб, служит в магазине богатого купца, поклонника Нероновой, где она забирает на книгу шелк, бархат, полотно. Ему приятно видеть, с каким уважением и даже восторгом встречают ее служащие, как восхищенно оглядываются на нее покупатели. Ему приятно, что лучи ее славы падают и на него… Он аккуратен, толков, прекрасно знает счет, вежлив с публикой. Он знает, что выбьется в люди, и часто мечтает о том дне, когда возьмет к себе Настю и несчастную Надю с Верочкой. Пусть Саша тогда пьянствует и «крутит»… Бог с ним!..
Он многое знает, этот мальчик, о чем не ведает его обманутая сестра… Он все слышит. Все запоминает. Но он умеет молчать.
И он прав. Потому что есть что-то, чего не простит своему мужу Надежда Васильевна; что-то, от чего рухнут последние подгнившие подпорки ее семейного «счастья»…
Бенефис Мосолова проходит блестящий и шумный, как фейерверк. Неронова играет в эффектной драме Луиза де Линьероль. Потом идут Петербургские квартиры, ряд смешных сцен, дающих простор комическому дарованию бенефицианта. Как всегда, цена на партер и на ложи поднята вчетверо. Но цена на галерку для студентов и бедняков-евреев остается без изменения… Студенты обожают Мосолова, и он платит им тем же.
В первом ряду партера сидит Нахман в своем длинном сюртуке и черной шапочке на седых волосах. Он не пропускает ни одного первого представления с участием Нероновой. Он заплатил двадцать пять рублей за свое кресло.
Трогательно встречает город своих любимцев. Подарки делают обоим. Надежда Васильевна сияет. Долги наполовину можно считать уплаченными. Через три дня надо платить Нахману по векселю пятьсот рублей. Теперь деньги есть…
В уборной ей подают письмо.
Она вскрывает конверт. На колени ей падает разорванный вексель Мосолова с ее бланком.
На другой день она заезжает в ювелирный магазин, чтобы пожать руку Нахману.
— Мне хотелось, чтобы эту ночь вы спали спокойно, — говорит ей старик. — Думал поднести вам кольцо в шестьсот рублей… Но вы все равно вернули бы его нынче в магазин, а мой приказчик взял бы его обратно за полцены. Такое у нас уже правило. И зачем вам терять?
Они расстаются друзьями.
Через две недели предстоит бенефис Нероновой. Она ставит шекспировскую трагедию Ромео и Джульетта в переводе Каткова. Идут усиленные репетиции.
Странные слухи ходят по городу. Ехидный смех звучит за кулисами. Открыто связывают имя Мосолова с именем богатой и красивой купчихи. При появлении Нероновой смолкают, потом шепчутся, язвительно улыбаясь. Говорят прозрачными намеками. Как приятно всадить иглу в сердце этой гордячки и полюбоваться ее смущеньем! Пусть-ка поволнуется перед своим бенефисом!..
— Она — дура — воображает, что он никогда не изменял ей!.. — говорит Калитина, красивая grande coquette. — И какой принцессой себя держит!.. Конечно, он умен, за кулисами не заведет интрижки. А уж на стороне никому спуску не даст…
— Вы знакомы с Терещенко? — невинно спрашивает она Неронову на генеральной репетиции.
— Ах… это… первая киевская красавица?.. Нет… А что?
— Стран-но!..
Ее ужимка, злой блеск ее глаз договаривают остальное.
Нероновой обидно, что она не может совладать с собой и остаться бесстрастной.
— Что такое странно? — тревожно подхватывает Мосолов, неслышно подходя к группе товарищей.
— Ах… вот и вы!.. Я удивляюсь, что вы до сих пор не познакомили вашу жену с Терещенко? Ведь вы сами так часто с нею катаетесь…
Мосолов видит быстрый, жгучий взгляд жены. Он краснеет до корней волос. Надежда Васильевна молча отворачивается и идет на сцену.
Но удар попал в цель. Репетиция вся скомкана. У Нероновой сразу пропал голос. Глаза погасли. Калитина торжествует. Мосолов, как побитая собака, идет за женой.
Она его ни о чем не спрашивает, ни в чем не упрекает. Но ему страшно от ее молчания… Он предпочел бы слезы, истерику, скандал, даже побои… Все это он тысячу раз видел у других… Он оправдывается, клянет бабьи сплетни. Что из того, что он покатался раз-другой с Терещенко?.. Он у них бывает в доме, играет в карты. Его на руках там все носят… В бенефис за ложу заплатили двести рублей. Где найдешь таких друзей, как они?
«Отчего же ты так покраснел? Зачем ты нынче промолчал?..» — хочется ей крикнуть ему в лицо. Хочется молить его, чтобы он разрушил эти отвратительные подозрения, что выползли, как гады, из каких-то мрачных глубин, и обвились вокруг ее сердца. Ей так страстно хочется поверить…
Но она молчит. Она не в силах допрашивать. Страшная тяжесть легла на сердце. Одно она знает твердо сейчас: уходит не счастье ее — оно давно ушло, — а бледная тень ее прежнего счастья, за которую она судорожно цепляется в силу догмата, Из потребности покоя.
Собрав все свои силы, она едет в театр… Но ничто не манит… Ничто не радует. И сердце не бьется от страха перед новой ролью. В душе поднялись какие-то мутные волны, и даже солнце искусства бессильно отразиться в них, бессильно озарить их до дна.
Что случилось?.. Почему обман Хованского, это первое разочарование в любви, не носило в себе такой жгучей отравы?.. Не потому ли, что она никогда, ни одного мгновения не связывала с Хованским своей судьбы и всегда знала, что он — не пара ей, что он принадлежит другому миру и исчезнет из ее жизни так же внезапно, как появился?.. Не потому ли, что, не веря в любовь Хованского, она поверила в страсть Мосолова и доверчиво пошла с ним рука об руку — на всю жизнь?.. На всю жизнь!.. Любовник мог изменить ей. И с этим она заранее готова была мириться. Мосолов ей муж… И если этот слух оправдается…
Но горячий и трогательный прием публики смягчает ее сердце. Со второго акта только она овладевает ролью. Она хороша, она поэтична в Джульетте-девочке, еще не знающей страсти, когда с балкона она кидает в душную ночь свои наивные признания, подслушанные Ромео.
Как меняется зато она вся в знаменитой сцене на балконе, когда Ромео-любовник покидает ее спальню! В Джульетте проснулась женщина. Страсть южанки горит в ее глазах, дрожит в ее голосе. От нее веет обаянием женственности. И нет ни одного мужчины в зрительном зале, который в этот вечер не был бы влюблен в Неронову.
Надменное лицо Бибикова покраснело, и смягчилось выражение его глаз. Он перегнулся через барьер, и аплодирует бенефициантке, когда ей подносят от него роскошный чайный сервиз из массивного серебра. Единодушно рукоплещет публика, видя, что из оркестра подают лавровый венок от киевских студентов. Муж ходит около, смиренный, ласковый. Глядит в глаза, как провинившаяся собака. Но жена ни разу не улыбнулась ему. Инстинкт подсказывает ей, что, будь он прав перед нею, сплетня возмутила бы его, вызвала бы его протест.
Близится Пасха. Надежда Васильевна говеет с детьми. Много молится. Часто плачет в одиночестве.
Мосолов опять стал невидимкой. Живет дома, точно в гостинице. Не всегда обедает. Возвращается поздно…
— Дела, Наденька, — отвечает он на суровый взгляд жены. — Я антрепризой заняться хочу… В Одессу поедем на будущий год. Мне Востоков свое дело передает.
