Лепестки Белладонны - Джулия Вольмут
Таким образом она оправдывалась перед чувствами к Джеку Льюису, позволяя Виму изучать длинными пальцами ее тело. Закрыв глаза, чтобы не видеть даже силуэт, Мира сосредоточилась на прикосновениях. На ощущениях. На воспоминаниях. Она представляла Джека. Это было нелегко: плечи Вима вдвое у´же, чем у Льюиса, а длинные волосы, которые Мира в порыве страсти освободила, лезли ей в лицо.
Когда она расстегнула мужской ремень, признания Вима превратились в рычания и стоны. Мира, в плену фантазий о чужом муже, позволила раздеть ее, уложить на простыни и, раскидав исписанные листы, овладеть. Первые толчки принесли удовольствие, и Мира невольно распахнула глаза, вглядываясь во тьму.
– Нет, – прошептала, когда Вим собрался смять один из листов с песней. – Отдай.
Вим замешкался, тяжело дыша. Мира перехватила листок, сжала бумагу в кулаке и вновь прикрыла глаза, позволяя Виму двигаться в торопливом ритме. Он спешил, будто не веря удаче, а Мира впивалась ногтями в ладонь и рвала исписанную бумагу, постанывая от удовольствия и боли. Именно это она всегда испытывала с не-Джеком: физическое удовольствие и душевную боль.
Вим разбудил Миру, когда одевался: звенел его ремень, шуршала рубашка, скрежетала молния на брюках. Эльмира потянулась и открыла глаза. Солнце мягко светило сквозь занавески, наверняка на часах не больше семи утра. Ассистент замер и посмотрел на певицу глазами влюбленной лани. А взгляд Миры, скорее всего, напоминал скованное льдом озеро. Холодное. Безразличное. Вим опустил руки, не застегнув рубашку до конца, и улыбнулся – мягко, смущенно, обожествляюще.
Мира не испытывала стыда за то, что воспользовалась мужчиной, и все-таки внутри неприятно закололо. Совесть? Мира была напориста и бескомпромиссна. Она знала, что нравится Виму, поэтому он был не против. Но… Не надеется ли он, что их ночь что-то значит?
– Ты в порядке? – спросила Мира. Деловито. Для галочки.
Вим изменился в лице: черты будто стали острее, а темные волосы упали на щеки, оттеняя аристократическую бледность. Он дернул уголком губ:
– Вы думали о другом, фрау Кассиль.
– Не называй меня…
– Если вам разбили сердце, не значит, что следует так же поступать с другими. – Его голос звучал тихо и отстраненно. Вим вернулся к рубашке: застегивал пуговицы торопливо, но пальцы не слушались, то и дело соскальзывая. Вчера он ловко изучал тело Миры, а сегодня не мог справиться с повседневной задачей. Вим добавил: – Сегодня я уеду в Берлин.
Он закончил с рубашкой и стянул волосы в хвост. Его пальцы, продевая волосы через черную резинку, вновь напомнили Мире о том, как несколько часов назад эти пальцы изучали ее всю. Довели до оргазма. Не тронули душу. Мира вдруг разозлилась. Уезжает, и что? Она тоже уезжает – но завтра. И что ей делать? Умолять его остаться?
– Удачной поездки, – не зная, что еще сказать, пожелала она.
Вим скользнул взглядом ниже, с лица Эльмиры на шею и ключицы. Несмотря на простыню, Мире показалось, что она обнажена. Вим, простодушный мужчина, видел ее насквозь. Интересно, сколько ему лет? Она никогда не интересовалась. Наверное, около двадцати пяти.
Мира натянула простыню до подбородка и уставилась в потолок.
– Я увольняюсь. А вам следовало бы думать о чувствах других.
– О каких чувствах?! – выдавила смешок. – Мы переспали, и только!
Номер, обустроенный идеально, словно кукольный домик, стал декорациями дешевой пьесы. Мира хотела снять напряжение, а не слушать наставления влюбленного подчиненного. Она ощутила смертельную усталость, будто собственное притворство надавило каменной плитой. Вим прав, Мира ранит людей. И сейчас, когда она вновь перевела взгляд на ассистента, то увидела: Вим парализован ее словами.
Она не могла отступить. Не могла признаться в слабостях. Потому вместо извинений встала и грациозно откинула простыню. Сквозняк вызвал мурашки на голом теле. Мира усмехнулась, заметив: кадык Вима дернулся против воли обладателя, глаза возбужденно блеснули. Может, к черту разговоры? Соблазнить его еще раз? Заткнуть рот пылким поцелуем, а холодную, словно у врача, ладонь положить себе на грудь. Позволить сжать соски, простонать: «Ох, Вим…» Так бы Мира и сделала, не начни Вим изображать оскорбленного любовника.
Он вмиг стал убогим для нее. И прежде чем он успел что-то ответить, попросить прикрыться, первым сказать гадость, она выгнула спину, чтобы Вим разглядел изгибы ее тела во всей красе, и отчеканила:
– Увольняйся. Но запомни, ты получал деньги, выполняя мои прихоти. Не смей говорить о чувствах. Ты не имеешь на них права.
Вим громко выдохнул, словно не дышал несколько минут. Спина прямая, руки по швам. Алебастровая кожа побледнела, стала почти прозрачной, выцвела, будто фотография. Вим, прежде чем уйти, сказал:
– Кто бы он ни был, фрау Кассиль, вы его любви не заслуживаете.
Джек проснулся от звонка. Мобильный надрывался на тумбочке, вызывая у Льюиса желание кинуть телефоном в стену. Минута… две… на всю спальню по-прежнему звучала песня Pet Sematary – Ramones.
– Алло, – сонно пробормотал Джек, на ощупь ответив на звонок.
– Привет, привет! – Если Роберт Томпсон звонит с утра пораньше, у него либо отличные, либо ужасные новости. – Джек, я разговаривал с Франком Штольцем, менеджером Белладонны, и он предложил выгодное сотрудничество: роль в новом клипе!
– Ага, – зевнул Джек. – Поздравляю. Не знал, что ты стал актером…
– Актером будешь ты, дубина! Тебя приглашают сыграть боксера в клипе «Бандит». Мистер Штольц сказал: ты настолько полюбился фанатам Белладонны, что они видят в этой роли только тебя! Ну же, соглашайся, гонорар весомый. – Роберт назвал сумму, и Джек мигом проснулся.
Удивление быстро сменилось скукой. Деньги не были для Джека приоритетом, в отличие от душевного спокойствия. Участвовать в клипе Белладонны? Мелькать на страницах желтой прессы?
– …съемки пройдут в Дрездене в первой половине декабря.
Если до этой минуты у Джека были сомнения, то после информации о том, что ему придется уехать из США, Льюис твердо ответил:
– Нет, меня это не интересует.
– Но… хотя бы подумай! – Роберт умолял. – Шикарное предложение! Столько денег за маленькую роль!
«А тебе – хороший процент», – хмыкнул Джек и вынес вердикт:
– Ну уж нет, пока!
Он принял душ и отправился на кухню. Дома тихо – дети на занятиях, а Элизабет, вероятно, уехала по делам. Джек привык не видеть Лиз утром из-за «переговоров с акционерами», поэтому удивился, заметив ее у кухонной столешницы. Миссис Льюис что-то печатала в телефоне, прикусив губу. Светлые пряди упали на глаза, но, хмурясь, Лиззи не заметила этого.
– Ты представляешь?! –
