Чингиз Гусейнов - Магомед, Мамед, Мамиш
Но пусть они дерутся, а я расскажу вам... О ком? О Хус-нийэ-ханум, конечно.
Когда Гая с товарищами поднимался по лестнице, сна-чала не разглядела, кто идет, очки надела. Это же друзья Мамиша!
И, учуяв, поняла, что драка будет, потому что Мамиш лежит со связанными руками и ногами, а Гейбат не лю-бит, когда кто-нибудь в его дела нос сует, палки ему в колеса вставляет.
И, как только до ее слуха донеслись ругань и удары ку-лаков, а может быть, и чуть раньше, она подняла крик, хотя никто ее услышать не мог, и тотчас позвонила в милицию: "Спасайте!- Вот еще, не узнали ее.- Как кто?! Это Хуснийэ-ханум! Да, да! Бахтиярова! Немед-ленно выезжайте!" А чего выезжать, когда рядом? Ее первейший долг - сигнализировать: "Кровь, понимае-те, кровь льется!" И вскоре прибыли три милиционера, подоспели причем в тот момент, когда Ага на полу сидит, у Гейбата шишка над глазом, Гая в разорванной рубаш-ке, у Сергея и Селима лица в царапинах - комната не очень большая, даже если только размахивать руками, непременно попадешь. Лишь Расим и Арам выглядели более или менее нормально, хотя глаза Расима излу-чали недоумение, но это всегдашнее их выражение, а Арам побелел, как полотно. На кровати Мамиш, руки и ноги связаны, и это на пользу им, друзьям Мамиша: пусть видят!
Хуснийэ-ханум как взорвалась!.. И не нашлось никого, чтоб перекричать ее. И так набросилась, на кого бы вы думали - на Гейбата и Агу!..
- Какой позор! Кто дал вам право бесчинствовать? Варварство! Бескультурье! Как можно измываться над родным племянником?! Дикость какая! Произвол! Мамиш так и лежал с открытым ртом - то ли думал, что кляп еще не вынули, то ли от удивления разинул.
- Вы ответите за это беззаконие!..
Хуснийэ-ханум распалялась, подогревала себя, и гнев ее - хотите, верьте, хотите, нет - был естественным, и возмущение, с места не сойти, искренним. Недобрым словом и Хасая вскользь помянула, а потом дошла оче-редь и до "шайки Мамиша".
- Хулиганы! Стыд какой! Вместо того чтобы обра-зумить и усовестить, вы, молодые ребята, деретесь с ин-валидами войны! У Гейбата нет ноги, Ага весь в следах от пуль! Вас пятеро, а их двое!
Никого не пощадила, всем грозила расправой по закону, хотя Мамиш тут ни при чем, его-то за что? Говорила и развязывала петли на руках и ногах, даже потерла их, чтоб следы разгладить.
Много разговоров вызвало на улице странное шест-вие - колонна людей, занявшая все неширокое про-странство от тротуара до тротуара, причем людей из-битых, с синяками-шишками и кровавыми подтеками на лицах. Впереди милиционер с Хуснийэ-ханум, сле-дом Расим и Арам, за ними дяди, еще милиционер, и после Гая, Мамиша и толпы ротозеев замыкающий милиционер. Неясно, кто бил, а кто бит; и не только глазеющие не могли это определить над этим лома-ли головы и в отделении милиции, составляя про-токол:
"В четверг, 29 июня с. г. по неотложному сигналу, теле-фонному звонку, общественницы нашего района Хус-нийэ-ханум Бахтияровой оперативная группа сержанта милиции Агаева, милиционеров Бабаева и Вагабова (А, Б, В...) в 11 ч. 30 м. срочно направилась в дом 59/15 по улице..."
И в это время в милицию нагрянул Хасай. Когда Хуснийэ-ханум сообщила в милицию о драке, она позвонила тут же Хасаю на работу, пожалев при этом, что у нее нет прямой телесвязи с ним или хотя бы на-строенных на одну волну с ним карманных приемни-ков. Хасая на месте не оказалось; позвонила в микро-район, но трубку подняла - да провалиться ей в преис-поднюю - Рена! По пути в милицию Хуснийэ-ханум попросила соседского парня немедленно разыскать Ха-сая и сообщить о случившемся. И деньги ему дала, чтоб машину взял и мчался к Хасаю на работу или домой, пусть предупредят его - станет она произносить вслух имя этой Рены,- пусть он скачет в милицию выручать братьев. Вот и нагрянул и тут же с ходу, будто догова-ривался с Хуснийэ, обрушился на них:
- Как вы смели?!
А потом на Мамиша глянул.
- Ты тоже хорош!
Парни подобрались, насторожились: что будет дальше,; Мамиш с трудом узнал дядю: за одни лишь сутки, про-шедшие после их разговора, во взгляде Хасая затаилась боль. Глаза усталые, и в них мука. Съедает и съедает себя. И лишь одна дума: Октай! "Что же ты, смерти моей хочешь?" Внутри Мамиша что-то дрогнуло. Весь мир подарил бы Хасай Мамишу, если бы тот сказал: "Все я выдумал, соврал, из-за Р это, я же, знаешь, ни-как не могу свыкнуться с мыслью, оттого и не же-нюсь!.." И сейчас еще не поздно раскаяться. И Ха-сай понял бы Мамиша, как не понять? Ведь увел из-под самого носа! Хотя и не хотел, видит бог! Она сама. Он наклонился к Мамишу, тесно здесь, а сказать надо так, чтоб никто не услышал, не понял:
- Скажи, что оговорился, растопчу обидчиков! Шепнул или нет, но Мамиш расслышал, и даже больше того, что он сказал. Но Мамиш, упрямец, молчит, а гла-за говорят: "Нет! Все правда!" Лицо Хасая сделалось серым.
- Тогда пеняй на себя! - И к заместителю началь-ника:- Вот что! Надо наказать всех! И на работу сооб-щить, чтоб меры приняли! Всех наказали чтоб! И бра-тьев моих, и этих молодцов, присвоивших себе звание образцовой бригады! Я сам тоже позвоню их начальни-ку! Распустились! Стыд и срам!
А что? Правильно говорит! До запятой все верно. Братья молчали: Хасаю виднее, как поступать и что говорить; раз решил, что надо всех наказать, так тому и быть. Допрос уперся в тупик. Хасай, которого заместитель на-чальника Гумматов (А, Б, В, Г".), конечно, знал хорошо, сказал свое слово и ушел; слово справедливое, но не протокольное; Хуснийэ-ханум толком ничего путного сообщить не могла и тоже покинула милицию вслед за Хасаем - не переносит запаха сургуча и свежей крас-ки, хотя ремонт здесь был весной; она свое дело сдела-ла, сообщила, предотвратила и ушла. С чего все нача-лось? Значит, так: Мамиш оттолкнул своего дядю Агу; нет, еще раньше племянник оскорбил старшего дядю. А за что и по какому праву? Ах, и вчера его били, Ма-миша!.. За что все-таки? А? Гая переглянулся с Расимом: вот тебе и поскользнулся! Гумматов держит перо, чернила высыхают, и бумаге не терпится. А Мамиш молчит.
- взяточник мой дядя!
- ай-ай-ай!.. такого человека!..
- бабник!
Смешок А, смех Б, хохот В. Ухмыльнулся и Гумматов.
- а доказательства есть?
Какие тут доказательства?
- разве не видите,- переминается Гейбат, а потом садится на скамейку, раз не догадыва-ются предложить ему сесть,- разве не види-те, что конь копытом по голове его стукнул?
- а вас не спрашивают,- это А.
- и садиться вам не положено,- это Б.
- не мешайте составлять протокол,- это В.
И А, и Б, и В заручились одобрительным кивком Гумматова, а он с таким запутанным делом встречается впервые; ясно, что и ребята эти отличные, работяги, по глазам видно, все как на подбор, как же друга своего не защитить? Мамиш молчит.
- Так за что же вас? - окунул еще раз перо в черни-ла, и Ага ему сует шариковую ручку; на ракету похожа; Ага без подарков не может, а Гумматов простой ручкой любит писать, макает и пишет. И Гая Мамишу:
- Говори, чего молчишь?
- Не бойся! - Сергей ему. Голос будто сверху, с вышки: "Эй, чего раззевался?!"
чего пристали?
И Арам:
- Что же ты?!
не твоего ума дело!
У Расима удивленные глаза.
- Не дрейфь!
катитесь вы все!..
- Ну вот что,- заговорил Гумматов.- Хасай Гюльбалаевич, в общем-то, прав! Двустороннее (чуть не ска-зал "воспаление"!) хулиганство! Кто кому и что ска-зал - разбирать нам некогда, у милиции есть дела пова-жнее! Это дяди, а это их племянник, пусть разбираются в своих семейных делах сами! Но драка!покачал голо-вой.- Но оскорбления!- еще раз покачал головой.- Этого, ясное дело, мы не позволим. Особенно теперь! Газеты читаете? (Все слушают, никто не отвечает.) То-то!
Не станет же Гумматов рассказывать им о недав-нем совещании в министерстве, где, кстати, его включили в группу по составлению резолюции и одна его фраза даже попала в газету. - Не позволим никому!
"Ай да Мамиш!- мигает Гейбат Are.- Ай да племян-ник!.." И Гюльбала будто смотрит на Мамиша: "Что же ты?"- И далекое-далекое:- "Чего же ты молчал, там бы и сказал!"
с бритвой осторожнее, не задень тела!
Одной рукой Гюльбала тянет шелковую рубашку, а другой держит бритву, разрезает полосками шелк. Ма-миш затаил дыхание.
осторожно бритвой води!
А Гюльбала не спешит, молча наблюдает за его движе-ниями Мамиш.
хватит, что ли? пока кровь не пролил!
Но Гюльбала повернул того к стенке и разрезает ру-башку со спины, с лопаток; лишь раз то ли вздрогнул тот, то ли мурашки по спине пошли.
задел, что ли, что за человек ты? оставь хоть спину!
И спина исполосована и шелковая рубашка полосками треплется на ветру, как ленты бескозырки. Гумматов молча закончил составление протокола, пре-рванное приходом Хасая:
"...Братья Ага и Гейбат Бахтияровы учинили противо-законную расправу над племянником, сыном своей се-стры Магомедом Байрамовым, а последний, в свою оче-редь, позвал на помощь дружков из бригады, которые, а именно: Дашдемир Гамбар-оглы, Арам Аллахвер-дян, Сергей Анисимов, Расим Гамзаев и Селим Ажда-ров, учинили недозволенный дебош, избили инвалидов войны, вышеупомянутых брйтьев Бахтияровых..." Ми-лиция просила, в частности, нефтепромысловое управле-ние "принять меры общественного воздействия на чле-нов бригады образцового труда вплоть до лише-ния их (хотел премии, да раздумал) в порядке на-казания этого высокого звания". Прочел, подумал и между "порядком" и "наказанием" вставил еще слово: "временного"; еще раз перечитал и остался доволен протоколом - и палочка, как говорится, цела, и шаш-лык не сгорел.
