Натиг Расул-заде - Среди призраков
— Иди, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно больше нежности. — Иди, а то дома отшлепают.
— В угол поставят, — прибавила она, поцеловала его, и он постоял в ее подъезде, пока не услышал, как захлопнулась дверь наверху, на третьем этаже.
Возвращаясь домой, он пошел через приморский бульвар, хотя для этого Закиру понадобилось сделать большой крюк. Очень хотелось именно сейчас, в таком угнетенном состоянии выйти из городских улочек на простор бульвара, увидеть море. Бульвар был покрыт ровным тонким слоем снега, который, судя по погоде, к завтрашнему дню должен был растаять и, как обычно в Баку бывает, превратиться в слякоть и грязь. От черной воды под нижним ярусом приморского парка шел запах нефти. Уже давно стемнело, и на бульваре, на высоких, изогнутых столбах горели фонари, бросая на снег желтые пятна в форме огромных капель. Снег нетронутый, невесомый искрился под светом фонаря, возле которого стоял Закир. Снег под желтой каплей фонаря был невыносимо заманчивым, притягательным, хотелось повалиться на него. Закир оглянулся — прохожих почти не было, но рядом в ресторане сидели люди, впрочем, они не могли увидеть из ярко освещенного ресторана-стекляшки того, что происходит вне его стен, на бульваре. Подождав, пока прошли вдруг откуда-то появившиеся старик с собакой, не спеша прогуливавшиеся по аллее парка, Закир пригнулся и упал боком на снег, повернулся на спину, глубоко вдохнул морозный воздух и, засунув руки глубоко в карманы, стал рассматривать звездное небо над собой… Мысли его были путаны, сбивчивы, он не хотел останавливаться на какой-нибудь из них, еще не полностью прошло подавленное состояние, но крупные звезды, примерзшие к черноте неба, понемногу умиротворяюще действовали на него, рассеивая хандру; так он лежал некоторое время, ни о чем конкретном не думая, с мыслями, похожими на стремительно пробегавших солнечных зайчиков по стенам пустой, прохладной комнаты. Он уже собирался вставать, когда над ним чей-то низкий голос наигранно-участливо произнес:
— Простудишься, Закир.
И тут же послышался другой голос, на более высоких нотах, чуть, казалось бы, взволнованный.
— Подумать только — сын такого отца и валяется на улице! — проговорил этот голос.
Закир повернул голову и глянул на троих — парней, чуть склонившихся к нему.
— Это он загорает, — сострил третий и приглушенно засмеялся. — Хе-хе-хе…
Закир сразу узнал Акифа, которого все привыкли называть по кличке Чинар из-за его длинного роста. Двух других ребят, стоявших рядом с Чинаром, он не знал.
— Вставай, Закир, — бесцветным голосом произнес Чинар.
Закир продолжал лежать, будто не к нему относились слова.
— Вставай, Закир, — повторил Чинар. — Поговорить надо.
— Чинар, дай-ка я его… — засопел один из приятелей Чинара.
— Не надо, — остановил тот своего товарища. — Он парень смышленый, знает что к чему, сам сейчас встанет… Вставай, Закир, слышишь, — прибавил он требовательно.
В это время из ресторана, громко разговаривая, вышли двое мужчин с двумя женщинами, и так как лежавший под светом фонаря Закир и Чинар с товарищами, стоящие над ним, сразу привлекали внимание, то женщины, заметив всю эту группу, тут же разом завизжали:
— Убили!
— Человека убили!..
И бросились обратно в ресторан. Мужчины в растерянности топтались на месте, не зная, что предпринять: зайти обратно в ресторан — смешно и глупо, подойти к этим типам — страшновато; и потому они мялись и топтались на одном месте. И, конечно, пока они топтались, Чинара с товарищами как ветром сдуло, тем более что из ресторана выходила толпа человек в двадцать мужчин во главе с каким-то опухшим, пузатым, слишком уж не милицейского вида милиционером обычным ресторанным приживальщиком.
Они окружили Закира, который уже поднялся и отряхивал снег с пальто.
— В чем дело? — зло спросил милиционер. Он, видимо, уже заранее был зол на Закира только за то, что тот оторвал его от теплого угла в ресторане, потревожил и испортил аппетит, с которым он в третий раз за вечер собирался поужинать.
— Он лежал… Он лежал!.. — затараторили обе женщины, выходившие из ресторана. — Он лежал, а они стояли… Вот! Стояли над ним.
— Почему ты лежал? Они ударили тебя? Кто они такие? Твои дружки? — забросал милиционер Закира вопросами.
— Нет, — сказал Закир.
— Что — нет? Не дружки, что ли? — спросил милиционер.
— Все нет, — ответил Закир. — И не дружки, и не ударили.
— Толкнули? — спросил кто-то из толпы.
— Может, ему плохо стало? — предположил кто-то.
— Нет, — сказал Закир.
— А что же? — спросил милиционер.
— Да ничего… Сам лег, — признался Закир. В толпе рассмеялись. Некоторые осуждающе качали головами.
— Столько людей потревожил своей глупой шуткой, — с досадой произнесли из толпы. — Хулиган!
Тут пузатый милиционер вспомнил, что в первую очередь этот парень своей глупой шуткой потревожил его, предвкушавшего, как всегда, дармовой ужин, и взвился, решив наказать сопляка.
— Ну-ка! — взбодрился он. — Пойдем со мной! В милиции покажут, как "сам лег"… Товарищи, расходитесь! — обратился он к толпе командным голосом, так, будто толпа была собрана по его велению, и теперь он их распускал.
Милиционер, крепко схватив, вывернул руку Закиру, чтобы он не мог убежать, и повел по темной аллее бульвара, очевидно, к отделению милиции. Их провожал одобрительный гул расходящейся толпы.
— Вроде нормальный парнишка, — вдруг заговорил по дороге милиционер, — вот пальто на тебе такое модное, дорогое… Одет с иголочки… Наверно, из хорошей семьи, из обеспеченной, а?..
— Не жалуюсь, — с виду равнодушно, но внутренне насторожившись, ответил уклончиво Закир. — А что?
— А то, что если ты из хорошей, обеспеченной семьи, то и вести себя надо нормально, не огорчать родителей, понял? — назидательно произнес милиционер, стараясь подпустить в голос неподобающую ему по возрасту относительно Закира отеческую тревогу. — А ты что делаешь? Ты думаешь, обрадуется твой отец, когда мы его вызовем в милицию, что сын его на улице творит черт знает что?
— А что я такого натворил? — спросил, стараясь подавить поднимающееся в душе волнение, Закир. — Ведете в милицию, а не говорите, в чем моя вина. Я же должен знать, а то так, знаете, тридцать седьмым годом попахивает… Это только тогда брали людей, не объясняя причины ареста…
— О! Ты, оказывается, какой шустрый! — сказал милиционер. — Ничего, в милиции тебе все растолкуют. Вызовут отца, обрадуют. А отец твой кто?
— Как то есть кто? — притворился непонимающим Закир. — Человек.
— Понимаю, что человек. А кто, чем занимается, где работает?
— А-а… Вот вы что имеете в виду, — Закир решил немного разыграть этого хитрого дурака милиционера, каковым он ему показался сразу, решил сыграть перед ним простачка, позабавиться, пока они не оказались в отделении, и он сказал первое, что пришло в голову: — Отец у меня цеховщик, начальник цеха… Левую продукцию изготовляет…
— Понятно, — сказал милиционер, и глаза его холодно блеснули, когда он с ног до головы изучающе оглядел Закира.
Они прошли еще несколько шагов, и милиционер остановил Закира, не ослабляя своей мертвой хватки, которой вцепился парню в руку, даже наоборот, усилив ее, он внятно произнес:
— Вот эту штуку, — сказал милиционер, не сводя взгляда с Закира, полез в карман и достал, сунул Закиру под нос завернутый в клочок газеты темно-серый пластилинообразный орешек, что Закир сразу распознал. — Вот эту штуку, — повторил, стараясь придать своему голосу больше весомости, милиционер, — я нашел в твоем кармане. Ты знаешь, что это такое?
Закир молча покачал головой.
— Тогда я тебе скажу — это анаша. Наркотик, правда, не очень сильный, но вполне такой, чтобы мальчишки вроде тебя могли пристраститься к нему и потом долго считались бы наркоманами и стояли бы у нас на учете, пока их не поймают с поличным. Что я и сделал в данном случае.
Закир до сих пор только слышал о подобных проделках отдельных блюстителей порядка, а теперь вот довелось самому столкнуться с аналогичным случаем. Надо было что-то отвечать, они по-прежнему стояли посреди темной безлюдной аллеи бульвара, милиционер по-прежнему не ослаблял своей бульдожьей хватки, вцепившись в руку Закира, выжидая, как на это среагирует Закир.
— И что же вы предлагаете? — спросил после паузы Закир.
— Что я могу предложить? — живо отозвался милиционер. — Сам подумай. Все-таки дело нешуточное… Кажется, по этой статье имеешь от трех до пяти лет… Так что подумай. Я почему тебе это здесь говорю — когда прибудем в отделение, этот кусочек, — милиционер кивнул на комок у себя в руке, обойдется твоему отцу гораздо дороже. Так что мозгуй здесь, на свежем воздухе…
