Панас Мирный - Гулящая
- Не плачет она, не убивается?.. О-ох! - И старуха невольно всхлипнула.- Господи! хоть бы мне еще разок увидать ее, спросить - за что на нас напасть такая?
- За что напасть? Да разве она разбирает? Напасть, она не по лесу, по людям ходит,- утешает Панько.
- О-ох, правда твоя, голубчик. Сам бог милосердный послал, видно, тебя... Я уж думала - ничего про нее больше не услышу...
- Кланяется, кланяется... Говорила, чтоб не убивались...
- Да что же там такое? Не слыхал ли ты, добрый человек, хоть стороною, за что нас господь карает?
- Стороною?.. Разное говорят. Чего люди не наболтают.
- Ох, болтают, голубчик, болтают!.. Да разве нам от этого легче?
- Слыхал я,- начал Панько,- писарь станового рассказывал одному нашему человеку, будто кто-то видел, как Загнибеда жену душил. Его будто и в тюрьму уже посадили. Так он,- известно, каверзник, недаром в писарях служил,- начал крутить. "Я, говорит, ее не душил, а вот, может, кто другой. Работница, может, потому не стало тех денег, что я жене дал спрятать за день до ее смерти!.." Ну, понятное дело, бросились искать эти деньги...
- Да ведь Христя клялась, что он сам ей дал эти деньги,- перебила его Приська.
- Может, и сам; а теперь вишь, куда гнет!
- Боже, боже! - качаясь, заговорила Приська.- Ты все видишь, все знаешь... Что же ты не отзовешься, не сжалишься над нами, несчастными? - и Приська снова заголосила.
- Перестань, тетка, послушай лучше, что я тебе скажу. Будет тебе плакать да убиваться,- слезами горю не поможешь! Вставай-ка с пола, полезай на печь, ляг да лучше засни. Может, во сне осенит тебя господь, и ты узнаешь, как поступить, как повернуть все это дело.
И - что за диво! - Приська подумала-подумала, утерла слезы, поднялась и поковыляла к постели.
- Вот так оно лучше! - сказал Кирило не то Приське, не то сам себе, укладываясь на лавке.
- Ну, а мне куда же? Разве головой к порогу?.. А что ты думаешь? Очень даже хорошо! - сказал Панько и растянулся посреди хаты.
Все трое легли и примолкли, будто заснули. Только тяжелые вздохи Приськи время от времени давали знать, что она еще не спит. Но вот и Приська стала затихать: изредка только вздохнет, а там и совсем затихла.
- Заснула? - спросил Кирило, подняв голову.
- Наверно, что-то не слыхать.
- Ты таки утешил ее.
- Да уж наговорил...
- А в самом деле, ты не слыхал, что там за оказия? Неужто все это за смерть Загнибедихи? Я не верю, чтобы Христя пошла на такое дело.
- Да и я, знаешь, не верю. Только откуда взялись у нее эти проклятые деньги?! Ведь сколько! ни много ни мало - пятьдесят рублей,- ответил Панько.
- Так ведь он как будто дал. Сам дал...
- А кто его знает? Нас ведь там не было. Может, и сам дал... Только за что же такую прорву денег давать?
Кирило стал было возражать, но его прервал неистовый горький вопль. В удивлении взглянул он на Панька. Панько тоже поглядел на него и почесал в затылке. А Приська как заголосила, так не смолкла, уже до рассвета.
8
"Где смерть моя ходит? куда она делась?" - голосила Приська, моля бога о вечном покое. Теперь она уже во всем изверилась, все ей опостылело. Одна была у нее надежда, одна утеха, которая держала ее на свете, красила, горькую жизнь, и та ее обманула, такой беды натворила, такое бесчестье нанесла... Ее кровинушка, родная кровинушка пошла на такое дело... загубила чужую душу!.. И люди так говорят, и становой у нее про то допытывался, когда все перешвырял и перерыл в хате, чтобы найти какой-нибудь след. Хоть ничего, кроме этих проклятых денег, у нее не нашли, да ведь откуда эти деньги взялись? Верно, тут что-то да есть... Христя говорит: хозяин дал. Если б не запретили ей видеться с дочкой, уж она бы дозналась, что это за деньги, откуда она их взяла. Она бы дочке так в глаза посмотрела, в самую душу ей заглянула бы, в самое сердце... А то?..
Христю на другой день в город угнали, а с нее даже сняли надзор, потому что ничего не нашли такого, чтобы можно было сказать, что она причастна к этому делу, хоть Грицько и кричал: "Да и старуха не без греха! Верно, сама и подсунула зелья дочке, да, вишь, молчит, проклятая!"
Приська молчала, слова не проронила. Что ей сказать? Она и словам перестала уж верить; как и люди, они не приносили ей никакой отрады - одно только горе. Теперь одна у нее отрада - могила, одно желание - поскорей умереть...
- Боже! Где смерть моя ходит? Пошли ее поскорее! - поднимая руки, взывала она к богу и голосила не умолкая.
Прошло три дня. Три дня воплей и слез; три дня безутешного горя и великой скорби... Приська не пила, не ела, три дня свету белого не видела. Что было вчера, то и сегодня, то же и завтра: ни сна, ни отдыха - одни горькие слезы... Встанет солнце красное, и зайдет, и снова встанет,- а Приська ничего не замечает. Как взобралась на постель, послушавшись Панька, как скорчилась после его разговора с Кирилом,- так и не слезла, спины не расправила!.. От слез свет в глазах у нее померк, от воплей голос пропал, уши заложило... Ничего она не видит, не слышит; даже своих хриплых нечеловеческих рыданий не слышит. Совсем как в могиле, в глухой тесной яме. Только что сердце бьется да мысль, что жива она, сверлит еще голову... А зачем? Если б могла, своими руками задушила бы она это сердце, чтобы оно навеки затихло... А мысль? мысль?.. Не властна она над нею! Если бы нож такой острый, чтобы полоснул - и сразу конец... или дыму бы, страшного чаду, чтобы мысль сама в этом дыму задохнулась... Так нет же!.. Скрипит от ветра дуплистое дерево! Совсем, кажется, сгнило: сердцевина иструхлявела, один ствол пустой остался, а оно не валится - скрипит. Так и Приська скрипела. За три дня ее не узнать: глаза ввалились, покраснели, запухли; худые щеки - еще больше впали; лицо почернело; губы потрескались; нерасчесанные волосы, как кукурузная метелка, свалялись и пожелтели; вся она скрючилась, согнулась в дугу... Не человек, на голых досках лежит сама смерть пугает людей страшной своею личиной!
"Господи! что с нею сталось?" - подумала Одарка, придя через три дня проведать Приську. Она бы, может, и не пришла, да видела, что за три дня никто не показался около хаты Приськи, никто мимо не прошел, а дверь из сеней, как и в первый день, была отворена настежь... "Может, умерла Приська",- подумала Одарка и, дрожа от страха, пошла узнать.
- Тетенька! Вы еще живы тут? - тихо спросила Одарка, подойдя к Приське.
Оттого ли, что Приська целых три дня человеческой речи не слышала, оттого ли, что в голосе Одарки почудились ей нежность и ласка,- только Приська вздрогнула, словно обрадовалась, и раскрыла запухшие глаза. Она пыталась что-то сказать; шевелила губами, но, так ничего и не сказав, безнадежно махнула рукой.
- А я насилу выбралась к вам. Так некогда, так некогда! Карпо в поле, пока управишься по хозяйству, смотришь, пора обед ему нести...оправдывалась Одарка перед Приськой.
Приська молчала.
- Как же вас господь бог милует? - снова начала Одарка.- Что это за напасть такая на вас?
- Напасть? - глухо проговорила Приська.- Что это ты за слово сказала? Какая напасть? - И Приська безумным взглядом обвела хату.
Мороз пробежал у Одарки по спине от этого голоса и от этого взгляда... Подождав, пока Приська успокоится, она спросила:
- Тетенька! вы меня узнаете?
- Тебя? Как же мне тебя не узнать! - со страшной усмешкой ответила Приська.
- Кто ж я такая?
Приська снова про себя усмехнулась.
- Кто ты такая?..- прошептала старуха.- Человек! - с ударением произнесла она.
Одарка перекрестилась и со вздохом промолвила:
- Не узнает уже...
- А зачем ты пришла? - немного погодя спросила Приська.
- Как зачем? Проведать вас, узнать, как живете? Может, вам поесть сварить?
- Поесть?.. Живем? То-то и горе, что живем,- сказала она, и лицо у нее перекосилось, задрожало. Послышался стон, глухой, сдавленный хрип - и слезы полились из глаз старухи.
Глядя на мучения Приськи, сердце у Одарки эаныло, заболело.
- Тетенька! Да я же ваша соседка... Одарка,- не зная, что сказать, назвала себя Одарка, склоняясь над старухой. Та снова затихла, снова подняла на нее заплаканные глаза. Теперь они у нее были налиты кровью, а зрачки словно туман застлал и заслонил их страшный нестерпимый блеск.
- Я знаю, что ты Одарка,- успокоившись, сказала старуха.- По голосу узнаю... Спасибо, что не забыла.
- Может, вам, тетенька, чего-нибудь нужно? - спросила обрадованная Одарка.
- Чего же мне теперь нужно? Смерть мне нужна, так ты ведь ее не принесла и не принесешь.
- Бог с вами, тетенька! Что это вы заладили: смерть да смерть...
- Ну, а чего же мне нужно? Скажи - чего?
- Чего? Вы ели что-нибудь?
- Ела?.. Конечно, ела, ведь вот видишь, живу... Только в горле у меня что-то пересохло, губы запеклись...
- Что же вам - попить дать?
- Дай, пожалуйста.
Одарка бросилась к кадке, а от нее уже затхлостью пахнет. Она поскорее вылила воду из кружки и опрометью бросилась к себе во двор. Мигом принесла она целое ведро холодной воды из колодца и подала старухе полную кружку. Приська, пошатываясь, приподнялась и с жадностью припала к кружке, так и не отняв губ, пока не выпила всю воду до капли.
